все. Забери их бумаги и непременно мурасалу (письмо
владетельного князя). Ступай! Вот идет второй.
Ким полетел на гору. Револьверная пуля ударила по скале
рядом с ним, и он припал к земле, как куропатка.
-- Если вы будете стрелять,-- завопил Хари,-- они
спустятся сюда и уничтожат нас. Я спас джентльмена, сэр. Это
необычайно опасно.
-- Клянусь Юпитером!-- Ким напряженно думал
по-английски.-- Вот оно -- чертовски узкое место, но я думаю,
что это можно считать самообороной.-- Он нащупал у себя за
пазухой подарок Махбуба и нерешительно,-- ведь он ни разу не
пускал в ход маленького револьвера, если не считать нескольких
выстрелов, сделанных для практики в Биканирской пустыне,--
нажал курок.
-- Что я говорил, сэр!-- Бабу, казалось, заливался
слезами.-- Сойдите сюда и помогите его воскресить! Все мы
попали в беду, говорю вам.
Выстрелы прекратились. Послышались шаги спотыкающегося
человека, и, ругаясь, Ким в сумраке поспешно поднялся на гору,
как кошка... или туземец.
-- Они ранили тебя, чела?-- крикнул лама сверху.
-- Нет. А тебя?-- Ким юркнул в рощицу низкорослых пихт.
-- Я невредим. Уйдем отсюда. Мы пойдем с этими людьми в
Шемлегх под Снегами.
-- Но не раньше, чем восстановим справедливость,-- крикнул
чей-то голос.-- У меня ружья сахибов -- все четыре штуки.
Давайте сойдем вниз.
-- Он ударил святого человека, мы видели это. Скот наш
останется бесплодным, жены наши перестанут рожать! Снега
обвалятся на нас, когда мы пойдем домой... И это вдобавок ко
всем остальным бедам!..
Пихтовая рощица гудела от гвалта носильщиков, охваченных
паникой и в ужасе своем способных на все. Человек из Ао-Чанга
нетерпеливо постукивал по собачке ружья и уже собирался
спускаться с горы.
-- Подожди немножко, святой человек, они не могут далеко
уйти. Подожди, пока я не вернусь.
-- Потерпевший -- это я,-- сказал лама, прикладывая руку
ко лбу.
-- Именно поэтому,-- прозвучал ответ.
-- Но если потерпевший пренебрежет оскорблением, ваши руки
будут чисты. Больше того, послушанием вы приобретете заслугу.
-- Подожди, мы вместе пойдем в Шемлегх,-- настаивал тот.
На одно лишь мгновение, как раз на то время, которое требуется,
чтобы вложить патрон в магазин, лама заколебался. Потом он
встал на ноги и коснулся пальцем плеча собеседника.
-- Ты слышал? Я говорю, что убийство не должно
совершиться. Я, который был настоятелем Сач-Зена. Неужели ты
собираешься возродиться в виде крысы или змеи, хоронящейся под
навесом крыши, или червя в брюхе самого презренного животного?
Неужели ты этого хочешь?..
Человек из Ао-Чанга упал на колени, ибо голос ламы гремел
как тибетский ритуальный гонг.
-- Ай! Ай!-- закричал уроженец Спити.-- Не проклинай
нас... не проклинай его. Ведь это он от усердия, святой
человек! Положи ружье, дурак!
-- Гнев за гнев! Зло за зло! Убийства не будет. Пусть те,
что бьют духовных лиц, познают следствия своих поступков.
Справедливо и совершенно Колесо, и не отклоняется оно ни на
один волос! Они много раз будут перерождаться в терзаниях!--
Голова его упала на грудь и он всей тяжестью оперся на плечо
Кима.
-- Я близко подошел к великому злу, чела,-- зашептал он в
мертвой тишине, наступившей под соснами.-- У меня было
искушение выпустить эту пулю и, поистине, в Тибете их постигла
бы страшная и медленная смерть... Он ударил меня по лицу... по
плоти моей.-- Он опустился на землю, тяжело дыша, и Ким слышал,
как старое сердце его трепетало и замирало.
-- Неужели они его убили?-- проговорил человек из
Ао-Чин-га, в то время как прочие стояли, онемев. Ким в
смертельном страхе склонился над телом.
-- Нет,-- крикнул он страстно,-- это только приступ
слабости.-- Тут он вспомнил, что он белый человек и может
воспользоваться лагерным снаряжением белых людей.-- Откройте
килты! У сахибов, наверное, есть лекарства.
-- Охо! Это лекарство я знаю,-- сказал со смехом человек
из АоЧанга.-- Не мог я пять лет быть шикари Енклинга-сахиба и
не знать этого лекарства. Я тоже пробовал его. Вот!
Он вытащил из-за пазухи бутылку дешевого виски, которое
продается путешественникам в Лехе, и искусно влил несколько
капель в рот ламы.
-- Я сделал то же самое, когда Енклинг-сахиб вывихнул себе
ногу за Астором. Аха! Я уже заглянул в их корзины, но мы
справедливо все поделим в Шемлегхе. Дай ему еще немного! Это
хорошее лекарство. Пощупай! Теперь сердце бьется ровнее. Положи
ему голову пониже и слегка разотри лекарством грудь. Никогда бы
этого не случилось, если бы он спокойно подождал, пока я
рассчитаюсь с сахибами. Но, быть может, сахибы погонятся за
нами сюда? Тогда не грешно будет застрелить их из их же
собственных ружей, а?
-- Один уже поплатился, должно быть,-- сквозь зубы
произнес Ким.-- Я ударил его в пах, когда мы катились с горы.
Если б я только убил его!
-- Хорошо храбриться, если живешь не в Рампуре,-- сказал
один из тех, чья хижина стояла в нескольких милях от ветхого
дворца раджи.-- Если среди сахибов про нас пойдет дурная слава,
никто больше не будет нанимать нас в шикари.
-- О, но это не ангрези-сахибы, они не похожи на веселых
людей вроде Фостама-сахиба или Енклинга-сахиба, они чужеземцы,
они не могут говорить на ангрези, как сахибы.
Тут лама кашлянул и сел, ощупью отыскивая четки.
-- Убийства не будет,-- пробормотал он.-- Колесо
справедливо. Зло за зло...
-- Нет, святой человек. Мы все здесь.-- Человек из
Ао-Чанга робко погладил его ноги.-- Без твоего приказания не
убьют никого. Отдохни немного. Мы раскинем табор ненадолго, а
позже, когда взойдет месяц, пойдем в Шемлегх под Снегами.
-- После драки,-- сообщил как глубокую истину уроженец
Спити,-- лучше всего лечь спать.
-- Я, и правда, ощущаю головокружение и покалывание в
затылке. Дай я положу голову на твои колени, чела. Я старик, но
подвластен страстям... Мы должны думать о Причине Всего
Сущего...
-- Накрой его одеялом. Нам нельзя разводить костер, как бы
сахибы не увидели.
-- Лучше уйти в Шемлегх. Никто не погонится за нами до
Шемлегха,-- говорил возбужденный житель Рампура.
-- Я был шикари у Фостама-сахиба и шикари у
Енклинга-сахиба. Я и теперь служил бы Енклингу-сахибу, кабы не
этот проклятый бигар (повинность). Поставьте внизу двух человек
с ружьями, чтобы помешать сахибам наделать новых глупостей. Я
не покину святого человека.
Они сидели поодаль от ламы и, послушав некоторое время,
нет ли шума, стали передавать по кругу примитивную хукку,
резервуаром которой служила старая бутылка из под ваксы фирмы
Дей и Мартин. Она ходила по рукам, и горящий на ее горлышке
уголь освещал узкие мигающие глаза, китайские выдающиеся скулы
и бычьи шеи, исчезающие под темными складками грубой шерстяной
ткани на плечах. Кули были похожи на кобольдов из какого-то
волшебного родника -- горных гномов, собравшихся на совет. А
под шум их голосов снеговые потоки вокруг утихали один за
другим, по мере того, как ночной мороз сковывал их.
-- Как он восстал против нас!-- с восхищением сказал
уроженец Спити.--Помню одного старого горного козла в стороне
Ладакха (Дюпонсахиб промазал в него семь лет назад), так он
тоже стал вот так. Дюпон-сахиб был хороший шикари.
-- Но не такой, как Енклинг-сахиб.-- Человек из Ао-Чанга
потянул виски из бутылки и передал ее соседям.-- Теперь
слушайте меня, если только кто-нибудь не считает, что знает
больше.
Вызов не был принят.
-- Мы пойдем в Шемлегх, как только взойдет месяц. Там мы
честно разделим между собой поклажу. С меня хватит этого
новенького ружьеца да патронов к нему.
-- Разве медведи шалят только на твоем участке?-- сказал
его сосед, посасывая трубку.
-- Нет, но мускусные железы стоят теперь по шести рупий за
штуку, а твои женщины получат парусину с палаток и кое-что из
кухонной посуды. Мы все разделим в Шемлегхе еще до зари. Потом
разойдемся каждый своей дорогой, запомнив, что никто из нас не
служил у этих сахибов и в глаза их не видел, потому что они,
пожалуй, заявят, что мы украли их добро.
-- Тебе-то хорошо, а что скажет наш раджа?
-- А кто ему станет докладывать? Эти сахибы, что ли,
которые не умеют говорить по-нашему, или бабу, который в своих
видах дал нам денег? Он, что ли, пошлет против нас войско?
Какие же останутся доказательства? Все лишнее мы выбросим в
Шемлегх-скую Мусорную Яму, куда еще нога человеческая не
ступала.
-- А кто живет этим летом в Шемлегхе?-- Так назывался
маленький поселок в три-четыре хижины, стоявший посреди
пастбищ.
-- Женщина Шемлегха. Она не любит сахибов, как нам
известно. Остальных можно задобрить маленькими подарками, а тут
хватит на всех нас.-- Он хлопнул по ближайшей туго набитой
корзине.
-- Го... Но...
-- Я сказал, что они не настоящие сахибы. Все их шкуры и
головы были куплены на базаре в Лехе. Я узнал клейма. Я
показывал их вам на прошлом переходе.
-- Верно. Все это покупные шкуры и головы. В некоторых
даже моль завелась.
Это был веский аргумент; человек из Ао-Чанга знал своих
товарищей.
-- Если случится худшее из худшего, я расскажу
Енклингу-сахибу, а он веселый парень и будет смеяться. Мы не
делаем зла сахибам, которых знаем. А эти бьют жрецов. Они
напугали нас. Мы бежали. Кто знает, где мы растеряли багаж?
Неужели, вы думаете, Енклинг-сахиб позволит полиции с равнин
шляться по горам и пугать дичь? Далеко от Симлы до Чини, а еще
дальше от Шемлегха до дна Шемлегхской Мусорной Ямы.
-- Пусть так, но я понесу большую килту -- корзину с
красной покрышкой, которую сахибы каждое утро сами укладывали.
-- В том-то и дело,-- ловко ввернул человек из Шемлегха,--
что это не настоящие важные сахибы. Кто слыхал, что
Фостам-сахиб или Енклинг-сахиб, или даже маленький Пил-сахиб,
который ночи просиживал, охотясь на с ара у,-- я говорю, слыхал
ли кто, чтобы эти сахибы приходили в горы без повара-южанина,
без своего лакея и целой свиты, которая получает хорошее
жалованье, сердится и насильничает? Как могут они наделать нам
хлопот? А что там в килте?
-- Ничего, она набита письменами -- книгами и бумагами, на
которых они писали, и какими-то чудными штуками, которые,
должно быть, употребляются для жертвоприношений.
-- Шемлегхская Мусорная Яма поглотит все это.
-- Верно! Но вдруг мы этим оскорбим богов сахибов? Не по
нутру мне такое обращение с письменами. А их медные идолы мне
совсем непонятны. Такая добыча не к лицу простым горцам.
-- Старик все еще спит. Ш-ш! Мы спросим его челу.--
Человек из АоЧанга выпил еще немного и приосанился, гордый тем,
что играет первую роль.
-- Тут у нас есть килта,-- зашептал он,-- и вещи в ней нам
непонятны.
-- А мне понятны,-- осторожно сказал Ким. Лама спал
спокойным, здоровым сном, а Ким обдумывал последние слова Хари.
Как истый игрок в Большую Игру, он в тот момент готов был
благоговеть перед бабу. -- Килта с красной верхушкой набита
разными замечательными вещами, которых дураки не должны
трогать.
-- Я говорил, я говорил,-- вскричал носильщик, таскавший
эту корзину.-- Ты думаешь, она нас выдаст?
-- Нет, если ее отдадут мне. Я вытяну из нее все
колдовство, иначе она натворит больших бед.
-- Жрец всегда возьмет свою долю.-- Виски развязало язык
человека из Ао-Чанга.
