веселой птички. Джек простонал, что есть им теперь индейку до конца зимы -
в сандвичах, с лапшой, в сметане, с сюрпризом...
Венди чуть улыбнулась.
- Нет, - сказала она, - только до Рождества. А потом будет каплун.
Джек и Дэнни хором застонали.
Синяки с шеи Дэнни исчезли, а с ними - почти все страхи. В День
Благодарения Венди катала сына на санках, а Джек работал над пьесой,
которая уже близилась к завершению.
- Все еще боишься, док? - поинтересовалась Венди, не зная, как
спросить не так прямо.
- Да, - просто ответил тот, - но теперь я держусь в безопасных
местах.
- Папа говорит, рано или поздно лесники заинтересуются тем, почему мы
не выходим на связь по рации. И приедут посмотреть, все ли в порядке.
Тогда можно будет уехать. Нам с тобой. А папа останется до весны. У него
есть на это веские причины. В определенном отношении, док... знаю, тебе
трудно это понять... мы загнаны в угол.
- Ага, - уклончиво ответил мальчик.
Этим сияющим полднем родители остались вдвоем наверху, и Дэнни знал,
что они занимаются любовью. Сейчас они задремали. Дэнни знал, они
счастливы. Мама еще побаивалась, а вот папина позиция была странной. Как
будто он сделал что-то очень трудное и сделал правильно. Но, похоже, Дэнни
не вполне понимал, что именно. Отец даже в мыслях тщательно охранял это.
Дэнни размышлял: можно ли радоваться поступку и одновременно стыдиться его
настолько, чтобы стараться о нем не думать? Вопрос не давал покоя. Дэнни
считал, что в норме такого быть не может. Как ни старался мальчик
проникнуть в отцовские мысли, получалась лишь неясная картинка: высоко в
пронзительно-синем небе кружилось нечто вроде осьминога. Два раза Дэнни
сосредотачивался достаточно сильно, чтобы уловить, что это, и оба раза
папа вдруг упирался в него таким пронзительным и пугающим взглядом, будто
знал, чем Дэнни занят.
Сейчас Дэнни в вестибюле готовился выйти на улицу. Он гулял часто,
прихватывая то санки, то снегоступы. Ему нравилось бывать вне отеля. Когда
он оказывался за дверями, в солнечном свете, у него словно гора падала с
плеч.
Мальчик притащил стул, встал на него и из шкафчика возле
танцевального зала достал парку и стеганые штаны, а потом уселся, чтобы их
надеть. Сапоги лежали в ящике для обуви. Он натянул их, а, когда принялся
шнуровать и завязывать аккуратным "бабушкиным" узлом сыромятные шнурки, то
язык от старательности выполз из уголка рта наружу. Митенки, лыжная маска
- и готово.
Протопав через кухню к черному ходу, мальчик помедлил. Ему надоело
играть на заднем дворе, к тому же, в эти часы место, где он играл,
закрывала тень отеля. Дэнни не нравилось быть в тени "Оверлука". Он решил,
что вместо этого наденет снегоступы и сходит на детскую площадку. Дик
Холлоранн велел держаться подальше от кустов живой изгороди, но мысль о
зверях-деревьях не слишком беспокоила мальчика. Сейчас их похоронили под
собой сугробы, виднелись лишь бугры неопределенной формы - некогда они
были головой кролика и львиными хвостами. В таком виде, выглядывая из-под
снега, они казались скорее нелепыми, чем пугающими.
Дэнни открыл черный ход и взял с площадки для подвоза молока свои
снегоступы. Пять минут спустя на парадном крыльце он прикрепил их к ногам.
Папа говорил, что у него (Дэнни) талант ходить на снегоступах - ленивый
шаркающий шаг, поворот лодыжки, от которого пушистый снег слетает с
креплений как раз перед тем, как нога снова опускается на землю, - ему
остается только нарастить на бедра, голени и лодыжки необходимую
мускулатуру. Дэнни обнаружил, что лодыжки устают раньше прочего. Хождение
на снегоступах точно так же утомляло их, как катание на коньках - ведь
приходилось все время отряхивать крепления. Примерно каждые пять минут
Дэнни приходилось останавливаться, чтоб отдохнуть, расставив ноги и
выровняв снегоступы.
Но по дороге к детской площадке отдыхать не потребовалось, он все
время катился под горку. Дэнни с трудом перебрался через чудовищный
сугроб, больше похожий на дюну, которую намело на парадное крыльцо, и
меньше чем через десять минут уже держался рукой в митенке за горку на
детской площадке. Он почти не запыхался.
Детская площадка под глубоким снегом выглядела куда симпатичнее, чем
осенью. Она напоминала парк аттракционов. Цепи качелей примерзли в
странных положениях, сиденья покоились прямо на снегу. Полоса препятствий
превратилась в ледяную пещеру, которую стерегли ледяные зубы сосулек.
Из-под снега торчали только трубы игрушечного "Оверлука",
(Хорошо бы и настоящий так же завалило... только, чтобы нас не было
внутри.)
да в двух местах, как эскимосские иглу, выдавались верхушки цементных
колец. Дэнни протопал к ним, присел на корточки и начал копать. Очень
скоро темная пасть одного из колец отворилась, и мальчик протиснулся в
холодный тоннель. Он воображал себя Патриком Макгуэном, секретным агентом
(эту программу по берлингтонскому телеканалу показывали дважды, и папа ни
разу ее не пропустил - он готов был не ходить в гости, чтобы остаться дома
и посмотреть "Секретного агента" или "Мстителей", а Дэнни всегда смотрел
вместе с ним), убегающий по швейцарским горам от агентов КГБ. Тут были
лавины, а его подружку убил отравленной стрелой печально известный агент
КГБ Слоббо, но где-то неподалеку находилась антигравитационная машина
русских. Возможно, в конце этого тоннеля. Он вытащил свой автомат и
зашагал по цементному тоннелю, широко раскрыв настороженные глаза, выдыхая
воздух.
Дальний конец кольца оказался плотно перекрыт снегом. Дэнни
попробовал прокопаться насквозь и удивился (а немного и встревожился), до
чего крепким - почти как лед - оказался снег из-за холодного груза,
который постоянно давил сверху.
Выдуманная игра распалась. Дэнни вдруг сообразил, что заперт в тесном
цементном тоннеле, отчего сильно нервничает. Он услышал собственное
дыхание, которое показалось влажным, гулким и быстрым. Он находился под
снегом, а через отверстие, которое Дэнни выкопал, чтобы попасть сюда, свет
почти не проникал. Мальчику вдруг больше всего на свете захотелось
оказаться наверху, он внезапно вспомнил, что папа с мамой спят и не знают,
где он, и что если выкопанную им дыру засыплет, он окажется в ловушке - а
"Оверлук" его недолюбливает.
Дэнни с некоторым трудом повернулся и пополз по цементной трубе
обратно, за спиной деревянно потрескивали снегоступы, под ладошками
хрустели мертвые осиновые листья последнего листопада. Только он добрался
до конца, до льющегося сверху холодного света, как снег действительно
обвалился - совсем немного, но достаточно, чтобы припудрить малыша,
перекрыть выкопанное им в снегу отверстие и оставить Дэнни в темноте.
На мгновение рассудок мальчика оцепенел в полнейшей панике, не
способный размышлять. Потом, словно из далекого далека, послышался наказ
отца: никогда не играть на стовингтонской свалке, ведь дураки, бывает,
выкидывают старые холодильники, не сняв дверцы. Если заберешься внутрь и
она случайно захлопнется, выбраться невозможно. Умрешь в темноте.
(Ты ведь не хочешь, чтобы такое случилось с тобой, а, док?)
(Нет, папа.)
Но такое случилось, в неистовстве подсказал рассудок, случилось, ты в
темноте, ты заперт и тут холодно, как в холодильнике. И...
(тут со мной есть что-то еще)
Судорожно ахнув, Дэнни перестал дышать. По жилам растекся нагоняющий
сон ужас. Да. Да. Здесь вместе с ним было что-то еще, что-то ужасное, что
"Оверлук" приберег именно для такого случая. Может быть, огромный паук,
прячущийся в норе под опавшими листьями, или крыса... а может, труп
какого-нибудь малыша, который умер тут, на детской площадке. Случалось ли
тут такое? Да, подумал Дэнни, может быть. В голову лезла та женщина в
ванне. Кровь с мозгом на стене Президентского люкса. И малыш с разбитой
при падении не то с брусьев, не то с качелей, головой, который ползет за
ним в темноте, ухмыляясь, и ищет одного последнего товарища для игр на
бесконечной детской площадке. Навсегда. Вот-вот станет слышно, как он
приближается.
В дальнем конце цементного тоннеля раздался негромкий шорох опавших
листьев, будто что-то на четвереньках ползло к Дэнни... В любой момент на
щиколотку опустится холодная ручонка...
Эта мысль избавила Дэнни от паралича. Он кинулся рыть обвалившийся
рыхлый снег, закупоривающий этот конец цементного кольца, выбрасывая его
назад между ногами, как собака, выкапывающая кость. Сверху сочился
голубоватый свет и Дэнни рвался к нему, как ныряльщик с глубины. Он
царапал спину о край кольца. Один снегоступ зацепился за другой. Под
лыжную маску и за воротник парки набился снег. Он копал его, вцепляясь в
холодную рыхлую массу. Казалось, снег хочет удержать мальчика, всосать
обратно, вниз, в цементное кольцо, где поджидало невидимое существо,
хрустящее листвой, и оставить там. Навсегда.
Потом Дэнни очутился на свободе, лицо оказалось повернутым вверх, к
солнцу, он полз по снегу, уползал от полупогребенного цементного кольца,
хрипло хватая воздух; от пушистого снега лицо стало комически белым -
живая маска ужаса. Прихрамывая, мальчик добрался до полосы препятствий и
уселся, чтобы перевести дух и заново прикрепить снегоступы. Поправляя и
перевязывая крепления, он не сводил глаз с отверстия, которым
заканчивалась цементная труба. Он выжидал - не покажется ли оттуда
что-нибудь. Ничего не появилось, и Дэнни задышал ровнее. Что бы ни жило
там, это существо не выносило солнечного света. Его держали там взаперти и
выходить наружу оно, может быть, могло только в темноте... или когда оба
конца его круглой тюрьмы забивало снегом.
(Но сейчас я в безопасности, в безопасности и просто вернусь домой,
потому что теперь я)
Позади что-то мягко ухнуло.
Дэнни обернулся и посмотрел на отель. Но даже раньше, чем он
посмотрел
(видишь индейца на этой картинке?)
он уже знал, что увидит - ведь мальчик понял, что это за глухой удар.
С таким звуком обваливается большой снежный пласт - соскальзывает с крыши
отеля и падает на землю.
(видишь?)
Да. Он видел. Снег обвалился с куста, подстриженного в форме собаки.
Когда Дэнни пришел сюда, это был всего лишь безвредный сугроб за пределами
площадки. Теперь из-под снега явилась собака - неуместный всплеск зелени
посреди белизны, от которой на глаза навертываются слезы. Собака служила,
словно выпрашивала конфетку или кусочек чего-нибудь съестного.
Но на этот раз он не обезумеет, не потеряет хладнокровия. Потому что,
по крайней мере, не пойман в темной дыре. Здесь светит солнце. А это всего
лишь собака. Сегодня здорово тепло, с надеждой подумал мальчик. Может
быть, солнце просто настолько подтопило снег на собаке, что его остаток
свалился, вот и все. Может быть, дело в этом.
(не подходи к этому месту... держись в стороне)
Завязки снегоступов держали намертво. Дэнни поднялся, оглянулся и
впился взглядом в цементное кольцо, почти полностью заваленное снегом. От
того, что он увидел возле отверстия, через которое выбрался, сердце Дэнни
остановилось. Тоннель заканчивался круглым пятном мрака, складкой тени,
обозначившей дыру, которую мальчик выкопал, чтобы попасть внутрь. Сейчас,
несмотря на ослепительно сверкающий снег, ему показалось, будто там что-то
виднеется. Шевелится. Рука. Машущая ладошка какого-то отчаянно несчастного
ребенка, молящая рука утопающего.
(спаси меня, пожалуйста, спаси, если не можешь спасти меня, по
крайней мере, иди поиграй со мной... навсегда, навсегда, навсегда)
