Семинар для одного. Я буду внимательным, хорошим слушателем. И награжу
вас жизнью, которую вы проведете вдали от глаз Кэпа и Конторы. Понима-
ете?
- Да, - хрипло отозвался Уэнлесс.
- Согласны?
- Да... но что?..
Рэйнберд положил два пальца на губы доктора Уэнлесса, и тот мигом
умолк. Его костлявая грудь быстро поднималась и опускалась.
- Я произнесу два слова, - сказал Рэйнберд, - и вы начнете свою
лекцию. Включите в нее все, что знаете, все, о чем подозреваете, все
ваши теоретизирования. Вы готовы услышать эти два слова, доктор Уэн-
лесс?
- Да, - кивнул доктор Уэнлесс.
- Чарлина Макги, - сказал Рэйнберд, и доктор Уэнлесс заговорил.
Сначала он медленно выдавливал слова, затем они полились быстрее. Он
рассказал всю историю испытаний "лот шесть" и того, главного экспери-
мента. Многое из рассказанного Рэйберд знал, но Уэнлесс добавил
кое-что новое. Профессор повторил всю проповедь, прочитанную в то утро
Кэпу. Рэйнберд внимательно слушал, иногда хмурясь, слегка похлопывая
руками, хихикая над метафорой Уэнлесса относительно обучения туалету.
Это поощрило Уэнлесса говорить быстрее; когда же он, как все старики,
начал повторяться, Рэйнберд снова наклонился и снова одной рукой зажал
ему нос, а другой закрыл рот.
- Извините, - сказал Рэйнберд.
Уэнлесс извивался и бился, как рыба, под тяжестью Рэйнберда. Тот
надавил сильнее. Когда Уэнлесс стал затихать, Рэйнберд быстро убрал
руку, зажимающую нос. Настоящее дыхание доктора походило на шум возду-
ха, вырывающегося из шины, проколотой большим гвоздем. Глаза вращались
в орбитах, как у перепуганной лошади... и все же в них трудно было
что-нибудь разглядеть.
Рэйнберд схватил доктора Уэнлесса за воротник пижамы и сдвинул на
край постели, чтобы свет из ванны светил ему прямо в лицо. И снова за-
жал доктору нос.
Мужчина, если перекрыть доступ воздуха в легкие и он лежит без дви-
жения, иногда может прожить до девяти минут без необратимых последс-
твий для мозга; женщина, при несколько большем объеме легких и немного
лучшей системе выделения углекислого газа, может протянуть десять или
двенадцать минут. Конечно, борьба и страх значительно сокращают время
выживания.
Доктор Уэнлесс бился сорок секунд, затем его попытки спастись осла-
бели. Он сильно бил руками по гранитной маске, заменявшей Джону Рэйн-
берду лицо. Притуплено барабанил пятками по ковру на полу. Пустил слю-
ну в мозолистую ладонь Рэйнберда. И настал тот самый момент.
Рэйнберд наклонился вперед, с детским нетерпением изучая глаза Уэн-
лесса.
Но было все то же, всегда одно и то же. Из глаз, казалось, исчез
страх, вместо него в них появилась озадаченность, не удивление, не по-
нимание или благоговейный страх - просто озадаченность. На какое-то
мгновение два озадаченных глаза уставились на единственный Джона Рэйн-
берда, и Рэйнберд знал, что эти глаза видят его. Неясно, все более
расплывчато, по мере того как доктор уходил все дальше и дальше, но
его видели. Затем ничего не осталось, кроме остекленевшего взгляда.
Доктор Джозеф Уэнлесс больше не находился в отеле "Мэйфлауэр". Рэйн-
берд сидел на кровати рядом с куклой человеческого роста.
Он был неподвижен, одна рука все еще закрывала рот куклы, другая
крепко зажимала его ноздри. Полная уверенность не помешает - пусть
пройдет еще минут десять.
Он думал о том, что рассказал ему Уэнлесс о Чарлине Макти. Возможно
ли, чтобы ребенок обладал такой силой? Он полагал, что это возможно. В
Калькутте он видел, как человек прокалывал себя ножами - ноги, живот,
грудь, шею, - затем вытаскивал ножи, не оставляя ран. Оказалось, что
это возможно. И, конечно, интересно.
Он думал обо всем этом, но поймал себя на мысли: что почувствуешь,
убивая ребенка? Сознательно он никогда этого не делал (хотя однажды
подложил бомбу в самолет, бомба взорвалась, убив шестьдесят семь чело-
век на борту, и возможно, среди них были дети, но это не одной то же,
то было безлично). Его профессия не часто требовала убийства детей.
Контора, в конце концов, не террористическая организация, как бы ни
хотелось некоторым, скажем, некоторым слюнтяям в конгрессе, считать
так. Они, в конце концов, - научное учреждение. Может, & ребенком все
будет по-другому? В конце может появиться другое выражение в глазах,
что-то другое, а не озадаченность, опустошающая и - да, да - так печа-
лящая его.
Возможно, в смерти ребенка он отчасти откроет для себя то, что ему
так хочется знать.
Именно такого ребенка, как эта Чарлина Макги. - Моя жизнь как пря-
мая дорога в пустыне, - негромко сказал Джон Рэйнберд. Он внимательно
посмотрел в мутные голубые кусочки мрамора, бывшие недавно глазами
доктора Уэнлесса. - Но твоя жизнь никуда больше не ведет, мой друг...
мой добрый Друг.
Он поцеловал Уэнлесса сначала в одну щеку, потом в другую. Затем
вытащил на кровать и набросил на него простыню. Она опустилась мягко,
словно парашют, и облегла его торчащий, теперь уже неподвижный нос.
Рэйнберд вышел.
Ночью он думал о девочке, способной якобы возжигать пламя. Он много
думал о ней. Ему хотелось знать, где она находится, что думает, какие
видит сны. Он испытывал к ней подобие нежности, стремление защитить
ее.
Минуло шесть часов утра - он засыпал, уверенный: девочка будет его.
ТАШМОР, ШТАТ ВЕРМОНТ
Энди и Чарли Макги добрались до коттеджа у Ташморского озера спустя
два дня после пожара на ферме Мэндерсов. Начать с того, что "виллис"
был далеко не в лучшей форме, а поездка по грязи через лесные дороги,
указанные им Ирвом, не принесла ему пользы.
Наступила ночь бесконечного дня, начавшегося в Гастингс Глене. Они
были менее чем в двадцати ярдах от конца второй и худшей из двух лес-
ных дорог. Перед ними, скрытая густыми зарослями кустарника, лежала
дорога 22. Они не видели дороги, но время от времени слышали шелест и
шум пролетавших мимо автомашин и грузовиков. Ночь они провели в "вил-
лисе", обнявшись, чтобы было теплее. И двинулись вновь в путь на сле-
дующее утро - вчерашнее утро - вскоре после пяти, когда дневной свет
был всего лишь блеклой белой полоской на востоке.
Чарли - бледная, вялая, измученная - не спросила отца, что случит-
ся, если пикеты на дорогах передвинуты дальше на восток. Если пикеты
передвинуты, их поймают, и на этом все кончится. Не вставал и вопрос о
том, чтобы бросить "виллис". Чарли не могла идти, не мог идти и он.
Поэтому Энди выехал на шоссе, и весь этот октябрьский день они вер-
телись по второстепенным дорогам под белым небом, которое грозилось
дождем, но так и не пролило его. Чарли много спала. Энди беспокоился,
что она спит нездоровым сном, стараясь убежать от случившегося с ними,
вместо того чтобы попытаться приспособиться к происшедшему.
Дважды останавливался он у придорожных кафе, покупал котлеты с жа-
реным картофелем. Во второй раз он воспользовался пятидолларовой бу-
мажкой, которую дал ему водитель фургона Джим Полсон. Мелочь из теле-
фонов была почти израсходована. Он, вероятно, выронил часть монет из
карманов в то сумасшедшее утро у Мэндерсов, но не мог этого вспомнить.
Кое-что еще исчезло: за ночь ушли пугающие омертвелые пятна на лице.
Он ничего не имел против их исчезновения.
Большая часть котлет и картофеля, купленных для Чарли, осталась
несъеденной.
Прошлым вечером они остановились на площадке отдыха у шоссе через
час после наступления темноты. Никого не было. Стояла осень, и сезон
кочевья индейцев прошел до следующего года. Грубо сработанное объявле-
ние выжженными по дереву буквами гласило: "НОЧЕВКА ЗАПРЕЩЕНА, КОСТРОВ
НЕ РАЗВОДИТЬ, ПРИВЯЖИТЕ СОБАКУ, МУСОР НЕ БРОСАТЬ - ШТРАФ - 500 ДОЛЛА-
РОВ".
- Тоже мне чистюли, - пробормотал Энди и проехал на "виллисе" в
дальний конец усыпанной гравием площадки, к рощице на берегу узкого
журчащего ручья. Они с Чарли вышли из машины и, не сговариваясь, нап-
равились к воде. Небо затянули облака. Но было не холодно. Звезды не
просматривались, и ночь казалась очень темной. Присели, прислушались к
говору ручейка. Он взял руку Чарли, тут она заплакала - громкие захле-
бывающиеся рыдания, казалось, готовы были разорвать ее. Он обнял ее и
побаюкал.
- Чарли, - пробормотал он. - Чарли, Чарли, не надо. Не плачь.
- Пожалуйста, не заставляй меня делать это снова, папочка, - рыдала
она. - Если ты прикажешь мне сделать это, я сделаю и потом убью себя,
так что, пожалуйста... пожалуйста... никогда...
- Я люблю тебя, - шепнул он. - Успокойся и перестань болтать о са-
моубийстве. Это сумасшедшие разговоры.
- Нет, - сказала она. - Не разговоры. Обещай, папочка. Он долго ду-
мал и затем медленно произнес:
- Не знаю, смогу ли, Чарли. Но обещаю - постараюсь. Этого достаточ-
но?
Ее тревожное молчание служило красноречивым ответом.
- Я тоже боюсь, - сказал он мягко. - Отцы тоже пугаются. Поверь
мне.
Эту ночь они снова провели в кабине "виллиса". К шести утра - снова
были в пути. Облака стали рассеиваться, и к десяти часам наступил бе-
зупречный день бабьего лета. Вскоре после пересечения границы штата
Вермонт они увидели в садах людей, взбирающихся на лестницы, словно на
мачты, и грузовики, наполненные плетеными корзинами с яблоками.
В одиннадцать тридцать они свернули с дороги 34 на узкую грунтовую
дорогу с надписью "Частное владение", и Энди вздохнул с облегчением.
Они добрались до Грэнтера Макги. Они были на месте.
Медленно проехали примерно полторы мили к озеру. Осенние листья,
красные и золотые, перелетали через дорогу перед тупым носом джипа.
Когда сквозь деревья засверкала вода, дорога раздвоилась. Поперек бо-
лее узкой колеи висела тяжелая металлическая цепь, а на цепи - желтая
табличка со ржавыми пятнами: "ПРОХОДА НЕТ ПО УКАЗАНИЮ ШЕРИФА ОКРУГА".
Большая часть ржавых пятен образовалась вокруг шести или восьми углуб-
лений в металле, и Энди предположил, что летом какой-то отдыхавший
здесь парнишка в течение нескольких минут развеивал скуку, хлопая по
табличке из револьвера 22-го калибра. Но это было давным-давно.
Он вылез из "виллиса", достал из кармана кольцо с ключами. На коль-
це висела бирка из кожи с почти стершимися его инициалами Э.МкГ. Этот
кусочек кожи Вики подарила ему на рождество - рождество накануне рож-
дения Чарли.
Он постоял какое-то мгновение перед цепью, глядя на кожаную бирку,
затем на сами ключи. Их было около двух десятков. Забавная штука эти
ключи: по ним, имеющим тенденцию скапливаться на кольце, можно просле-
дить жизнь. Некоторые люди, безусловно более организованные, чем он,
просто выбрасывали старые ключи; те же организованные люди каждые
шесть месяцев имели привычку проверять и очищать свои бумажники. Энди
никогда не делал ни того, ни другого.
Вот ключ, который открывал дверь в восточном крыле Принс Холла в
Гаррисоне - там был его кабинет. Вот ключ от самого кабинета. От каби-
нета английского отделения. Вот ключ от дома в Гаррисоне, который он
видел в последний раз в день, когда Контора убила его жену и похитила
его дочь. Откуда еще два или три ключа, он даже не мог вспомнить. Да,
ключи - забавная пйука.
Воспоминания затуманились. Внезапно он почувствовал, что скучает по
Вики, тоскует по ней, как не тосковал с тех первых мрачных недель его
бегства с Чарли. Он так устал, так напуган и переполнен гневом. Если
бы он мог выстроить всех сотрудников
Конторы здесь, вдоль грэнтеровской дороги, и если бы кто-нибудь дал
ему в руки автомат Томсона...
- Папочка? - забеспокоился голосок Чарли. - Не можешь найти ключ?
- Нашел, нашел, - сказал он. Маленький ключ от замка фирмы "Йейл",
на котором он выцарапал своим карманным ножом Т.О, то есть Ташморское
озеро, висел среди других. Последний раз они были здесь в год рождения
