пришлось в раскоряку отправиться к Дедушке на кухню. Ясное дело, он оставил
на время свои хозяйственные хлопоты, чтобы вытащить ее занозы.
"Мои глаза недостаточно остры для этого, Мэгги", проворчал он.
"У тебя глаза орла. Так говорит Папа".
Дедушка довольно посмеивался. "Неужто?"
"Что будет на обед?"
"О, тебе понравится это обед, Мэгги!"
Малышка Пэгги сморщила нос. "Пахнет, как курица".
"Верно".
"А я не люблю куриный суп".
"Это будет не суп, Мэгги. Эта курица будет зажарена целиком, кроме
крыльев и шеи".
"Жареную курицу я тоже терпеть не могу".
"Твой Дедушка тебя когда-нибудь обманывал?"
"Нет".
"Тогда поверь мне, этот куриный обед тебя действительно обрадует. Ты
можешь вообразить такой особый обед из курицы, который принесет тебе
радость?
Малышка Пэгги думала, думала, и наконец, улыбнулась.
"Чертова Мэри?"
Дедушка подмигнул ей: "Я всегда говорил, что эта курица создана для
жаркого".
Малышка Пэгги с такой силой кинулась ему на шею, что он захрипел от
удушья, а потом они долго-долго смеялись.
Позже ночью, когда малышка Пэгги была уже давно в кроватке, тело Вигора
было принесено домой и Папа с Мэйкписом принялись за изготовление гроба.
Алвин Миллер выглядел совершенно убитым, даже после того, как Элеонор
показала ему ребенка. Пока она не сказала: "Их девочка - ведунья. Она
сказала, что он родился седьмым сыном седьмого сына".
Алвин огляделся вокруг, ища кого-нибудь, кто подтвердил бы ему это.
"О, ты можешь верить ей", сказала Мама.
Слезы опять выступили на глазах Алвина.
"Мальчик был жив", сказал он. "В этой воде. Он продержался".
"Он знал, как это важно", сказала Элеонор.
Тут Алвин протянул руки к ребенку, крепко обнял его и посмотрел ему в
глаза.
"Никто еще не назвал его?", спросил он.
"Конечно, нет", сказала Элеонор. "Мама всегда называла мальчиков, но ты
всегда говорил, что седьмой сын должен..."
"Мое имя. Алвин. Седьмой сын седьмого сына с тем же именем, что у отца.
Алвин-младший". Он посмотрел вокруг и повернулся спиной к ночному лесу и
лицом к реке. "Слышишь ты, Хатрак-ривер? Его имя Алвин и ты так и не смогла
убить его".
Вскоре они закончили гроб и обложили в нем тело Вигора свечами, чтобы
они послужили ему вместо утраченного жизненного огня. Алвин поднес дитя к
гробу. "Посмотри на своего брата", шепнул он ребенку.
"Малыш еще ничего не видит, Папа", сказал Дэвид.
"Нет, Дэвид", ответил Алвин. "Он не понимает того, что видит, но его
глаза способны видеть. И когда он станет достаточно большим, чтобы узнать
историю своего рождения, я расскажу ему, что его собственные глаза видели
брата Вигора, отдавшего за него жизнь.
Прошло две недели, пока Фэйт не оправилась достаточно для того, чтобы
продолжить путь. Но Алвин позаботился о том, чтобы вместе с мальчиками
отработать свое содержание. Они очистили добрый участок земли, заготовили
дрова на зиму, натаскали несколько куч угля для кузнеца Мэйкписа и расширили
дорогу. И еще они свалили четыре больших дерева и сделали крепкий мост через
Хатрак-ривер, крытый сверху для того, чтобы даже во время грозы ни одна
капля не могла коснуться людей, переправляющихся через реку.
Могила Вигора стала всего лишь третьей в этих местах, после могил
сестер малышки Пэгги. Семья собралась здесь на прощание и молитву в утро
перед отъездом. Они сели в фургон и отправились на Запад. "Но в этой земле
мы навсегда оставили частицу себя", сказала Фэйт и Алвин согласно кивнул.
Малышка Пэгги посмотрела на их отъезд, затем побежала на чердак,
открыла шкатулку и взяла пленку маленького Алвина в руку. Опасности не было
- по крайней мере, сейчас. Все было в порядке. Она отодвинула шкатулку и
закрыла крышку. Я надеюсь, что из тебя выйдет что-то дельное, малыш Алвин,
сказала она себе, а то получится, что ты создал кучу проблем из-за ничего.
6. ШПИЛЬ
Звенели топоры, крепкие мужчины пели гимны за работой, и новая церковь
преподобного Филадельфии Троуэра вырастала над общинными лугами Вигортауна.
Это происходило даже быстрее, чем мог надеяться преподобный Троуэр. Еще
вчера, когда первая стена молитвенного дома была едва начата, внутрь забрел
пьяный одноглазый Краснокожий и был немедленно окрещен. Одно лишь созерцание
внешнего вида церкви явилось толчком для возвышения его к высотам
цивилизации и христианства. И раз даже такой невежественный Краснокожий, как
Лолла-Воссики мог придти к Иисусу, то какие еще чудесные обращения могут
произойти в этой глуши, когда молитвенный дом будет достроен под неусыпным
пасторским руководством?
И все же преподобный Троуэр не был полностью удовлетворен, так как
здесь присутствовали враги цивилизации, многократно сильнейшие варваров и
язычников Краснокожих, и в их среде не происходили столь внушающие надежду
знамения, каким явился Лолла-Воссики, впервые примеривший одежду белого
человека. В частности, сей прекрасный день был омрачен тем, что среди
работников не было Алвина Миллера. И сколько бы за это не извинялась его
благочестивая жена, это больше не могло удовлетворить пастора. Поиски
залежей камня, подходящего для изготовления мельничных жерновов были
закончены, он отдыхал целый день и должен был уже быть здесь.
"Он что, заболел?", спросил Троуэр. Фэйт сжала губы. "Когда я сказала,
что он не придет, преподобный Троуэр, я не говорила, что он не может
придти".
Это подтверждало растущие подозрения Троуэра. "Я его чем-нибудь
обидел?"
Фэйт кивнула, смотря в сторону, на столбы и балки молитвенного дома.
"Не вы лично, сэр, это не ссора между мужчинами". Внезапно она насторожилась
"А это что такое?"
Прямо перед зданием несколько мужчин привязывали веревки к северному
углу башенного шпиля, чтобы поднять его наверх. Это была непростая работа,
которую затрудняли к тому же барахтающиеся в пыли и путающиеся под ногами
детишки. Именно они и привлекли ее внимание. "Ал!", крикнула Фэйт.
"Алвин-младший, немедленно отпусти его!" Она сделала два шага в сторону
облака пыли, сопутствовавшего героическим битвам шестилеток.
Преподобный Троуэр не собирался позволить ей избежать разговора так
легко. "Миссис Фэйт", сказал он требовательно. "Алвин Миллер первый
поселенец в этих местах и люди прислушиваются к его слову. Если по
какой-либо причине он против меня, это сильно затруднит мою пастырскую
миссию. Не могли бы вы хотя бы объяснить, чем я оскорбил его?"
Фэйт посмотрела ему в глаза, как будто прикидывая, способен ли он
устоять перед правдой. "Это все ваши глупые проповеди, сэр", сказала она.
"Глупые?"
"Вы наверное не знаете, так как вы из Англии..."
"Из Шотландии, миссис Фэйт".
"Так как вы обучались во всех этих школах, где никто ничего не знает
о..."
"В Эдинбургском Университете! Если уж там..."
"О заклятиях, оберегах, колдовстве, ясновидении и всех прочих вещах".
"Я знаю одно: что претензия на владение этими темными и невидимыми
силами влекут за собой смертный приговор через сожжение в землях,
подвластных Лорду-Протектору, миссис Фэйт, хотя в милости своей он лишь
изгоняет тех, кто..."
"Вот-вот, об этом я и говорю", сказала Фэйт с облегчением. "Похоже, они
не научили вас этому в университете, правда? Но так мы живем в этих местах,
и сколько не называй это суеверием..."
"Я назвал это истерией..."
"Это не опровергает того, что все это правда".
"Я понимаю вас: вы верите, что это правда", терпеливо сказал Троуэр.
"Но в мире существуют либо наука, либо чудеса. Чудеса творил Господь в
древние времена, и эти времена позади. Сегодня, если мы хотим изменить мир,
то нашим орудием должна быть не магия, а наука".
Посмотрев ей в лицо, он заметил, что слова эти не произвели на нее
большого впечатления.
"Наука", спросила она. "Это что, ваше гадание на шишках головы?"
Ему показалось, что она даже не очень старалась скрыть насмешку.
"Френология", сказал он холодно. "Это наука, находящаяся в самом начале
своего развития, в ней еще много недочетов, и я пытаюсь изучить..."
Она рассмеялась девичьим смехом, из-за чего стразу стала выглядеть
слишком юной для женщины, выносившей четырнадцать детей. "Простите,
преподобный Троуэр, я просто вспомнила, как Мишур сказал, что вы ищите мозги
наощупь и что пока улов у вас не особо богатый".
Что верно, то верно, подумал преподобный Троуэр, но произнести это
вслух сочел неразумным. "Миссис Фэйт, на своей проповеди я говорил так,
чтобы люди поняли, что в современном мире существуют более здравые способы
мышления и мы более не должны быть связаны заблуждениями..."
Все было бессмысленно. Ее терпение уже истощилось. "Похоже, что мой
мальчик может бабахнуться головой об одну из этих балок, если не оставит в
покое остальных малышей, так что прошу вас, Ваше Преподобие, извинить меня".
И она ушла, чтобы пасть на семилетнего Алвина и трехлетнего Калвина как
наказание Господне. Уж что-что, а капать на мозги она умела. Даже с того
места, где стоял Преподобный Троуэр было слышно, как она отчитывает сыновей,
и это при том, что ветер дул в другую сторону.
Какое невежество, подумал Троуэр. Судя по всему, я нужен здесь не
только как посланец Господа среди еретиков, но и как посланец Науки среди
суеверных глупцов. Кто-нибудь набормочет заклятие и потом, месяцев этак
через шесть, что-то плохое происходит с проклятым - это срабатывает, потому
что что-нибудь плохое происходит с каждым как минимум дважды в год - и это
убеждает их в силе заклятия. Post hoc ergo propter hoc.
В Британии студенты учатся разоблачать подобные элементарные логические
ошибки еще на первых курсах. Здесь же это образ жизни. Лорд-Протектор вполне
прав, наказывая практикующих магическое искусство в Британии, хотя Троуэр
предпочел бы, чтобы их наказывали не за ересь, а за глупость. Называя их
еретиками, он тем самым придает им слишком много значения, как будто они
опасны, а не всего лишь достойны презрения.
Три года назад, вскоре после получения степени Доктора Богословия, к
нему пришло осознание вреда, который, в конечном итоге, наносится действиями
Лорда-Протектора. Он вспоминал это как поворотный пункт в своей жизни, не
тогда ли впервые его посетил Гость? Да, именно тогда, в маленькой комнатке в
доме причта Церкви Святого Джеймса в Белфасте, где он был младшим помощником
пастора, его первая должность после рукоположения. Троуэр рассматривал карту
мира, когда его взгляд остановился на Америке, в том месте, где была
обозначена Пенсильвания, между голландскими и шведскими колониями на западе
и неизведанной страной за Миссисипи, в которой обрывались все линии карты.
Карта как будто ожила, и он увидел потоки людей, прибывающих в Новый Свет.
Добрые пуритане, благочестивые прихожане и рачительные хозяева отправлялись
в Новую Англию; паписты, роялисты и негодяи всех мастей ехали в непокорные
рабовладельческие Вирджинию, Каролину и Якобию, так называемые Колонии
Короны. Все эти люди, однажды найдя себе место, оставались там навсегда.
Но и люди другого склада тоже приезжали в Пенсильванию. Немцы,
голландцы, шведы и гугеноты покидали свои страны и превращали Пенсильванскую
Колонию в помойку, заполненную человеческими отбросами со всего континента.
Хуже всего было то, что на этом они не останавливались. Эти меченые пороком
люди высаживались в Филадельфии, обнаруживали что в населенных - у Троуэра
язык не поворачивался назвать их "цивилизованными" - областях Пенсильвании
