взгляды на мир окончательны. Используя психотропные растения и точно
направленные столкновения между мною и чуждыми системами, он добился
успеха в том, что показал мне, что мои взгляды на мир не могут быть
конечными, так как это только интерпретация.
Для американских индейцев, возможно, в течение тысячелетий тот пустой
феномен, который мы называем магией, является серьезной, достоверной
практикой, занимавшей примерно то же положение, которое занимает наша
наука. Наши трудности в понимании ее без сомнения проистекают из чуждых
нам единиц значения, с которыми она имеет дело.
Однажды дон Хуан сказал мне, что человек имеет предрасположения. Я
попросил его объяснить мне это утверждение.
- Мое предрасположение _в_и_д_е_т_ь_, - сказал он.
- Что ты имеешь в виду?
- Мне нравится _в_и_д_е_т_ь_, - сказал он, - потому что только при
помощи _в_и_д_е_н_и_я_ человек знания может знать.
- Какого рода вещи ты _в_и_д_и_ш_ь_?
- Все.
- Но я тоже вижу все, а я не человек знания.
- Нет, ты не _в_и_д_и_ш_ь_.
- Я считаю, что вижу.
- Говорю тебе, что ты _н_е _в_и_д_и_ш_ь_.
- Что тебя заставляет так говорить, дон Хуан?
- Ты только смотришь на поверхность вещей.
- Ты хочешь сказать, что каждый человек знания действительно видит
насквозь все, на что смотрит?
- Нет, это не то, что я имел в виду. Я сказал, что у человека знания
есть свои собственные предрасположения. Мое состоит в том, чтобы просто
в_и_д_е_т_ь_ и знать; другие делают другие вещи.
- Ну, например, какие другие вещи?
- Возьмем сакатеку, он человек знания, и его предрасположение -
танцевать. Поэтому он танцует и знает.
- Значит, предрасположение человека знания - это нечто такое, что он
делает для того, чтобы знать?
- Да, это правильно.
- Но как может танец помочь сакатеке знать?
- Можно сказать, что сакатека танцует всем, что у него есть.
- Он танцует так же, как я? Я хочу сказать, так, как танцуют?
- Скажем, что он танцует так же, как я _в_и_ж_у_, а не так, как ты
можешь танцевать.
- В_и_д_и_т_ ли он тоже так же, как ты?
- Да, но он также и танцует.
- Как танцует сакатека?
- Это трудно объяснить. Это особого рода танец, который он исполняет,
когда он хочет знать. Но все, что я могу об этом сказать тебе - это то,
что, если ты не понимаешь путей человека, который знает, то невозможно и
говорить о _в_и_д_е_н_ь_и_ или танце.
- А ты _в_и_д_е_л_, как он танцует свой танец?
- Да. Однако, это невозможно для любого, кто смотрит на его танец,
в_и_д_е_т_ь_, что это его особый способ познания.
Я знал сакатеку или, по крайней мере, я знал, кто он такой. Мы
встречались, и однажды я покупал ему пиво. Он был очень вежлив и сказал,
что я могу свободно останавливаться в его доме, когда мне это понадобится.
Я долго забавлял себя мыслью о том, чтобы посетить его, но дону Хуану
ничего об этом не говорил.
В полдень 14 мая 1962 года я подъехал к дому сакатеки. Он рассказал
мне, как до него добраться, и я легко нашел этот дом. Он стоял на углу и
был со всех сторон окружен изгородью. Ворота были закрыты. Я обошел дом
кругом, выискивая, нельзя ли где-нибудь заглянуть внутрь. Казалось, что
дом пуст.
- Дон Эльяс, - крикнул я громко.
Куры перепугались и рассыпались по двору, ужасно кудахча. Небольшая
собачка подошла к забору. Я ожидал, что она залает на меня; вместо этого
она просто уселась, наблюдая за мной. Я позвал еще раз, и куры разразились
новым кудахтаньем. Старая женщина вышла из дому. Я попросил ее позвать
дона Эльяса.
- Его здесь нет, - сказала она.
- Где я могу его найти?
- Он в полях.
- Где в полях?
- Я не знаю. Приходите к вечеру. Он будет дома около пяти.
- Вы жена дона Эльяса?
- Да, я его жена, - сказала она и улыбнулась.
Я попытался расспросить ее о сакатеке, но она извинилась и сказала,
что плохо знает испанский язык. Я сел в машину и уехал.
Вернулся я около шести часов. Я подъехал к двери и выкрикнул имя
сакатеки. На этот рах он вышел из дома. Я включил свой магнитофон, который
в коричневой кожаной сумке свисал с моего плеча, как фотоаппарат.
Казалось, он узнал меня.
- О, это ты, - сказал он, улыбаясь. - как Хуан?
- Он здоров. А как ваше здоровье, дон Эльяс?
Он не отвечал. Казалось, что он нервничает. Внешне он был очень
собран, но я чувствовал, что ему было не по себе.
- Хуан прислал тебя сюда с каким-нибудь делом?
- Нет, я сам приехал.
- Но чего же ради?
Его вопрос, казалось, выдавал очень искреннее удивление.
- Я просто хотел поговорить с вами, - сказал я, стараясь, чтобы
вопрос звучал так естественно, как только можно. - дон Хуан рассказывал
мне о вас чудесные вещи, я заинтересовался и захотел задать вам несколько
вопросов.
Сакатека стоял передо мной. Его тело было тощим и жилистым. Он носил
рубашку и брюки цвета хаки. Его глаза были полузакрыты. Он казался сонным
или, может быть, пьяным. Его рот был слегка приоткрыт, и нижняя губа
отвисала. Я заметил, что он глубоко дышит и, казалось, почти похрапывает.
Мне пришла мысль, что сакатека несомненно выжил из ума. Но эта мысль
казалась очень неуместной, потому что лишь несколько минут назад, когда он
вышел из дома, он был очень алертен и вполне осознавал мое присутствие.
- О чем ты хочешь говорить? - сказал он наконец.
У него был очень усталый голос. Казалось, что он выдавливает из себя
слова одно за другим. Я почувствовал себя очень неловко. Казалось, что его
усталость была заразной и охватывала меня.
- Ничего особенного, - отчетил я. - я просто приехал поболтать с вами
по-дружески. Вы однажды приглашали меня к себе домой.
- Да, приглашал, но сейчас это не то.
- Но почему же не то?
- Разве ты не говорил с Хуаном?
- Да, говорил.
- Но тогда чего же ты хочешь от меня?
- Я думал, что, может, я смогу задать вам несколько вопросов.
- Задай их Хуану. Разве он не учит тебя?
- Он учит, но все равно мне хотелось бы спросить вас о том, чему он
меня учит и узнать ваше мнение. Таким образом я бы знал, что мне делать.
- Почему ты хочешь сделать это? Ты не веришь Хуану?
- Я верю.
- Тогда почему ты не попросишь его рассказать тебе о том, что ты
хочешь узнать?
- Я так и делаю. И он мне рассказывает. Но если вы тоже расскажете
мне о том, чему он меня учит, то, может быть, я лучше это пойму.
- Хуан может рассказать тебе обо всем. Только он может сделать это.
Разве ты этого не понимаешь?
- Понимаю. Но я также хочу поговорить с людьми, подобными вам, дон
Эльяс. Не каждый день встречаешься с человеком знания.
- Хуан - человек знания.
- Я знаю это.
- Тогда почему ты говоришь со мной?
- Я сказал, что я приехал, чтоб мы были друзьями.
- Нет, ты не для этого приехал. На этот раз в тебе есть что-то
другое.
Я хотел объяснить, но все, что я смог сделать, так это - неразборчиво
бормотать. Сакатека молчал. Казалось, он внимательно слушал. Его глаза
были вновь полузакрыты. Но я чувствовал, что он смотрит на меня. Он едва
уловимо кивнул. Затем его веки раскрылись и я увидел его глаза. Он,
казалось, смотрел мимо меня. Он бессознательно потоптывал по полу носком
правой ноги как раз позади левой пятки. Его ноги были слегка согнуты, руки
безжизненно висели вдоль тела. Затем он поднял правую руку; его ладонь
была открыта и перпендикулярна земле; пальцы были расставлены и указывали
на меня. Он позволил своей руке пару раз колыхнуться прежде, чем вывел ее
на уровень моего лица. В таком положении он держал ее с секунду, а затем
сказал мне несколько слов. Его голос был очень ясным, и все же я слов не
разобрал.
Через секунду он уронил руку вдоль тела и остался неподвижен, приняв
странную позу. Он стоял, опираясь на щиколотку левой ноги. Его правая нога
огибала пятку левой ноги, и ее носок мягко и ритмично потопывал по полу.
Меня охватило неожиданное ощущение - своего рода беспокойство. Мои
мысли, казалось, были несвязными. Я думал о неотносящихся к делу
бессмысленных вещах, не имеющих никакого отношения к происходящему. Я
заметил свое неудобство и попытался выправить мысли, вернув их к
реальности, но не мог этого сделать, несмотря на огромные усилия.
Казалось, что какая-то сила мешала мне концентрировать мысли и думать
связно.
Сакатека не сказал ни слова, и я не знал, что еще сказать или
сделать. Совершенно автоматически повернулся и ушел.
Позднее я почувствовал себя обязанным рассказать дону Хуану о моей
встрече с сакатекой. Дон Хуан расхохотался.
- Что же в действительности тогда произошло? - спросил я.
- Сакатека танцевал, - сказал он. - он _у_в_и_д_е_л_ тебя, а затем он
танцевал.
- Что он сделал со мной? Я чувствовал холод и дрожь.
- Очевидно, ты ему не понравился, и он остановил тебя, бросив на тебя
слово.
- Каким образом он смог это сделать? - воскликнул я недоверчиво.
- Очень просто. Он остановил тебя своей волей.
- Что ты сказал?
- Он остановил тебя своей волей.
Объяснение было неудовлетворительным. Его заключение звучало для меня
белибердой. Я попытался еще порасспрашивать его, но он не смог объяснить
этот случай так, чтобы я был удовлетворен.
Очевидно, что этот случай, как и любой случай в этой чуждой системе
чувственных интерпретаций может быть объяснен или понят только в терминах
единиц значения, относящихся к этой системе. Таким образом, эта книга
является репортажем, и ее следует читать, как репортаж. Система, которую я
записывал, была для меня невосприемлема, таким образом претензия на
что-либо иное, кроме репортажа, была бы обманчива и несостоятельна. В этом
отношении я придерживался феноменологического метода и старался обращаться
в своих записях с магией только как с явлениями, с которыми я столкнулся.
Я, как воспринимающий, записал то, что я воспринимал, и в момент
записывания я старался удерживаться от суждений.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРЕДДВЕРИЕ К ВИДЕНЬЮ
1
2 апреля 1968 г.
Дон Хуан на секунду взглянул и, казалось, совсем не был удивлен тем,
что увидел меня, несмотря на то, что прошло уже более двух лет с тех пор,
как я последний раз приезжал к нему. Он положил руку мне на плечо,
улыбнулся и сказал, что я изменился и выгляжу толстым и мягким.
Я привез экземпляр своей книги. Безо всяких вступлений я вынул ее из
портфеля и вручил ему.
- Это книга о тебе, дон Хуан, - сказал я.
Он взял ее и провел рукой по страницам, как если бы это была колода
карт. Ему понравился зеленый оттенок переплета и высота книги. Он ощупал
переплет ладонями, пару раз повернул его и затем вручил мне книгу обратно.
Я чувствовал большой прилив гордости.
- Я хочу, чтобы ты оставил ее себе, - сказал я.
Он потряс головой в беззвучном смехе.
- Я лучше не буду, - сказал он и затем добавил с широкой улыбкой: -
ты знаешь, что мы делаем с бумагой в Мексике.
Я рассмеялся. Мне показалась прекрасной его легкая ирония.
Мы сидели на скамейке парка в небольшом городке в горном районе
центральной Мексики. У меня не было абсолютно никакой возможности дать ему
знать о моем намереньи посетить его, но я был уверен, что найду его, и я
нашел. Я очень недолго прождал в этом городе прежде, чем дон Хуан прибыл с
гор, и я нашел его на базаре у прилавка одного из его друзей.
Дон Хуан сказал мне, как само собой разумеющееся, что я тут как раз
во-время, чтобы доставить его обратно в сонору; и мы уселись в парке,
чтобы подождать его друга, масатекского индейца, у которого он жил.
