Папа печально глядит на сына, играющего со своей ниткой. Чарли
улыбается и вытягивает руку, чтобы папа увидел, как здорово она крутится.
- Выбрось эту гадость! - вопит мама и бьет Чарли из руке. Нитка падает
на пол. - Иди поиграй в кубики!
Чарли напуган этой внезапной вспышкой гнева. Он не знает, что будет
дальше. Его начинает бить Дрожь. Родители продолжают спорить, и голоса,
перелетающие от одного к другому, туго охватывают его, сжимают внутренности.
Паника.
- Чарли, марш в уборную! Только посмей наделать в штаны!
Конечно, он послушался бы ее, только ноги почему-то не двигаются. Его
руки взлетают вверх, защищу голову от удара.
- Ради бога, Роза! Оставь его в покое! Посмотри, как ты напугала его.
Всегда ты так, а бедный ребенок...
- А почему ты не помогаешь мне? Почему я все должна делать сама? Я
каждый день занимаюсь с нам чтобы он не отстал. Он просто медлительный, вот
и все!
- Не обманывай себя, Роза, это нечестно. Ты дрессируешь его, как
животное. Не приставай к нему.
- Мне хочется, чтобы он стал таким, как все!
Пока они спорят, живот Чарли болит все сильнее и сильнее, будто
собирается взорваться. Он прекрасно понимает, что нужно идти в туалет. Он
просто не может заставить себя. Куда удобнее сделать все прямо тут, на
кухне, но это неправильно, и она ударит его. Он хочет свою нитку обратно.
Если бы она была у него и крутилась, он смог бы удержаться и не наделать в
штаны. Но игрушки нет - колечки и бусинки разлетелись по кухне, а нитка
лежит около плиты.
Странно, хотя голоса доносятся до меня совершенно отчетливо, я
по-прежнему не вижу их лиц, только размытые очертания. Папа - огромный и
неторопливый, мама - маленькая и быстрая. Прислушиваясь к их спору, мне так
и хочется заорать изо всех сил: "Да посмотрите же вы на него! Вниз, на него!
На Чарли! Ему нужно в туалет!!!".
Они спорят, а Чарли стоит, вцепившись ручонками в свою красную
клетчатую рубашку. В словах, проскакивающих между ними словно искры, слышны
злоба и сознание своей вины.
- В сентябре он снова пойдет в тринадцатую, и снова пройдет весь класс!
- Ну посмотри же правде в глаза! Учительница сказала, что он неспособен
ни к какой серьезной работе.
- Эта стерва? О, я знаю, как назвать ее в следующий раз! Пусть только
начнет, и я напишу не только в попечительский совет! Я выцарапаю глаза этой
грязной шлюхе! Чарли, что ты так извиваешься? Иди в туалет. Иди сам. Ты
знаешь, куда идти.
- Разве ты не видишь - ему хочется, чтобы ты пошла с ним. Ему страшно!
- Отстань! Он прекрасно сходит и один. В книге написано, что это
придаст ему уверенности и создаст чувство достижения цели.
Но ужас, который вызывает у Чарли холодная, облицованная белым кафелем
комнатка, превозмогает все. Он боится идти туда один. Он протягивает к маме
руки и всхлипывает:
- Ту... туа...
Она бьет его по рукам.
- Хватит, - говорит строго. - Ты уже большой мальчик. Иди прямо в
туалет и сними штанишки, как я тебя учила. Предупреждаю - если обделаешься,
накажу.
Я почти чувствую корежащие его спазмы, а эти двое стоят над ним и ждут,
что же он будет делать. Всхлипывания становятся все тише и тише, и внезапно
он теряет всякий контроль над своим телом. Он закрывает лицо руками и
пачкает себя.
Облегчение и страх. Сейчас она будет бить его. Вот она уже наклоняется
к нему, крича, что он плохой мальчик, и Чарли ищет спасения у отца.
...И вдруг я вспоминаю, что ее зовут Роза, а его - Матт. Странно, что я
забыл, как зовут маму и папу. Ведь я помню, как звали сестру. Не помню,
когда я в последний раз думал про них. Мне хочется увидеть Матта, понять, о
чем он думает в этот момент. Когда она начала бить меня, он повернулся и
ушел на улицу.
Если бы я только мог разглядеть их лица!
ОТЧЕТ No 11
1 МАЯ. Почему я до сих пор не замечал, как хороша Алиса Кинниан? У нес
нежные карие глаза и волнистые каштановые волосы до плеч. Когда она
улыбается, ее полные губы складываются колечком.
Мы сходили в кино, а потом поужинали. В первом фильме я мало что понял,
потому что все время думал о том, что вот наконец она сидит рядом. Дважды ее
обнаженная рука касалась моей, и оба раза я отдергивал ее в страхе, что она
рассердится. Потом я заметил, как впереди нас парень положил руку на плечо
своей девушки, и мне тоже захотелось обнять мисс Кинниан. Подумать только,
до чего я дошел...
Не надо торопиться... Подниму руку на спинку ее кресла... Потом дюйм за
дюймом... Вот рука рядом с ее плечом... и как бы случайно...
Я не посмел.
Я ухитрился всего лишь разместить локоть на поручне ее кресла, но руке
тут же пришлось покинуть завоеванное место - мне срочно потребовалось
вытереть пот с лица. А один раз она случайно коснулась меня ногой.
В конце концов это стало невыносимо, и я принудил себя не думать о ней.
Первый фильм был про войну, но я застал только самый его конец: один солдат
возвращается в Европу и женится на женщине, спасшей ему жизнь. Вторая
картина заинтересовала меня. Психологический фильм про мужчину и женщину,
которые вроде бы любят друг друга, а на самом деле подталкивают себя к
гибели. Все идет к тому, что муж прикончит жену, но в последний момент ей
снится кошмар, она что-то кричит во сне, и муж начинает вспоминать свое
детство. Его озаряет, что всю свою ненависть он должен направить на злую
гувернантку, которая постоянно пугала его жуткими историями, оставив тем
самым трещину в его драгоценном "я". Взволнованный до глубины души своим
открытием, муж вскрикивает от радости, да так, что жена просыпается. Он
обнимает ее и... все проблемы решены. Дешевка! Наверно, я как-нибудь проявил
свой праведный гнев - Алиса вдруг спросила, что со мной.
- Бесстыдное вранье,-объяснил я, когда мы выходили в фойе. - Такого не
бывает.
- Конечно не бывает,- сказала она и рассмеялась. - Кино - мир
притворщиков.
- Это не ответ! - продолжал настаивать я. - Даже в выдуманном мире
должны существовать свои правила. Отдельные части должны складываться в
единое целое. Такие фильмы - ложь. Сценаристу или продюсеру захотелось
вставить туда нечто такое, чему там не место, и сразу начинает казаться, что
все идет вкривь и вкось.
Мы вышли на залитый яркими огнями Таймс-сквер. Алиса задумчиво
посмотрела на меня.
- Как быстро ты меняешься...
- Я растерян. Я больше не знаю, что я знаю.
- Пусть это не тревожит тебя. Та начинаешь видеть и понимать мир. - Она
взмахнула рукой, включая в этот жест сверкающий вокруг нас неон. Мы свернули
на Седьмую авеню. - Та начинаешь догадываться, что скрыто за фасадом
вещей... А отдельные части должны подходить друг к другу, тут я согласна с
тобой.
- Ну что ты... У меня совсем нет чувства, что я совершил великое
открытие. Я не понимаю себя самого и никак не могу разобраться в своем
прошлом. Я не знаю даже, где мои родители, как они выглядят. Когда я вижу их
во сне или вспоминаю, то их лица расплываются. А мне так хочется увидеть
отраженные в них чувства! Я никогда не пойму, что происходит со мной, пока
не увижу их лиц...
- Чарли, успокойся. - На нас оборачивались. Алиса взяла меня под руку и
притянула к себе. - Потерпи. Не забывай, что за несколько недель ты сделал
то, на что у других уходит вся жизнь. Скоро ты начнешь находить связи между
отдельными явлениями и поймешь, что разные на первый взгляд области знания
на самом деле составляют единое целое. Ты как бы взбираешься по огромной
лестнице все выше, и видишь вокруг себя все больше.
Когда мы зашли в кафе на Пятьдесят четвертой улице и взяли подносы, она
оживленно заговорила:
- Обычные люди могут увидеть совсем немного. Не в их власти изменить
себя или подняться выше определенного уровня, но ты - гений. Каждый день
будет открывать тебе новые миры, о существовании которых ты раньше и не
подозревал.
Люди в очереди оборачивались поглазеть на новоявленного гения, и мне
пришлось слегка подтолкнуть ее, чтобы заставить говорить потише.
Я только надеюсь, - прошептала она, - что это не пойдет тебе во вред.
Я не сразу нашелся, что ответить на это. Мы взяли еду со стойки,
расплатились и сели за столик. Ели мы молча, и в конце концов молчание
начало действовать мне на нервы. Я понимал, чего она боится, и решил
обратить все в шутку.
- А с чего ты взяла, что операция может повредить мне? Вряд ли я стану
хуже, чем раньше. Посмотри на Элджернона. Пока хорошо ему, будет хорошо и
мне.
Она молча рисовала ножом круги на куске масла, и эти размеренные
движения на какое-то мгновение загипнотизировали меня.
- А еще, - сказал я, - мне удалось кое-что подслушать. Профессор Немур
и доктор Штраус поспорили, и Немур сказал, что он уверен в благополучном
исходе.
- Будем надеяться, - сказала она. - Ты и представить себе не можешь,
как я боялась за тебя. - Она заметила, что я уставился на ее нож, и
осторожно положила его рядом с тарелкой.
Я собрался с духом и произнес:
- Я пошел на это только ради тебя.
Алиса улыбнулась, и я задрожал от счастья. Тогда-то я и заметил, что у
нее нежные карие глаза. Внезапно она опустила взгляд и покраснела.
- Спасибо, Чарли, - сказала она и взяла меня за руку.
ТАКОГО я еще в своей жизни не слышал. Я наклонился к ней и,
зажмурившись от страха, произнес:
- Ты мне очень нравишься. - Она кивнула головой и чуть-чуть улыбнулась,
одними губами... - Больше чем нравишься. Я хочу сказать... Черт возьми, я не
знаю, что хочу сказать!
Я сознавал, что сижу весь красный, не зная, куда смотреть и что делать
с руками. Я уронил вилку, полез доставать ее и опрокинул стакан воды прямо
ей на платье. Внезапно опять я стал тупым и неуклюжим и, когда захотел
извиниться, обнаружил, что язык у меня слишком большой и не помещается во
рту.
- Ничего страшного, - попробовала Алиса успокоить меня. - Это всего
лишь вода.
В такси по дороге домой мы долго молчали, а потом она положила сумочку,
поправила мне галстук и выровняла платок в нагрудном кармане.
- Ты очень взволнован, Чарли.
- Я чувствую себя смешным.
- Я расстроила тебя своими разговорами, смутила тебя.
- Это не так. Меня тревожит, что я не всегда могу высказать то, что
чувствую.
- Чувства - новость для тебя. Не все нужно... высказывать...
Я придвинулся ближе к ней я хотел взять ее за руку, но она отдернула
ее.
- Не надо. Чарли. Мне кажется, это не то, что тебе сейчас требуется. Я
виновата перед тобой, и неизвестно еще, чем все кончится.
И снова я почувствовал, что туп и смешон одновременно. Я разозлился на
себя, отодвинулся от Алисы и уставился в окно. Я ненавидел ее, как никого
раньше, - за легкие ответы на трудные вопросы и материнское воркование. Мне
захотелось влепить ей пощечину, заставить ползать перед собой на коленях, а
потом захотелось обнять ее и поцеловать.
- Чарли, прости меня.
- Забудем об этом.
- Но ты должен разобраться в том, что происходит.
- Конечно-конечно, но давай все-таки не будем говорить об этом.
Когда такси подъехало к ее дому, я уже чувствовал себя самым несчастным
человеком на свете.
- Пойми. - сказала Алиса, - это моя ошибка. Мне никуда нельзя было
ходить с тобой.
- Да, теперь я вижу.
- Я хочу сказать... Нам нельзя строить наши отношения на...
эмоциональной основе. Тебе так много нужно сделать... У меня нет права
врываться в твою жизнь.
- Это уж моя забота, не так ли?
- Это не только твое личное дело, Чарли. У тебя появились
