столику инспектора, он протянул ему руку.
Инспектор поднял глаза и, покусывая губы, посмотрел на протянутую
руку. К. подумал, что он ее сейчас пожмет. Но тот встал, взял круглую
жесткую шляпу, лежавшую на постели фройляйн Бюрстнер, и осторожно, обеими
руками, как меряют обычно новые шляпы, надел ее на голову.
- Как просто вы все себе представляете! - сказал он К. - Значит,
по-вашему, нам надо мирно разойтись? Нет, нет, так не выйдет. Но я вовсе
не хочу сказать, что вы должны впасть в отчаяние. Нет, зачем же! Ведь вы
только арестованы, больше ничего. Что я и должен был вам сообщить, сообщил
и видел, как вы это приняли. На сегодня хватит, и мы можем попрощаться -
правда, только на время. Вероятно, вы захотите сейчас отправиться в банк?
- В банк? - спросил К. - Но я думал, что меня арестовали!
К. сказал это с некоторым вызовом: несмотря на то, что его
рукопожатие отвергли, он чувствовал, особенно когда инспектор встал, что
он все меньше зависит от этих людей. Он с ними играл. Он даже решил, если
они уйдут, побежать за ними до ворот и предложить, чтобы они его
арестовали. Поэтому он и повторил:
- Как же я могу пойти в банк, раз я арестован?
- Вот оно что! - сказал инспектор уже от дверей. - Значит, вы меня не
поняли. Да, конечно, вы арестованы, но это не должно помешать выполнению
ваших обязанностей. И вообще вам это не должно помешать вести обычную
жизнь...
- Ну, тогда этот арест вовсе не так страшен, - сказал К. и подошел
вплотную к инспектору.
- А я иначе и не думал, - сказал тот.
- Тогда и сообщать об аресте, пожалуй, не стоило, - сказал К. и
подошел совсем вплотную.
Остальные тоже подошли к ним. Все столпились у самой двери.
- Это была моя обязанность, - сказал инспектор.
- Глупейшая обязанность, - не сдаваясь, сказал К.
- Возможно, - сказал инспектор, - но не стоит терять время на такие
разговоры. Я предположил, что вы хотите пойти в банк. Так как вы каждому
слову придаете значение, добавлю я вас не заставляю идти в банк, я только
предположил, что вы этого хотите. И чтобы облегчить вам этот шаг и сделать
ваш приход по возможности незаметным, я и предоставил в ваше распоряжение
этих трех господ, ваших коллег.
- Что? - крикнул К. и уставился на трех молодых людей.
Эти ничем не приметные худосочные юнцы, которых он воспринимал до сих
пор только как посторонних людей, глазеющих на фотографии, действительно
были чиновники из его банка; не коллеги - это было слишком сильно сказано
и доказывало, что всеведущий инспектор знает далеко не все, - но
действительно это были низшие служащие из его банка. И как это К. мог их
не узнать? Насколько же он был занят разговором с инспектором и стражей,
что не узнал этих троих! Суховатого Рабенштейнера, вечно размахивающего
руками белокурого Куллиха с запавшими глазами и Каминера с его невыносимой
улыбкой из-за хронически перекошенных мускулов лица.
- С добрым утром! - сказал К. минуту спустя, и все трое с корректным
поклоном пожали протянутую руку. - Совсем вас не узнал. Значит, теперь
отправимся вместе на работу?
Все трое с готовностью заулыбались и закивали, словно только этого и
дожидались, а когда К. не нашел своей шляпы - она осталась в его комнате,
- они все гуськом побежали туда, что, разумеется, указывало на некоторую
растерянность. К. стоял и смотрел им вслед через обе открытые двери;
последним, конечно, бежал равнодушный Рабенштейнер, он просто трусил
элегантной рысцой. Каминер подал шляпу, и К. должен был напомнить самому
себе, как часто бывало и в банке, что Каминер улыбается не нарочно, больше
того, что улыбнуться нарочно он не может.
Фрау Грубах, у которой вид был вовсе не виноватый, отперла двери в
прихожей перед всей компанией, и К. по привычке взглянул на завязки
фартука, которые слишком глубоко врезались в ее мощный стан. На улице К.
поглядел на часы и решил взять такси, чтобы не затягивать еще больше
получасовое опоздание. Каминер побежал на угол за такси, а оба других
сослуживца явно пытались развлечь К. И вдруг Куллих показал на парадное в
доме напротив, откуда только что вышел высокий человек со светлой бородкой
и, несколько смущенный тем, что его видно во весь рост, отступил назад и
прислонился к стенке. Очевидно, старики еще спускались по лестнице. К.
рассердился на Куллиха за то, что тот обратил его внимание на этого
мужчину; он же сам видел его еще тогда, у окна, более того, он ждал, что
тот выйдет.
- Не смотрите туда! - отрывисто бросил он, не замечая, насколько
неуместен такой тон по отношению к взрослым людям.
Но объяснять ничего не пришлось, потому что подошел автомобиль, все
уселись и поехали. Только тут К. спохватился, что он совершенно не
заметил, как ушел инспектор со стражей: раньше из-за инспектора он не
видел троих чиновников, а теперь из-за чиновников прозевал инспектора. Об
особом присутствии духа это не свидетельствовало, и К. твердо решил
последить за собой в этом отношении.
Но он невольно обернулся и высунулся из такси, чтобы проверить еще
раз, там ли инспектор со стражей или нет. Однако он тут же повернулся
назад н удобно откинулся в угол, даже не посмотрев, там ли они. Хоть он и
не показывал виду, но именно сейчас ему хотелось бы с кем-нибудь
заговорить. Но его спутники явно устали: Рабенштейнер смотрел направо,
Куллих - налево, и только Каминер как будто был готов к разговору, со
своей вечной ухмылкой, над которой, к сожалению, нельзя было подтрунить из
простого человеколюбия.
Этой весной К. большей частью проводил вечера так: после работы, если
еще оставалось время - чаще всего он сидел в конторе до девяти, - он
прогуливался один или с кем-нибудь из сослуживцев, а потом заходил в
пивную, где обычно просиживал с компанией пожилых господ за их постоянным
столом часов до одиннадцати. Бывали и нарушения этого расписания, например
когда директор банка, очень, ценивший К. за его работоспособность и
надежность, приглашал его покататься в автомобиле или поужинать на даче.
Кроме того, К. раз в неделю посещал одну барышню, по имени Эльза, которая
всю ночь до утра работала кельнершей в ресторане, а днем принимала гостей
исключительно в постели.
Но в этот вечер - весь день пролетел незаметно в напряженной работе и
во всяких лестных и дружественных поздравлениях с днем рождения - К. решил
сразу пойти домой. Каждый раз в перерывах между работой он об этом думал;
неизвестно почему, ему все время казалось, что из-за утренних событий во
всей квартире фрау Грубах царит ужасный хаос и что именно он должен
навести там порядок. А раз порядок будет восстановлен, то все следы
утренних событий исчезнут и все пойдет по-прежнему. Опасаться тех трех
чиновников, конечно, было нечего: они растворились в огромной массе
банковских служащих, и по ним ничего заметно не было. К. несколько раз, и
вместе и поодиночке, вызывал их к себе с единственной целью - понаблюдать
за ними, и каждый раз он отпускал их вполне удовлетворенный.
Когда он в половине десятого подошел к своему дому, он встретил в
подъезде молодого парня, который стоял, широко расставив ноги, с трубкой в
зубах.
- Вы кто такой? - сразу спросил К. и надвинулся на парня; в
полутемном подъезде трудно было что-либо разглядеть.
- Я сын швейцара, ваша честь, - сказал парень, вынул трубку изо рта и
отступил в сторону.
- Сын швейцара? - переспросил К. и нетерпеливо постучал палкой об
пол.
- Может быть, вам что-нибудь угодно? Прикажете позвать отца?
- Нет, нет, - сказал К., и в голосе его послышалось что-то похожее на
снисхождение, словно парень натворил бед, а он его простил. - Все в
порядке, - добавил он и пошел дальше, но, прежде чем подняться на
лестницу, еще раз оглянулся.
Он мог бы пройти прямо к себе в комнату, но, так как ему надо было
поговорить с фрау Грубах, он сразу постучался к ней. Она сидела с чулком в
руках у стола, на котором лежала еще груда старых чулок. К. рассеянно
извинился, что зашел так поздно, но фрау Грубах была с ним очень
приветлива и никаких извинений слушать не захотела; для него она всегда
дома, он отлично знает, что из всех ее квартирантов он самый лучший, самый
любимый. К. оглядел комнату: все было на старом месте, посуда от завтрака,
стоявшая утром на столике у окна, тоже была убрана. Женские руки все могут
сделать незаметно, подумал он; сам он, наверно, скорее перебил бы всю
посуду, но, уж конечно, не сумел бы унести ее отсюда. С благодарностью он
посмотрел на фрау Грубах.
- Почему вы так поздно работаете? - спросил он.
Теперь они оба сидели у стола, и К. время от времени ворошил рукой
груду чулок.
- Работы много, - сказала она. - Весь день уходит на квартирантов; а
приводить свои вещи в порядок я могу только по вечерам.
- Сегодня я, наверно, доставил вам много лишних хлопот?
- Чем же это? - спросила она, оживившись, и опустила чулок на колени.
- Я про тех людей, которые приходили утром.
- Ах, вот оно что, - сказала она прежним спокойным голосом. - Нет,
никаких особых хлопот тут не было.
К. молча смотрел, как она снова взялась за чулок. Кажется, она
удивлена, что я об этом заговорил, подумал он, кажется, она считает
неправильным, что я об этом заговорил. Тем важнее все ей высказать. Только
с таким старым человеком я не могу об этом поговорить.
- Ну как же, - сказал он вслух, - хлопот вам они, конечно, доставили
немало. Но больше это не случится:
- Больше такое случиться не может, - подтвердила она и взглянула на
К. с немного грустной улыбкой.
- Вы серьезно так думаете? - спросил К.
- Да, - сказала она тихо. Но главное - вы не должны принимать все это
близко к сердцу. Чего только на свете не бывает! И уж раз вы со мной так
откровенно заговорили, господин К., то могу вам признаться: я кое-что
подслушала под дверью, да и стража мне немножко рассказала. Ведь речь идет
о вашей судьбе, и я за вас душой болею - хоть, может быть, мне это и не
пристало, ведь я вам всего лишь квартирная хозяйка. Так вот, я кое-что
слышала и не могу сказать, что все так плохо. Нет, нет. Правда, вы
арестованы, но не так, как арестовывают воров. Когда арестовывают вора,
дело плохо, а вот ваш арест... мне кажется, в нем есть что-то научное. Вы
уж меня простите, если я говорю глупости, но, мне кажется, тут,
безусловно, есть что-то научное. Я, правда, мало что понимаю, но, наверно,
тут и понимать не следует.
- Вовсе это не глупости, фрау Грубах, по крайней мере я с вами
отчасти согласен. Правда, я сужу об этом гораздо строже, чем вы, для меня
тут не только ничего научного нет, но и вообще за всем этим нет ничего. На
меня напали врасплох, вот и все. Если бы я встал с постели, как только
проснулся, не растерялся бы оттого, что не пришла Анна, не обратил бы
внимания, попался мне кто навстречу или нет, а сразу пошел бы к вам и на
этот раз в виде исключения позавтракал бы на кухне, а вас попросил бы
принести мое платье из комнаты, тогда ничего и не произошло бы, все, что
потом случилось, было бы задушено в корне. Но в таких делах человек легко
попадает впросак. Вот, например, в банке я ко всему подготовлен, там
ничего подобного со мной случиться не могло бы, там у меня свой курьер, на
столе стоит городской телефон, все время заходят люди - и служащие и
клиенты, да, кроме того, я там все время связан с работой, во всем отдаю
себе отчет, там такая история мне просто доставила бы удовольствие. Ну,
ничего, теперь все кончилось. Собственно говоря, мне даже не хотелось об
