пять таблеток, а теперь он вытряхнул на ладонь всего две. Неделю назад -
полный, теперь - почти пустой. Он смыл с лица остатки мыла и направился
в ателье Шейте Сами, где работала Энни с тех пор, как Полли его открыла.
Он пригласил жену в кафе на чашку кофе и... задал несколько вопросов. Он
спросил ее насчет аспирина. И помнит, что слегка испугался тогда.
(именно "слегка", не преминул поддакнуть внутренний голос)
И все-таки испугался, потому что ни один человек на свете не
принимает за одну неделю двести двадцать три таблетки аспирина. Ни один.
Энни посмеялась над ним. Она мыла раковину и случайно смахнула пузырек.
Пробка была закручена недостаточно плотно, и большая часть таблеток
высыпалась в раковину. Они сразу стали таять, и она смыла их. Так она
сказала.
Но он был полицейским и даже во внерабочее время не мог отделаться от
привычки пристального наблюдения. Он не мог выключить детектор лжи. Если
ты наблюдаешь за людьми, которые отвечают на твои вопросы, действительно
наблюдаешь, то всегда отличишь ложь от правды. Алану однажды пришлось
допрашивать человека, который всякую высказанную ложь отмечал
постукиваниям ногтем большого пальца по зубам. Рот произносил ложь;
тело, казалось, сигнализировало правду. Поэтому он протянул руки через
стол в закусочной у Нэн, где они сидели, взял пальцы Энни, нежно пожал
их и попросил сказать правду. И, когда после некоторой заминки, она
призналась, что да, действительно, головные боли несколько усилились в
последнее время, да, она принимала по нескольку таблеток аспирина в
день, но нет, не все, остальные и в самом деле высыпались в раковину, он
ей поверил. Он попался на старинный крючок, зафиксированный в учебниках
юриспруденции, который один знакомый остряк называл "поймали карася":
если ты соврал и тебя раскусили, начни сначала и скажи полуправду. Если
бы он был повнимательнее, заметил бы, что Энни так и не была до конца
откровенной. Он должен был заставить ее сказать правду, которая в то
время казалась ему слишком невероятной, а теперь стала такой очевидной:
головные боли были настолько мучительны, что вынуждали ее принимать по
двадцать таблеток в день. Если бы она в этом призналась, он до конца
недели отвел бы ее к невропатологу в Портленде или Бостоне. Но Энни была
его женой, а в те дни он во внерабочее время становился все же
недостаточно бдителен.
Он тем не менее заставил ее проконсультироваться у Рэя Ван Аллена. и
Энни послушалась. Но Рэй ничего не обнаружил, и Алан не судил его за
это. Рэй проверил рефлексы, посмотрел глазное дно, проверил зрение - нет
ли двоения в глазах - и отослал Энни в районную поликлинику на рентген.
Он не потребовал сделать томограмму, и когда Энни сказала, что головные
боли уменьшились, он ей поверил. Алан предполагал, что Рэй чувствовал
себя вправе ей верить, врачи так же чувствительны к вранью, как и
полицейские. Пациенты, в свою очередь, также склонны к нему, как и
подозреваемые, и по одной и той же причине - страх. Рэй разговаривал с
Энни в свое рабочее время, и скорее всего в период между разговором с
Аланом и консультацией у Рэя, головные боли Энни в самом деле прошли.
Возможно прошли. Рэй рассказал впоследствии Адану за стаканом бренди в
своем доме в Касл Вью, что симптомы частенько появляются и исчезают в
случае, если опухоль расположена в верхней части ствола головного мозга.
- Спазмы часто характерны для опухолей ствола, - сказал он. - Если у
нее случился спазм... - и пожал плечами. Да. Может быть. А может быть и
так, что невыявленным дополнительным виновником смерти жены и сына Алана
был человек по имени Тэд Бомонт. Но Алан не находил в своей душе
обвинений и для Тэда.
Не все, что происходит в провинциальных городах, известно их жителям
вне зависимости от того, насколько чутки их уши и говорливы языки. В
Касл Рок знали о Фрэнке Додде, спятившем и убивавшем женщин еще во
времена шерифа Бэннермана, знали и о Куджо, Святом Бернарде, который
"развлекался" на Городском Шоссе N3, известно было и то, что дом на
берегу озера, принадлежавший Тэду Бомонту, писателю и вообще местной
знаменитости, сгорел дотла летом 1989 года, но неизвестны были
обстоятельства, при которых произошел пожар, и то, что Бомонта
преследовал человек, которого и человеком трудно назвать, скорее
чудовищем, которому нет имени. Алан Пэнгборн, в отличие от остальных,
все это знал, и страшные видения время от времени мучили его ночами. Все
эти события закончились так или иначе к тому моменту, когда Алану стало
известно о головных болях Энни... если не считать того обстоятельства,
что на самом деле закончилось далеко не все. В результате нескольких
телефонных звонков напивавшегося до чертиков Тэда, Алан стал невольным
свидетелем разрыва брачных уз Бомонта, и постепенного но необратимого
крушения его здоровья. Одновременно и параллельно с этими событиями
встало под угрозу и состояние нервной системы самого Алана. Однажды ему
случилось прочесть статью в журнале, который он взял в руки в ожидании
приема у врача. Статья была посвящена черным дырам - огромным пустым
небесным пространствам, которые, как писали, являлись средоточием
антиматерии и алчно всасывали в себя все, что попадалось им на пути.
Конец лета и осень 1989 года, посвященные делу Бомонта, стали личной
черной дырой Алана. Были дни, когда он задавал себе самые простейшие
вопросы и затруднялся на них ответить. Были ночи, когда он лежал без сна
до самого рассвета, брезжившего на востоке, и заставлял себя
бодрствовать, боялся заснуть - на него несся с огромной скоростью черный
"торонадо", а за рулем этого черного "торонадо" сидел разлагающийся
труп, а к заднему бамперу черного "торонадо" была приклеена табличка с
надписью: СУЧИЙ ЩЕГОЛЬ. В те дни достаточно было воробью сесть на перила
крыльца или пролететь над газоном, как он готов был закричать от ужаса.
Если бы Алана спросили, он бы ответил: "Когда Энни прихватило, я был не
в себе". Но этот ответ был бы слишком прост. На самом деле в его
сознании тогда проходила непримиримая борьба с надвигающихся безумием.
Сучий щеголь, вот кто донимал его, вот кто сводил с ума. Он и воробьи.
Не в себе он был и в тот день, когда Энни с Тоддом сели в их
старенький "скаут", предназначенный для разъездов по городу, и
направились в Хемфиллз Маркет. Алан снова и снова возвращался в памяти к
состоянию и поведению Энни в то утро и не мог вспомнить ничего
необычного. Он был в кабинете, когда они уезжали. Он выглянул в окно и
помахал им на прощание. Прежде чем сесть в машину, Тодд тоже помахал в
ответ. В тот момент он видел их живыми в последний раз. Проехав три мили
по шоссе 117 и в миле от Хемфиллз Маркет, их "скаут", потеряв
управление, свернул с шоссе на большой скорости и врезался в дерево.
Прибывший на место происшествия отряд полиции установил по характеру
повреждений, что Энни, обычно чрезвычайно внимательная и осторожная за
рулем, ехала со скоростью, как минимум семьдесят миль в час. Тодд был
пристегнут ремнем. Энни - нет. Она, по всей видимости, скончалась,
пробив телом ветровое стекло" одна нога и рука до локтя остались в
салоне. Тодд, видимо, оставался жив, пока не взорвался помятый бензобак.
Это мучило Алана больше всего остального. То, что его десятилетний сын,
писавший шуточные астрологические прогнозы для школьной стенной газеты и
живший успехами Малой Лиги, был еще жив. Он, скорее всего, сгорел,
пытаясь освободить заклинивший замок пристяжного ремня.
Было произведено вскрытие. Вскрытие показало опухоль мозга. Опухоль,
как сказал потом Ван Аллен, была совсем крошечная. С горошинку, так он
выразился. Он не сказал, что опухоль была вполне операбельна, если бы ее
вовремя диагностировали, это Алан прочел в его ускользающем виноватом и
сострадающем взгляде. Ван Аллен сказал, что у Энни скорее всего
произошел спазм, который, случись он раньше, навел бы медиков на нужный
след. Этот спазм сотряс тело Энни, как электрический разряд, заставил ее
вдавить педаль в пол и потерять контроль над машиной. Он не рассказал
Алану все эти подробности по собственной воле. Он выдавил из себя все
это по мере того, как Алан с беспощадным пристрастием допрашивал его, и
потому, что Ван Аллен понимал - горе не горе, а Алану необходимо знать
правду, или хотя бы часть правды, которую могут знать те, кто не был в
этот момент в машине.
- Послушай, - Ван Аллен коротко и осторожно как до раны дотронулся до
руки Алана. - Это был несчастный случай, и только он. Ты должен понять.
И жить дальше. У тебя есть еще один сын, и ты нужен ему так же, как он
нужен тебе. Ты должен жить и работать как прежде.
И Алан пытался. Ужас и страх перед безумием, вызванным делом Тэда
Бомонта, ужас перед
(воробьи, воробьи летают)
птицами, начинал постепенно проходить, и он честно пытался склеить
свою разбитую жизнь - вдовец, полицейский провинциального городка, отец
подростка, взрослевшего и развивавшегося слишком быстро... и не Полли
тому причиной, а несчастный случай. Жуткая психологическая травма - сын,
я должен тебе сообщить страшную весть, собери все свое мужество... А
потом он, конечно, заплакал, и вслед за ним заплакал Эл.
И все же они перестраивали свою жизнь и до сих пор продолжали ее
строить. Острые углы стали постепенно сглаживаться, но кое-что
оставалось, не желало уступать дорогу.
Во-первых, огромный пузырек аспирина, опустевший за неделю.
Во-вторых то, что Энни не пристегнулась в машине. Энни пристегивалась
всегда.
Через три недели бессонных мучительных ночей он все же отправился к
невропатологу. Снявши голову, по волосам не плачут... и тем не менее. Он
пошел потому, что невропатолог мог дать ответы на вопросы, которые
больше некому было задать, и еще потому, что из Ван Аллена ответы надо
было вытягивать щипцами, а он от этого устал. Имя доктора было Скоупс, и
впервые в жизни Алан спрятался за свою профессию, сказал, что его
вопросы связаны со следственной работой. Доктор подтвердил основные
подозрения Алана: да, люди, страдающие опухолями мозга, часто бывают
рассеяны, а иногда склонны к самоубийству. Когда человек с опухолью
мозга совершает самоубийство, он почти всегда делает это импульсивно,
после размышлений, продолжающихся не более минуты или даже нескольких
секунд. Может такой человек взять с собой кого-нибудь, спросил Алан.
Скоупс сидел за столом, откинувшись на спинку стула и заложив руки со
сцепленными пальцами за шею. Он не мог видеть рук Алана, стиснутых до
мертвенной бледности и онемения между колен. Да, сказал Скоупс, такие
вещи случаются; опухоль мозга может вызвать поведение настолько
неадекватное, что здоровому покажется психическим сдвигом. Одному
приходит идея, что его несчастья разделяют те, кого он любит, а то и
весь мир, другому - будто его самые близкие не пожелают жить после его
кончины. Скоупс привел в пример Чарльза Уитмена из команды Игл Скаут,
который взобрался на самую вершину Тексас Тауэр и прикончил пару
десятков человек, прежде чем самому свести счеты с жизнью; вспомни о
школьной учительнице из Иллинойса, застрелившей нескольких своих
учеников перед тем как прийти домой и пустить себе пулю в лоб. Вскрытие
в обоих случаях показало опухоль мозга. Это только пример, сказал
Скоупс, но их немало. Мозговые опухоли иногда являются причиной
появления каких-то экзотических, совершенно непредвиденных симптомов, а
иногда никаких симптомов не предъявляют. Поэтому наверняка сказать
невозможно.
Невозможно, ты понял, Алан, и брось это дело. Совет хорош, но трудно
