вполне смогло бы перепрыгнуть танк "Шерман". Оно смотрелось словно
произошедшее от спаривания вальдшнепа и ласки. Но на то, что осталось не
расплющенным, лучше было бы не смотреть. Оно резало глаза, Дэйв. И даже
хуже, оно ранило твое сознание. Его шкура была покрыта кровью, а на
концах лап свисали когти, торчавшие из подушечек, наподобие кошачьих,
только куда длиннее. Оно имело огромные желтые глаза, только они уже
окостенели. Когда я был ребенком, у меня была фарфоровая игрушка -
скульптура каркающего ворона, - которая напоминала это существо. И зубы.
Длинные, тонкие игольчатые зубы, выглядевшие почти как штопальные иглы,
вытащенные из его рта. Некоторые из них торчали прямо в стальной решетке
радиатора. Вот почему и вся эта тварь оставалась висеть на передке
машины, она сама себя подвесила за счет острых и цепких зубов. Я
рассмотрел ее и был абсолютно уверен, что голова ее полна яда, как у
гадюки, и прыгнула она на машину, как только заметила ее, для того,
чтобы попытаться прикончить эту добычу. И я знал, что отдирать эту тварь
от машины мне не следует, потому что у меня были царапины на руках -
порезы от сена, - и можно было быть почти уверенным, что я погибну столь
же просто, как если бы на меня свалился здоровый камень, от всего
нескольких капель яда, который бы просочился в порезы.
- Я подошел к дверце водителя и открыл ее. Сработал сигнал
внутреннего освещения, и я смог глянуть на счетчик пройденного
расстояния, который она всегда ставила на ноль перед началом любой
поездки... и то, что я увидел, было тридцать одна и шесть десятых мили.
- Я смотрел на счетчик довольно долго, а затем подошел к черному
входу в дом. Она сдвинула экран и разбила стекло в двери для того, чтобы
дотянуться снаружи до задвижки и открыть дверь. Там была прикреплена
записка. В ней было написано:
"Дорогой Хомер, я добралась сюда чуть раньше, чем сама предполагала.
Нашла еще более короткий путь - и не стала колебаться! Вы еще не прибыли
сюда, и я решила залезть в свой дом, как опытный взломщик. Уорт приедет
послезавтра. Вы не сможете закрепить экран и вставить новое стекло в
дверь до этого? Надеюсь, что сможете. Подобные вещи всегда очень
огорчают его. Если я не выйду поздороваться, знайте, что я уже сплю.
Поездка оказалась очень утомительной, но я почти не потеряла на нее
времени! Офелия."
"Утомительна!" - Я еще раз глянул на эту тварь, висящую на решетке
радиатора, и подумал: "Да, сэр, она должна была быть чертовски
утомительной. Клянусь Богом, да".
Он снова замолчал и щелкнул пальцами. - Я видел ее только еще один
раз. Примерно через неделю. Уорт был в Касл Роке, но он купался в озере,
плавая взад и вперед, взад и вперед, словно он охранял лес или
непрерывно подписывал бумаги. Вообще-то больше походило на подписывание
бумаг, я так думаю.
"Миссис, - сказал я, - это не мое дело, конечно, но вам не следует
больше раскатывать в одиночку. Той ночью, когда вы разбили стекло в
двери, чтобы войти в дом, я увидел нечто, прицепившееся к решетке
радиатора спереди вашей машины..."
"А! Этот лесной цыпленок! Я позаботилась о нем", - ответила она.
"Боже! - воскликнул я. - Надеюсь, вы как-нибудь побереглись!"
"Я надела садовые перчатки Уорта, - сказала она. - Но ведь это не что
иное, Хомер, как подпрыгнувшая вверх лесная птица с небольшим запасом
яда в клюве".
"Но, миссис, - возразил я, - где же водятся такие птички? И если на
ваших срезанных маршрутах попадаются такие невинные птички, что же будет
если вам повстречается медведь? " - Она глянула на меня - и я увидел в
ней другую женщину - ту самую Диану.
"Если что-нибудь и меняется вдоль тех дорог, - сказала Фелия, - то
ведь и я, наверное, тоже меняюсь там. Взгляните на это".
- Ее волосы были собраны в пучок на затылке и заколоты шпилькой. Она
ее вытащила и распустила волосы. Ими можно было только любоваться - они
создавали ощущение какого-то мощного потока, вдруг вылившегося с головы
Фелии. Она сказала:
"Они начали было седеть, Хомер. Вы видите теперь эту седину?"
И она повернулась к солнцу, чтобы оно получше осветило ее голову.
"Нет, мэм", - сказал я.
- Она посмотрела на меня, ее глаза заискрились, и она сказала:
"Ваша жена - хорошая женщина, Хомер Бакленд, но она увидела меня в
магазине и на почте, и мы перебросились всего парой словечек, а я уже
заметила, что она смотрит на мои волосы с тем выражением удовлетворения,
которое понимают только женщины. Я знаю, что она скажет своим друзьям и
подругам... что Офелия Тодд начала красить свои волосы. Но я этого не
делала и не делаю. Я просто потеряла свой прежний маршрут, ища
кратчайшего пути не один и не два раза... потеряла свой маршрут... и
потеряла седину".
И она рассмеялась уже даже не как студентка колледжа, а как
старшеклассница. Я восхищался ею и наслаждался ее красотой, но я также
видел и следы другой красоты на ее лице... и я снова испугался.
Испугался за нее и испугался ее.
"Миссис, - сказал я, - вы можете потерять не только седую прядь в
ваших волосах".
"Нет, - ответила она, - я же говорила, что там я совсем другая... Я
просто целиком делаюсь там другой. Когда я еду по дороге в своей
спортивной машине, я уже не Офелия Тодд, жена Уорта Тодда, которая
никогда не сможет выносить до срока ребенка или та женщина, которая
попыталась заняться поэзией - да неудачно, или та женщина, что вечно
сидит и делает записи на всех этих комитетских собраниях, или еще что-то
или кто-то. Когда я не дороге за рулем, я нахожусь внутри своего сердца
и чувствую себя подобно..."
"Диане", - подсказал я. - Она посмотрела на меня с веселым и чуть
удивленным видом, а затем рассмеялась.
"О, да, подобно какой-нибудь богине, - согласилась Фелия. - Она,
наверное, лучше всего сюда подойдет, потому что я - ночной человек, я
люблю просиживать ночи напролет, пока не прочитаю свою книгу, или пока
на телевидении не прозвучит национальный гимн, а также потому, что я
очень бледная, как луна, - Уорт вечно говорит, что мне нужен тоник или
анализы крови, или еще что-то вроде всей этой чепухи. Но в своем сердце
каждая женщина мечтает походить на богиню, я так думаю - не случайно же
мужчины слышат постоянное эхо этих дум и пытаются возвести женщин на
пьедесталы (женщину, которая обмочит себе ногу, если не присядет на
корточки! это забавно, если как следует все это обдумать), - но то, что
чувствует мужчина, вовсе не то, чего желает женщина. Женщина хочет быть
свободной - это все. Стоять, если ей так хочется, или идти... "Ее глаза
обратились на дьявольский "Мерседес", стоявший на подъездной дорожке, и
слегка сузились. Затем она улыбнулась. "Или править за рулем, Хомер.
Мужчине этого не понять. Он думает, что богине нужно где-то нежиться,
прохлаждаться на склонах Олимпа и кушать фрукты, но ведь в этом нет
ничего от бога или богини. Все, что хочет женщина - это то, что хочет и
мужчина: женщина хочет управлять".
"Будьте осторожны там, где вы едете, миссис - это все, что нужно", -
сказал я в ответ, а она снова засмеялась и наградила поцелуем в лоб.
Она ответила:
"Я буду осторожна, Хомер", но это ровным счетом ничего не значило, и
я это сразу понял, потому что сказано это было именно тем тоном, каким
отвечает муж своей жене в ответ на ее частые предупреждения об одной и
той же опасности, когда он давно уже наперед знает, что на самом деле он
не будет... не сможет. - Я вернулся к своему грузовичку и напоследок еще
раз посмотрел на нее, а через неделю Уорт сообщил об ее исчезновении. И
ее, и этого дьявольского автомобиля. Тодд прождал семь лет и только
затем официально объявил о ее смерти, а потом еще подождал год на всякий
случай - он не такой уж простак - и только затем женился на этой второй
миссис Тодд, той, что только что прокатила мимо нас. И я не жду, что ты
поверишь хотя бы слову из всего, что я тебе сейчас здесь наплел.
На небе одно из этих толстобрюхих облаков достаточно сдвинулось,
чтобы открыть нам уже появившуюся луну - полукружье, белое, как молоко.
И что-то дрогнуло в моем сердце при этом зрелище - наполовину от чувства
какого-то страха, наполовину от чувства любви.
- Я как раз верю, - ответил я, - каждому твоему слову. И даже если
это и не правда, Хомер, это должно было бы быть ею.
Он порывисто обнял меня за шею, что делают все мужчины в тех случаях,
когда они стесняются прибегать к поцелуям, словно женщины, затем
рассмеялся и встал.
- Даже если бы это и не должно было бы быть правдой, это все же
чистая правда, - сказал Хомер. Он достал часы из кармана и глянул на
них. - Я пойду вниз по дороге проверить, как там у дома Скотта. Ты не
хочешь прогуляться?
- Лучше я посижу здесь немного, - ответил я, - и подумаю на досуге.
Он подошел к лесенке, затем обернулся ко мне, чуть улыбаясь.
- Думаю, что она была права, - заметил он. - Она была совсем другой
на этих дорогах, которые не уставала находить... не было ничего, что
могло бы остановить ее. Тебя или меня, возможно, остановило бы, но не
ее. И я думаю, она попрежнему юная.
Затем он забрался в свой грузовик и уехал к дому Скоттов.
Это было два года назад, и Хомер уже давно уехал в Вермонт, как я уже
говорил, по-моему. Однажды вечером перед отъездом он навестил меня. Его
волосы были аккуратно причесаны, он был выбрит, и от него несло каким-то
невообразимо приятным запахом лосьона. Лицо было чисто и ясно, глаза -
очень живые. Он сейчас выглядел никак не старше шестидесяти, хотя ему
уже перевалило за семьдесят, и я был рад ему, хотя в душе чуточку
завидовал и даже злился на него за этот его цветущий вид. Старым рыбакам
особенно досаждает артрит, но даже он, казалось, отступил в этот вечер
от Хомера, словно вытащив из его рук свои рыболовные крючки и оставив их
только для меня.
- Я уезжаю, - сказал он.
- Да?
- Да.
- Хорошо, ты хочешь, чтобы я пересылал тебе твою почту?
- Не хочу ничего об этом даже знать, - ответил он. - Все мои счета
оплачены. Я хочу совершенно чистым уехать отсюда и порвать все связи.
- Ну, дай мне хотя бы твой адрес. Я буду иногда тебе позванивать,
старина. - Я уже ощутил какое-то чувство одиночества, наваливающееся на
меня, словно надеваемый плащ... и, взглянув на него еще разок, я понял,
что дела обстоят не совсем так, как мне сперва показалось.
- У меня еще нет ни телефона, ни адреса, - сказал Хомер.
- Хорошо, - ответил я. - Но это - Вермонт, Хомер?
- Да, - сказал он, - именно Вермонт, для тех людей, кто хочет знать,
куда я еду.
Я не хотел говорить этого, но все же произнес:
- Как она сейчас выглядит?
- Как Диана, - ответил он, - но она добрее.
- Я завидую тебе, Хомер, - сказал я, и это было истинной правдой.
Я стоял у двери. Были летние сумерки, когда поля округ заполнены
ароматами трав и цветов и таинственными светящимися кружевами. Полная
луна направляла мощную волну серебристого света на озеро. Он прошел
через мою веранду, а затем спустился по ступенькам крыльца. Машина
стояла на обочине дороги, незаглушенный двигатель работал с тяжелым
ревом, словно торопясь, как старый скакун, рвануться по прямой только
вперед, как торпеда. Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что
сам автомобиль был более всего похож на торпеду. Машина была чуточку
побита и помята, но это никак не мешало ей проявлять свою скорость и
мощь. Хомер остановился внизу у крыльца и что-то приподнял - это была
его канистра с бензином, очень большая, никак не меньше, чем на десять
галлонов. Он подошел к дверце автомобиля со стороны пассажирского
сиденья. Она наклонилась и открыла дверцу. Зажглось внутреннее освещение
