Зрелище учеников, пытающихся смеяться, было таким же смешным, как и мои
собственные попытки. Внезапно я рассмеялся с доном Хуаном и его воинами.
Дон Хенаро, который всегда сочинял анекдоты о моих поэтических
дарованиях, попросил меня громко прочитать мои произведения. Он сказал,
что хочет суммировать свои сантименты и свои рекомендации стихотворением,
которое прославляет жизнь, смерть и смех. Он имел в виду отрывок из поэмы
Хосе Горотиса "Смерть без конца".
Женщина-нагваль вручила мне книгу и я прочел тот отрывок, который
всегда нравился дону Хуану и дону Хенаро.
О, какая слепая радость,
Какое огромное желание
Пользоваться воздухом, которым мы дышим,
Ртом, глазом, рукой.
Какое горячее нетерпение
Потратить абсолютно всего себя
В одном единственном взрыве смеха.
О, эта оскорбительная выскочка смерть,
Которая убивает нас издалека,
Дотянувшись к нам через удовольствие,
Которое мы находим
В ничтожной ласке
В чашке чая...
Обстановка для стихотворения была захватывающей. Я ощутил озноб. Ко
мне подошли Эмилито и курьер Хуан Тума. Они не сказали ни слова. Их глаза
сияли, как черный мрамор. Все их чувства, казалось, были сфокусированы в
их глазах. Курьер Хуан Тума очень мягко сказал, что когда-то в своем доме
он ввел меня в мистику мескалито и что это было предшественником другого
случая в колесе времени, когда он хотел бы ввести меня в полную и
окончательную тайну.
Эмилито сказал, как если бы его голос был эхом Хуана Тумы, что они
оба уверены, что я выполню свою задачу. Они будут ждать, потому что
когда-нибудь я присоединюсь к ним. Курьер Хуан Тума добавил, что орел свел
меня с партией нагваля Хуана Матуса как со спасительной командой. Они
обняли меня еще раз и оба прошептали, что я должен верить в самого себя.
После курьеров ко мне подошли женщины-воины. Каждая обнимала меня и
шептала мне на ухо свои лучшие пожелания. Женщина-нагваль подошла ко мне
последней. Она села и держала меня между колен, будто я был ребенок. Она
излучала привязанность и чистоту. У меня перехватило дыхание.
Мы поднялись и обошли комнату. Мы разговаривали относительно нашей
судьбы. Силы, которые невозможно измерить, привели нас к этому
кульминационному моменту. Преклонение, которое я чувствовал, было
неизмеримым, и такова же была моя печаль. Затем она открыла мне частичку
правила, которое относится к трехзубчатому нагвалю. Она была в состоянии
крайнего возбуждения и в то же время она была спокойна. Ее интеллект был
безупречен и в то же время она не пыталась рассуждать о чем бы то ни было.
Ее последний день на земле поглощал ее. Она наполнила меня своим
настроением. Казалось, что вплоть до этого момента я не вполне понимал
финальность нашей ситуации. Пребывание на левой стороне обуславливало так,
что непосредственный текущий момент заслонял все остальное, и это делало
практически невозможным для меня предвидеть дальше этого момента, однако
воздействие ее настроения захватило значительную часть и моего
правостороннего сознания вместе с его способностью предчувствовать те
ощущения, которые придут потом. Я сообразил, что больше не увижу ее
никогда. Это было невыносимо.
Дон Хуан говорил мне, что на левой стороне нет слез и воин не может
больше плакать и единственным выражением боли является дрожь, которая
приходит откуда-то из самых глубин вселенной, как если бы одна из эманаций
орла была болью. Дрожь воина бесконечна. Пока женщина-нагваль
разговаривала со мной и держала меня, я ощутил эту дрожь. Она обняла меня
руками за шею и прижала свою голову к моей. Я думал, что она выкручивает
меня, как тряпку. Я почувствовал, как что-то выходит из моего тела или из
ее тела в мое. Моя боль была столь интенсивной и затопила меня так быстро,
что я взбесился. Я упал на пол вместе с женщиной-нагваль, все еще
обнимавшей меня. Я подумал, как во сне, что, видимо, ушиб ей лоб при нашем
падении. Наши лица были покрыты кровью. Кровь залила ей глаза.
Дон Хуан и дон Хенаро быстро подняли меня. Они держали меня. По мне
проходили неудержимые судороги, подобные схваткам. Женщины-воины окружили
женщину-нагваль; они выстроились в один ряд посередине комнаты; к ним
присоединились мужчины. Через мгновение между ними образовалась явная
энергетическая цепь. Этот ряд проходил передо мной. Каждый из них подходил
на секунду и останавливался передо мной, не разрывая ряда при этом, будто
они находились на конвейере, который нес их и останавливал каждого на
секунду передо мной.
Мужчины-курьеры ушли первыми. Затем женщины-курьеры, затем
воины-мужчины, сновидящие, сталкеры и, наконец, женщина-нагваль. Они
проходили мимо меня и останавливались в полной видимости на 1-2 секунды -
достаточно долго, чтобы Сказать "прощай", а затем исчезали в темноте
таинственной щели, которая появилась в комнате. Дон Хуан нажал мне на
спину и снял часть моей невыносимой боли. Он сказал, что понимает мою боль
и что та близость, которая связывает нагваля-мужчину с нагвалем-женщиной
является чем-то таким, что нельзя сформулировать. Она существует как
результат эманаций орла. После того, как эти двое людей сведены вместе, а
затем разъединены, нет никакого способа заполнить пустоту, потому что это
не социальная пустота, а движение этих эманаций. Дон Хуан сказал мне, что
он собирается переместить меня в мое крайнее правое сознание. Он сказал,
что маневр этот милосердный, хотя и временный: он позволит мне на
некоторое время забыть, но не успокоит меня, когда я вспомню. Дон Хуан
также сказал мне, что акт воспоминания является абсолютно непознаваемым.
Фактически, это акт воспоминания самого себя, который не прекращается
после того, как вспомнишь все взаимодействия, которые имел на своей левой
стороне сознания. Напротив, воспоминание самого себя продолжает поднимать
на свет каждое воспоминание, которое светящееся тело хранит с момента
рождения. Те систематические взаимодействия, через которые воины проходят
в состоянии повышенного сознания, являются лишь средством заставить другое
"я" раскрыть себя в воспоминаниях. Этот акт воспоминания, хотя он и
кажется относящимся только к воинам, касается в действительности каждого
человеческого существа: каждый из нас может идти прямо в память нашего
светящегося тела, достигая неимоверных результатов.
Затем дон Хуан сказал, что в этот день в сумерках они уйдут и
единственное, что им осталось сделать для меня, так это создать отверстие,
разрыв в континууме моего времени. Они собирались заставить меня прыгнуть
в бездну для того, чтобы прервать эманации орла, из-за которых у меня есть
ощущение, что я цельный и непрерывный. Прыжок должен быть сделан, пока я
буду находиться в состоянии нормального сознания. Идея состояла в том, что
мое второе внимание возьмет верх; вместо того, чтобы умереть на дне
бездны, я полностью войду в свое другое "я". Дон Хуан сказал, что я через
некоторое время выйду из второго "я" после того, как моя энергия будет
израсходована, но выйду я не на той же самой вершине, с которой я
собираюсь прыгать. Он предсказал, что я материализуюсь на своем любимом
месте, где бы оно ни было. Это и будет разрывом в континууме моего
времени. Затем он полностью выпихнул меня из моего левостороннего
сознания, и я забыл свою боль, свою цель, свою задачу.
В сумерках того же вечера Паблито, Нестор и я прыгнули в пропасть.
Расчет нагваля был столь точным и столь милосердным, что ничего из события
их прощания не проникло через границы другого события, когда мы остались
живы после прыжка в верную смерть. Каким бы поразительным ни было это
событие, оно бледнело в сравнении с тем, что происходило в другой сфере.
Дон Хуан заставил меня прыгнуть как раз в тот момент, когда он и все его
воины воспламеняли свое сознание. У меня было подобное сну видение ряда
людей, смотрящих на меня. Впоследствии я разумно решил, что это одно из
длинной серии видений или галлюцинаций, которые прошли передо мной во
время прыжка. Такова была жалкая интерпретация моего правостороннего
сознания, подавленного чудовищностью всего этого события. На своей левой
стороне я понял, однако, что вошел в свое другое "я" и этот вход не имел
никакого отношения к моей рациональности. Воины партии дона Хуана удержали
меня на бесконечный момент, прежде чем исчезнуть во всеобщем свете, прежде
чем орел пропустил их. Я знал, что они находятся в сфере эманаций орла,
которой я не мог достичь. Они ждали дона Хуана и дона Хенаро. Я видел, как
Дон Хуан занял место впереди, а затем это была только линия ослепительных
огней в небе. Что-то подобное ветру, казалось, заставляло ряд огней
сокращаться и сжиматься. В одном месте, там, где находился дон Хуан,
появилось сильное сияние. Я подумал об оперенном змее из тольтекской
легенды. А затем огни исчезли.
