Да, да, она боится, что в шкафу живет бука, да не один, боится качающихся
теней - еще как боится. Но и в реальных причинах для боязни недостатка не
было. Спустившись вниз, они объявятся в Сайдвиндере с шестьюдесятью
долларами и в тех шмотках, что на себе. Даже без машины. Даже будь в
Сайдвиндере ломбард (а его там нет), им нечего было бы заложить, кроме
коротковолнового приемничка "Сони" и кольца Венди за девяносто долларов -
обручального, с бриллиантом. Приемщик в ломбарде дал бы им двадцать
долларов. Добрый приемщик. Работы он не найдет ни временной, ни сезонной -
разве что расчищать подъездные дороги, по три доллара за вызов. Джек
Торранс, тридцати лет, однажды опубликовавшийся в "Эсквайре" и лелеявший
мечты (ему казалось, не столь уж беспочвенные) стать за следующие десять
лет ведущим американским писателем, который со взятой в сайдвиндерском
"Вестерн-Авто" лопатой на плече звонит в двери... эта картина вдруг встала
у Джека перед глазами куда отчетливей, чем львы живой изгороди. Он еще
крепче сжал кулаки, чувствуя, как ногти врезаются в ладони, оставляя
таинственные кровоточащие следы-полумесяцы. Джон Торранс стоит в очереди,
чтоб обменять свои шестьдесят долларов на продуктовые карточки; а вот он
стоит в другой очереди в сайдвиндерской методистской церкви, чтобы
получить на благотворительной раздаче что-нибудь из вещей и гнусные
взгляды местных. Джек Торранс, который объясняет Элу, что им просто
пришлось уехать - пришлось бросить "Оверлук" со всем содержимым на
растерзание вандалам или ворам на снегоходах и выключить котел, потому что
"видишь ли Эл, аттандэ ву, Эл, там живут приведения и они желают зла моему
мальчику. Пока, Эл". Раздумья о главе четвертой - "Для Джека Торранса
пришла весна". Что тогда? Когда - тогда? Джек полагал, что, может быть, им
удалось бы добраться на фольксвагене до западного побережья. Достаточно
поставить новый бензонасос. Пятьдесят миль к западу отсюда дорога идет все
время под горку - черт побери, можно пустить "жука" чуть ли не нейтральным
ходом и вдоль берега добраться до Юты. Вперед, в солнечную Калифорнию,
край апельсинов и случайностей. Человек с репутацией настоящего
алкоголика, избивающего ученика и гоняющегося за привидениями, несомненно,
сумеет сам выписать себе путевку. Все, что угодно. Техник-смотритель -
обслуживание автобусов "Грейхаунд". Автомотобизнес - прорезиненная
униформа мойщика машин. Не исключено кулинарное искусство - мытье тарелок
в столовой. Или более ответственный пост - например, заливать бензин.
Такая работа даже стимулирует интеллект: посчитать сдачу, выписать
кредитную квитанцию... Могу дать вам двадцать пять часов в неделю за
минимальную плату. В год, когда хлеб "Чудо" идет по шестьдесят центов за
буханку, нелегко слушать такие песни.
С ладоней закапала кровь. Ни дать, ни взять спигматы. Да-да. Джек
покрепче сжал кулаки, ожесточая себя болью. Жена спала рядом - почему бы
ей не спать? Проблемы исчезли. Он согласился увезти их с Дэнни от
противного бяки и проблем не стало. Вот видишь, Эл, я подумал, что лучше
всего будет...
(убить ее.)
Эта мысль, обнаженная, ничем неприкрашенная, поднялась ниоткуда.
Страстное желание вышвырнуть ее, голую, недоумевающую, еще не
проснувшуюся, из постели и душить - большие пальцы на дыхательном горле,
остальные давят на позвонки; вцепиться в шею, как в зеленый побег молодой
осинки; вздернуть голову Венди и с силой опустить на дощатый пол, еще, еще
раз, со стуком и треском, кроша и круша. Танцуем джаз, детка.
Встряхнись-повернись. Джек заставит ее получить по заслугам, свое
лекарство Венди получит. До капельки. До последней горькой капли.
Джек смутно сознавал, что где-то за пределами его жаркого,
лихорадочного внутреннего мирка слышен приглушенный шум. Он бросил взгляд
через комнату - Дэнни снова воевал в постели, крутился, сминая простыни.
Из глубины гортани несся стон - тихий, сдавленный звук. Какой-то кошмар?
Лиловая, давно умершая женщина шаркает ему вдогонку по извилистым
коридорам отеля? Джек отчего-то думал, что это не так. За Дэнни во сне
гналось что-то другое. Пострашнее.
Горькую плотину эмоций прорвало. Он вылез из кровати и подошел к
мальчику, чувствуя дурноту и стыд за себя. Надо было думать о Дэнни - не о
Венди, не о себе. Только о Дэнни. Неважно, в какую форму Джек загнал факты
- в глубине души он знал, что Дэнни увезти необходимо. Он расправил
простыни и закрыл мальчика пледом, лежавшим в изножье кровати. Дэнни уже
опять успокоился. Джек дотронулся до лба спящего
(что за чудовища беснуются прямо под костной перегородкой?)
и нашел его теплым, но в меру. К тому же, мальчик снова мирно спал.
Странно.
Он забрался обратно в постель и попытался уснуть. Безуспешно.
Как несправедливо, что дела приняли такой оборот - похоже, к ним
подкралось невезение. Переехав сюда, они в конечном счете не сумели от
него отделаться. К тому времени, как завтра днем они прибудут в
Сайдвиндер, золотой шанс уже улетучится. Уйдет за синим замшевым ботинком,
как имел обыкновение выражаться давний однокашник Джека, с которым он
делил комнату. Подумать только, если они не уедут, если как-нибудь
продержаться, все будет совсем иначе. Он, не одним, так другим способом,
закончит пьесу. Приделает какую-нибудь концовку. Может быть, его
неуверенность относительно героев придаст первоначальному варианту финала
заманчивый оттенок неопределенности. Вполне вероятно, ему удастся на этом
подзаработать. Но и без пьесы Эл отличным образом может убедить
стовингтонский совет снова взять Джека на работу. Разумеется, целых три
года ему придется оттрубить в качестве профессионала-преподавателя, но,
если ему удастся воздерживаться от спиртного и не бросать творчество, то,
вероятно, весь этот срок оставаться в Стовингтоне не придется. Конечно,
раньше он за Стовингтон и гроша ломаного не дал бы, он чувствовал, что
задыхается, что похоронен заживо. Но то была незрелая реакция. Более того
- как может человеку нравиться преподавать, если каждые два-три дня на
первых трех уроках череп разрывает похмельная головная боль? Такого больше
не будет. Джек был уверен, что сумеет куда лучше справиться со своими
обязанностями.
Где-то на середине этой мысли все стало рассыпаться на кусочки и Джек
уплыл в царство сна. Вслед ему колокольным звоном полетела последняя
мысль:
Похоже, здесь мне удастся обрести покой. Наконец-то. Если только мне
позволят.
Когда Джек проснулся, он стоял в ванной комнате номера 217.
(Снова бродил во сне? - почему? - здесь нет радиопередатчика, который
можно разбить.)
В ванной горел свет, комната за спиной тонула во мраке. Длинная ванна
на львиных лапах была затянута занавеской. Коврик для ног возле нее смялся
и отсырел.
Ему стало страшно, но страх был призрачным, как во сне, и Джек
догадался, что все это - не наяву. В "Оверлуке" призрачным казалось очень
многое.
Он подошел к ванне, не желая лишить себя возможности ретироваться.
И откинул занавеску.
В ванне лежал совершенно голый Джордж Хэтфилд. Он покачивался на
воде, словно ничего не весил, и в груди у него торчал нож. Сама вода
окрасилась в ярко-розовый цвет. Глаза Джорджа были закрыты. Вяло плавающий
член напоминал водоросль.
Джек услышал собственный голос:
- Джордж...
При этих словах Джордж медленно раскрыл глаза. Серебряные. В них не
было ничего человеческого. Белые, как рыбье брюшко, руки Джорджа нащупали
края ванны, он подтянулся и сел. Воткнутый точно между сосками нож торчал
в груди. Края раны уже стянулись.
- Ты переставил таймер вперед, - сказал Джордж с серебряными глазами.
- Нет, Джордж, нет. Я...
- Я не заикаюсь.
Теперь Джордж поднялся на ноги, по-прежнему не сводя с Джека
серебряных нечеловеческих глаз, а его рот растянула мертвая
улыбка-гримаса. Он перекинул через фарфоровый бортик ванны ногу. Белая,
сморщенная ступня оказалась на коврике.
- Сперва ты пытался переехать меня, когда я катался на велосипеде, а
потом перевел вперед таймер, а потом пытался насмерть заколоть меня, но я
все равно не заикаюсь, - Джордж шел к нему, вытянув руки со слегка
скрюченными пальцами. От него пахло сыростью и плесенью, как от попавших
под дождь листьев.
- Ради твоей же пользы, - выговорил Джек, пятясь. - Я перевел его
вперед для твоей же пользы. Более того, я случайно знаю, что ты
смошенничал с итоговым сочинением.
- Я не мошенник... и не заика.
Руки Джорджа коснулись его шеи.
Джек развернулся и кинулся бежать, но вместо этого, словно сделавшись
невесомым, медленно поплыл, как частенько бывает во сне.
- Нет, ты мошенник! - в страхе и ярости выкрикнул он, минуя
неосвещенную спальню-гостиную. - Я докажу!
Руки Джорджа снова оказались на его шее. Страх заполнял сердце Джека,
пока тот не уверился, что сейчас оно лопнет. А потом, наконец, его рука
ухватила дверную ручку, та повернулась и Джек распахнул дверь настежь. Он
вынырнул из комнаты, но не в коридор третьего этажа, а в подвал позади
арки. Горела затянутая паутиной лампочка. Под ней стоял его складной стул
- застывшая геометрическая форма. Вокруг, куда ни глянь, громоздились
миниатюрные горные хребты из коробок и ящиков, перевязанных пачек
накладных и Бог знает чего еще. Джека пронизало облегчение.
- Я найду его! - услышал он собственный крик. Он схватил отсыревшую,
заплесневелую картонную коробку, та развалилась у него в руках, выплеснув
водопад желтых тоненьких листков. - Оно где-то здесь! Я найду его! -
Погрузив руки вглубь бумаг, он одной вытащил высохшее, словно бумажное,
осиное гнездо, а другой - таймер. Таймер тикал. От его задней стенки шел
длинный провод, к другому концу которого был прикреплен заряд динамита. -
Вот! - взвизгнул Джек. - Вот, получи!
Облегчение превратилось в полное торжество. Он не просто убежал от
Джорджа - он победил. Пока у него в руках такие талисманы, Джордж никогда
не тронет его снова! Джордж в ужасе обратится в бегство.
Он начал оборачиваться, чтоб можно было встретить преследователя
лицом к лицу - и тут-то на шее Джека сомкнулись руки Джорджа. Пальцы
стиснули горло, перекрыли кислород. Он в последний раз судорожно втянул
воздух, широко разевая рот, и перестал дышать.
- Я не заика, - донесся из-за спины шепот Джорджа.
Джек выронил осиное гнездо и оттуда яростной желто-коричневой волной
хлынули осы. Легкие горели. Перед глазами все колыхалось, но взгляд Джека
упал на таймер, и чувство торжества вернулось, а с ним - вздыбленный вал
праведного гнева. Вместо того, чтобы соединять таймер с динамитом, провод
тянулся к золотому набалдашнику массивной черной трости, вроде той,
которую завел себе отец Джека, попав в аварию с молоковозом.
Джек ухватил ее и провод отделился. Руки ощутили тяжесть трости -
здесь она казалась на своем месте. Он широко размахнулся. На обратном пути
трость зацепила провод, с которого свисала лампочка, и та закачалась из
стороны в сторону, отчего тени, окутывающие комнату, пустились отплясывать
на полу и стенах какой-то чудовищный танец. Опускаясь палка ударила что-то
очень твердое. Джордж завизжал. Пальцы, сжимавшие горло Джека, ослабли.
Вырвавшись на свободу из рук Джорджа, Джек быстро обернулся. Джордж
стоял на коленях, пригнув голову, обеими руками закрывая макушку. Под
пальцами проступала кровь.
- Пожалуйста, - робко прошептал Джордж, - отпустите меня, мистер
