того, что придется иметь дело с Гордой, так как я не знал, что это за
собой повлечет.
В этот момент в своем сновидении я изменил точку зрения или вернее
что-то выдернуло меня из сцены, и я стал смотреть вокруг, как зритель.
Мы находились в доме в северной мексике, как я мог определить по
окружающему, которое было частично видно с того места, где я стоял.
Я мог видеть отдаленные горы. Я вспомнил также обстановку дома и его
расположение. Мы находились под крышей на открытой веранде, некоторые из
присутствующих сидели на громоздких стульях, однако большинство или стояли
или сидели на полу. Я узнавал каждого из них. Там было 16 человек. Горда
стояла рядом со мной лицом к дону Хуану.
Тут я осознал, что могу иметь одновременно два различных чувства: я
мог или войти в сцену сновидения и чувствовать, что повторяю давно
потерянное переживание, или же я мог быть свидетелем сцены, сохраняя
настроение моей теперешней жизни. Когда я погружался в сцену сновидения,
то чувствовал себя в безопасности и под защитой. Когда я был ее
свидетелем, сохраняя свое настроение этого времени,
Я чувствовал себя потерянным, беззащитным, встревоженным. Мне это мое
настроение не нравилось, поэтому я нырнул в сцену сновидения.
Жирная Горда спросила дона Хуана голосом, который перекрывал смех
всех и каждого, буду ли я ее мужем. Последовала тишина на секунду. Дон
Хуан, казалось, рассчитывал, что сказать. Он погладил ее по голове и
сказал, что может поговорить со мной и что я буду в восторге от
возможности стать ее мужем. Все присутствующие хохотали. Я смеялся вместе
с ними. Мое тело сотрясалось от самого искреннего удовольствия, однако я
не чувствовал себя смеющимся над Гордой. Я не считал ее ни клоуном, ни
дурой. Она была ребенком. Дон Хуан повернулся ко мне и сказал, что я
должен чтить Горду независимо от того, что она станет делать по отношению
ко мне, и что я должен через взаимодействие с нею выучить мое тело
чувствовать себя легко и свободно в самых трудных обстоятельствах. Дон
Хуан обратился ко всей группе и сказал, что намного легче двигаться в
условиях максимального стресса, чем быть неуязвимым в обычных
обстоятельствах, таких, как взаимодействие с кем-либо вроде Горды. Он
добавил, что я не должен ни при каких условиях сердиться на Горду, потому
что она будет моим бенефактором на самом деле, ибо только через нее я
смогу запрячь в работу мой эгоизм.
Я настолько глубоко погрузился в сцену сновидения, что забыл о том,
что я - сновидящий. Внезапное давление на руку напомнило мне, что я в
сновидении.
Я почувствовал присутствие Горды рядом с собой, но не видел ее. Она
была тут только как прикосновение, тактильное ощущение на моем предплечье.
Я перевел на него свое внимание, и это ощущение стало чувствоваться как
хорошая хватка, а затем и вся Горда материализовалась целиком, как если бы
она была сделана из наложенных друг на друга кадров фотопленки. Это было
чем-то вроде комбинированных съемок в кино. Сцена сновидения растворилась.
Вместо этого мы с Гордой смотрели друг на друга, взяв друг друга за руки.
Одновременно мы опять повернулись к сцене сновидения, свидетелями
которой мы были.
В этот момент я знал без всякой тени сомнения, что мы оба видим одно
и то же. Теперь дон Хуан говорил что-то Горде, но я не мог его слышать.
Мое внимание скакало туда-сюда между третьим состоянием сновидения,
пассивным присутствием, и вторым - динамичным бодрствованием. На какой-то
момент я оказывался с доном Хуаном, Гордой и другими 16 людьми, а уже в
следующую секунду я оказывался с сегодняшней Гордой, наблюдавшей застывшую
сцену. Затем резкий рывок моего тела перевел меня на другой уровень
внимания: я ощутил что-то как хруст кусочка сухого дерева. Это был
маленький взрыв, но походил он на щелканье сустава пальца. Я оказался в
первом состоянии сновидения - спокойном бодрствовании. Я спал, но в то же
время все прекрасно осознавал. Я хотел остаться на этой мирной стадии
подольше, но еще один рывок заставил меня проснуться моментально. Я
внезапно осознал, что мы с Гордой были в совместном сновидении.
Мне очень не терпелось с ней поговорить. Она чувствовала то же самое.
Мы бросились разговаривать друг с другом. Когда мы успокоились, я попросил
ее описать мне все, что произошло с ней в нашем совместном сновидении.
- Я тебя очень долго ждала, - сказала она. - какая-то часть во мне
думала, что я тебя пропустила, но другая часть думала, что ты нервничаешь
и у тебя затруднения, поэтому я ждала.
- Где ты ждала, Горда? - спросил я.
- Я не знаю, - ответила она. - я знаю, что уже вышла из красноватого
света, но я ничего не могла видеть. Тут задумаешься - я ничего не видела,
я ощупывала дорогу кругом, а возможно, я еще была в красноватом свете,
хотя нет, он не был красноватый. Место, где я находилась, было окрашено в
светло-персиковый цвет. Затем я открыла глаза, и там был ты. Ты, казалось,
готов был уйти, поэтому я схватила тебя за руку. Затем я посмотрела и
увидела нагваля Хуана Матуса, тебя, меня и других людей в доме Висенте. Ты
был моложе, а я была жирная.
Упоминание о доме Висенте навело меня внезапно на мысль, о которой я
и рассказал Горде. Однажды, когда я проезжал через Закатекас в Северной
Мексике, у меня появилось странное желание заехать и навестить одного из
друзей дона Хуана, Висенте. При этом я не понимал, что, поступая так, я
бездумно врываюсь в другую область, так как дон Хуан никогда не знакомил
меня с ним. Висенте, как и женщина-нагваль, принадлежали другому миру. Не
удивительно, что Горда была так потрясена, когда я рассказал ей о моем
визите. Мы знали его очень хорошо, он был так же близок к нам, как дон
Хенаро, а возможно, даже ближе, и тем не менее мы забыли его, так же как
забыли женщину-нагваль.
Здесь мы с Гордой сразу сделали огромный шаг назад в воспоминании. Мы
вспомнили вместе, что Хенаро, Висенте и Сильвио Мануэль были друзьями дона
Хуана, его когортой. Они все были связаны между собой своего рода обетом.
Мы с Гордой не могли припомнить, в чем именно состояла эта связь. Висенте
не был индейцем. В молодости он был фармацевтом. Он был ученым группы и
настоящим лекарем, который поддерживал всех их всегда здоровыми. У него
была страсть к ботанике. Я был без всяких сомнений убежден, что он знает о
растениях больше, чем любой из ныне живущих людей.
Мы с Гордой вспоминали, что именно Висенте обучил всех, в том числе и
дона Хуана, пользоваться лекарственными растениями. Он особенно
интересовался Нестором, и мы все считали, что Нестор будет похож на него.
- Воспоминание о Висенте заставляет меня задуматься о самой себе, -
сказала Горда. - это наводит меня на мысль о том, какой невыносимой
женщиной я была. Самое плохое, что может произойти с женщиной, - это иметь
детей, иметь дыры в своем теле, и все же действовать, как маленькая
девочка. В этом и была моя проблема: я хотела быть умной, но была
пустышкой. И мне позволяли строить из себя дуру, помогали мне быть ишачьим
хвостом.
- Кто, Горда, - спросил я.
- Нагваль и Висенте и все эти люди, которые были в доме, когда я вела
себя с тобой такой ослицей.
Мы с Гордой вспомнили одновременно, что ей позволяли быть несносной
только со мной. Больше никто не поддерживал ее чепухи, хотя она и пыталась
отыграться на каждом. - Висенте принимал меня, - сказала Горда. - он все
время играл со мной. Я даже звала его дядей. Когда я попыталась назвать
дядей Сильвио Мануэля, он чуть не сорвал у меня кожу с запястий своими
клещеподобными руками.
Мы попытались сфокусировать наше внимание на Сильвио Мануэле, но не
могли вспомнить, как он выглядел. Мы могли ощущать его присутствие в своих
воспоминаниях, но он не был в них личностью, - он был только ощущением.
Насколько это касалось сцены сновидения, мы помнили, что она была
точной копией того, что действительно имело место в нашей жизни в
определенном месте и в определенное время, однако мы все еще не могли
вспомнить, когда именно. Но я знал, что принял заботы о Горде, как
средство самовоспитания и подготовки к трудностям взаимодействия с людьми.
Совершенно необходимо было воспитать в себе чувство легкости при
столкновении с социальными ситуациями, а здесь никто не мог быть лучшим
тренером, чем Горда. Те проблески памяти, которые у меня возникали о
жирной Горде, появлялись именно из этих обстоятельств, так как я буквально
последовал указаниям дона Хуана.
Горда сказала, что ей понравилось настроение сцены сновидения. Она бы
предпочла просто следить за ней, но я втащил ее внутрь сцены, заставив
переживать свои старые чувства, которые были отвратительны для нее. Ее
неудобство было так велико, что она намеренно потащила меня за руку, чтобы
заставить закончить наше участие в чем-либо, столь неприятном для нее.
На следующий день мы договорились о времени следующего сеанса
совместного сновидения. Она начала его из своей спальни, а я из своего
кабинета, но ничего не произошло. Мы выдохлись уже от попыток войти в
сновидение.
Целыми неделями после этого мы тщетно пытались достичь эффективности
нашего первого опыта. С каждой неудачей мы становились ожесточеннее и
упорнее.
Перед лицом наших неудач я решил, что нам следует на некоторое время
отказаться от совместного сновидения и пока подробней рассмотреть сам
процесс сновидения и проанализировать его концепции и процедуры.
Горда сначала не согласилась со мной. Для нее идея обзора всего того
что мы знаем о сновидении, была как бы еще одним способом сложить руки и
сдаться. Она предпочитала продолжать попытки, даже если мы и не добьемся
успеха. Я настаивал, и она в конце концов приняла мою точку зрения просто
из чувства растерянности.
Однажды вечером мы уселись и так подробно, как только могли, стали
обсуждать все, что мы знали о сновидении. Быстро выяснилось, что здесь
есть несколько ключевых тем, которым дон Хуан придавал особое значение.
Прежде всего - это сам акт сновидения. Он, видимо, начинался как совсем
особое состояние опознавания, к которому приходишь, фокусируя остаток
сознания, который еще имеешь во сне на отдельных чертах или элементах сна.
Остаток сознания, который дон Хуан называл "вторым вниманием", вводился в
действие или включался в работу через упражнение "не-делания". Мы считали,
что существенной помощью сновидению было состояние умственного покоя,
который дон Хуан называл "остановкой внутреннего диалога", или "неделания
разговора с самим собой".
Чтобы научить меня выполнять его, он обычно заставлял меня проходить
целые мили с глазами, фиксированными неподвижно и сфокусированными на
уровне чуть выше горизонта, что усиливало периферическое зрение. Его метод
был эффективен сразу в двух направлениях: он позволил мне остановить свой
внутренний диалог после многих лет попыток и он тренировал мое внимание.
Заставляя меня концентрировать внимание на периферии поля зрения, дон Хуан
усиливал мою способность концентрироваться в течение долгого времени на
одной какой-либо деятельности.
Позднее, когда я добился успеха в контролировании внимания и мог
часами заниматься какой-либо нудной работой, не отвлекаясь, на что раньше
никогда не был способен, он сказал мне, что наилучшим способом войти в
сновидение было концентрироваться на кончике грудины - на верхней грани
живота. Он сказал, что энергия, нужная для сновидения, исходит из этой
точки, а та энергия, которая нужна, чтобы двигаться и искать в сновидении,
исходит из области, расположенной на 2-3 см ниже пупка. Он назвал эту
