слышал откудато из своего далека, как она разбилась вдребезги, упав на
пол. Он опустил свою измученную, пылающую жаром, голову на стол,
обхватил ее руками и рыдал.
В какой-то момент он почувствовал, как Полли приподняла его голову
своими прохладными руками, уродливыми, добрыми, ласковыми руками, и
прижала к своему животу. Так и держала, а он плакал. Долго, долго,
долго.
8
Полли шевельнулась во сне, и он, как мог, осторожно, чтобы не
разбудить, снял ее руку со своей груди. Глядя в потолок, он думал о том,
что Полли скорее всего в тот день спровоцировала его слезы. Она, по всей
видимости, чувствовала, что ему необходимо дать выход своему горю,
скорее, чем получить ответы, коих не существовало в природе.
Это положило начало их сближению, хотя в тот момент Алан вряд ли
понимал, что это начало; скорее, все походило на конец чего-то. Между
тем днем и другим, когда он в конце концов набрался смелости пригласить
Полли на ужин, Алан часто вспоминал спокойный взгляд ее голубых глаз и
нежное прикосновение руки к запястью. Думал он и о той осторожной, но
настойчивой последовательности, с какой она подводила его к мыслям,
которые он игнорировал, намеренно или нет. И тогда он ощутил в себе
новые чувства по поводу смерти Энни; как только преграда между ним и его
горем оказалась разрушенной, эти новые чувства хлынули потоком. Самым
главным и мучительным из них была ярость по поводу того, что Энни
скрывала свою болезнь. Болезнь, которую можно было лечить и вылечить...
и за то, что она в тот день взяла с собой сына. Об этом и о других своих
ощущениях он говорил с Полли в кафе Березы, в апреле, в один из
прохладных и дождливых вечеров.
- Ты оставил мысли о самоубийстве и теперь думаешь об убийстве, -
сказала она. - Поэтому и злишься, Алан.
Он покачал головой и хотел снова заговорить, но она протянула руку
через стол и прижала свой искривленный палец к его губам. Тише, замолчи.
Жест так удивил его, что он действительно замолчал.
- Да, сказала она. - Я на этот раз не собираюсь тебя поучать, Алан.
Много годы утекло с тех пор, как я в последний раз ужинала наедине с
мужчиной, и не собираюсь портить удовольствия, играя роль Миссис Главной
Обвинительницы. Но нельзя злиться на людей - во всяком случае так, как
делаешь это ты - только за то, что они попали в аварию. Как бы там ни
было, но в таком случае всегда большой процент надо класть на
случайность и непреднамеренность. Если бы Энни и Тодд погибли по вине
отказавших тормозов, ты бы грыз себя за то, что не проверил их, или снес
голову Сонни Джекёту за нерадивую работу, когда последний раз привозил
ему машину в ремонт. Но ты бы не винил ее. Разве не так?
- Наверное, так.
- Не наверное, а наверняка. Почему ты не считаешь, что это был
несчастный случай, Алан? Ты уверен, что произошел спазм потому, что так
тебе сказал доктор Ван Аллен. А тебе никогда не приходило в голову, что
она могла резко свернуть с дороги, увидев оленя? Разве не могло быть все
так просто?
Могло. Олень, птица или, в конце концов, выехавшая на встречную
полосу чужая машина.
- Да, но пристяжной ремень...
- Да забудь ты этот ремень! - воскликнула она с такой страстью, что
посетители за другими столиками обернулись. - Может быть, у нее тогда
болела голова, и она в первый раз в жизни забыла пристегнуться, но это
вовсе не значит, что Энни намеренно разбила машину. Та же головная боль
- вероятно, одна из самых сильных - могла быть причиной и того, что
ремень Тодда оказался пристегнутым. И все-таки это не главное.
- Что же тогда?
- А то, что здесь куча всяких "может быть", - которые питают твое
озлобление. Но даже если самое худшее из твоих предположений верно,
правды ты никогда не узнаешь.
- Не узнаю.
- А если бы узнал... - Она пристально посмотрела ему в глаза. На
столе между ними стояла свеча. Ее глаза в свете пламени казались темнее,
и Алан видел, как в каждом плясал огонек. - Знаешь, опухоль мозга тоже
несчастный случай. Здесь не может быть обвиняемых. Алан, нет - как вы их
называете - преступников. Пока тебе это не станет ясно, шансов нет
никаких.
- Каких шансов?
- Наших, - спокойно отозвалась Полли. - Ты мне очень нравишься. Алан,
и я еще недостаточно стара, чтобы не рискнуть, но слишком стара, чтобы
не иметь неудачного опыта и не знать, куда могут завести чувства, если
их выпустить из-под контроля. Я не позволю им теперь разбушеваться до
тех пор, пока ты не оставишь Энни и Тодда в покое.
Алан потерял дар речи. Она серьезно смотрела на него, сидя за столом
старой загородной харчевни, отблеск оранжевого пламени камина плясал по
ее шелковистым щекам и левому виску. А снаружи заунывным кларнетом
распевал под карнизами ветер.
- Я слишком много сказала? - спросила Полли. - Если так, то попрошу
тебя отвезти меня домой. Я терпеть не могу попадать в двусмысленное
положение, но не более того, как что-то задумывать исподтишка. Он
протянул руку и дотронулся до ее пальцев. - Нет, Полли, ты сказала
совсем не слишком много. Я люблю тебя слушать.
Она улыбнулась, и улыбка осветила все лицо.
- Тогда ты получишь свой шанс.
Так это и началось. У них не возникало чувства вины, когда они
встречались, но они ощущали необходимость вести себя осторожно - не
только потому, что это был маленький городок, и Алан занимал в нем
видную должность, а Полли требовалось поддерживать репутацию в обществе,
чтобы продолжать свое дело - но потому, что оба понимали возможность
обвинения. Они оба были недостаточно стары, чтобы не воспользоваться
шансом, но в достаточно солидном возрасте, чтобы оставаться
предусмотрительными. Осторожность никогда не помешает.
Затем, однажды в мае, они стали физически близки, и Полли рассказала
ему обо всех годах между Тогда и Теперь... Он не до конца ей поверил и
остался в надежде, что наступит день, когда она расскажет всю правду, не
распахивая при этом так широко глаза и не теребя слишком часто мочку
левого уха. Он понял, что ей было трудно решиться рассказать даже то,
что он услышал, и поэтому готов был ждать продолжения. Надо быть
терпеливыми. И осторожными. Достаточно и того, вполне достаточно, что он
окончательно влюбятся в Полли, когда долгое лето проходило мимо них по
Мейн Стрит.
Теперь же, глядя в потолок в спальне Полли, он думал, не настало ли
время снова заговорить о женитьбе. Он уже пытался однажды, в августе, но
она тогда снова сделала этот жест - шшш, замолчи. Теперь, думал он...
Но длинный состав раздумий стал постепенно разваливаться и сходить с
рельсов...
Алан заснул.
9
Во сне он бродил по какому-то гигантскому магазину, шел вдоль
прилавка, длинного, нескончаемого. В магазине было все, все, что он
когдато хотел приобрести, но не мог себе позволить - часы с заводом от
взмаха рукой, широкополая мягкая шляпа от Аберкромби и Фитч,
восьмимиллиметровая кинокамера фирмы Белл энд Хауэлл, сотни других
предметов - но что-то еще оставалось позади, за плечом, то, чего он не
видел.
"Мы называем такие вещицы "дразнилками", - старина", - произнес
голос.
Этот голос был Алану знаком. Он принадлежал сучьему щеголю, ездившему
на "торонадо". Джорджу Старку.
"Мы этот магазин называем Эндсвилль, - сказал тот же голос. - Здесь
продается все, что душе угодно".
Алан увидел большую змею, похожую на питона, с головкой как у
гремучей, ползающей среди множества компьютеров на приливке с табличкой
СВОБОДНО В ПРОДАЖЕ. Он хотел убежать, но рука, без линий на ладони,
схватила его за плечо и остановила.
"Не стесняйся, старина"- настойчиво сказал голос. - Бери, что хочешь.
Бери то, на что глаза глядят... и плати".
Но какую бы вещь Алан не взял в руки, она тут же превращалась в
почерневший, обугленный ремень, которым был пристегнут его сын.
Глава восьмая
1
У Дэнфорта Китона опухоли мозга не было, но головной болью он страдал
жестокой, когда ранним субботним утром сидел в своем кабинете. На столе
рядом с кипой налоговых квитанций за 1982-1989 годы лежала
корреспонденция - письма из Бюро Налоговой Инспекции штата Мэн и копии
писем, которые он посылал в ответ.
Последнее время у него все стало валиться из рук. Китон это понимал,
но ничего не мог поделать с собой.
Вчера вечером он ездил в Люистон, возвратился в Рок около половины
первого ночи и до утра мерил шагами свой домашний кабинет, пока его
жена, выпив снотворное, крепко спала наверху, в спальне. Он обратил
внимание, что то и дело косит на небольшой гардероб в углу кабинета.
Там, на верхней полке лежали свитера. Большинство из них были старые и
тронутые молью. Под ними пряталась деревянная резная шкатулка,
смастеренная отцом еще до того, как болезнь нависла над ним грозовой
тучей, отняв память и навыки. В шкатулке хранился револьвер.
Китон обнаружил, что все чаще возвращается мысленно к револьверу. Не
для себя, нет - во всяком случае до поры до времени. Для Них.
Преследователей.
Без четверти шесть он вышел из дома и поехал тихими рассветными
улицами к зданию Муниципалитета. Эдди Уорбертон, с метлой в руках и
сигаретой Честерфилд в зубах (золотой орден Святого Кристофера,
приобретенный им накануне в Нужных Вещах, был надежно спрятан под
рабочей синей блузой) провожал его взглядом, пока Китон медленно
поднимался на второй этаж. Они не обменялись ни словом. Эдди за
последний год успел привыкнуть к появлению Китона в неурочные часы, а
Китон вообще давно перестал замечать Эдди.
Китон собрал бумаги, справился с желанием разорвать их на клочки и
пустить по ветру, и стал просматривать и сортировать. Письма Бюро
Налоговой Инспекции в одну кипу, свои ответы - в другую. Эти письма он
хранил в нижнем ящике шкафа и ключ от этого ящика был только у него.
Почти под каждым письмом стояла пометка - ДК/ШЛ. ДК, конечно,
обозначало Дэнфорт Китон, а ШЛ - Ширли Лоренс, его секретарша,
стенографировавшая и печатавшая корреспонденции. Но инициалы инициалами,
а ни одного из ответных писем Китона она тем не менее не видела.
Иногда бывает полезно держать что-то в секрете даже от собственной
секретарши.
Просматривая письма, Китон наткнулся на фразу: "... а также мы
обнаружили расхождения в квартальном отчете под номером 11 за 1989 год".
Он быстро отложил письмо в сторону.
Еще одна фраза: "... у нас возник целый ряд вопросов, связанных с
образцом заполнения формуляров по выплате компенсаций за последний
квартал 1987 года..."
В архив.
Следующий. "... считаем вашу просьбу об отсрочке ревизии
необоснованной на этот раз..."
Они мелькали перед его глазами как, назойливое конфетти на карнавале.
"... вопросы по поводу финансирования лесонасаждений..." "... мы не
обнаружили записей о городской..." "... распределение фондов, выделенных
на городские нужды, не подтверждено документально..." "... отсутствие
расходных чеков должно быть..." "... утечка наличных средств не
обоснована..." "... запрос о полном документальном отчете на расходы..."
И, наконец, последнее, поступившее вчера. То, что заставило его ехать в
Люистон и где, как он поклялся себе вчера вечером, ноги его больше не
будет.
Китон смотрел на письмо невидящим взором. В голове стучали отбойные
молотки. По позвоночнику отекала струйка холодного липкого пота. Под
глазами чернели круги усталости. Застывшая слюна скопилась в углу рта.
