проповеднику?"
Теперь было ясно, что Мама обезоружена. Но она была не тем бойцом, что
прекращает борьбу, однажды сбив противника с ног. Алвин-младший имел
возможность убедиться в этом.
"Что может сделать этот мальчик?" спросила она. "Он не плотник."
"У него хороший глаз", сказал Папа. "Если он может клеить и отделывать
кожу, он сможет приделать и несколько крестов к алтарю. Так, чтобы они
выглядели красиво."
"Мишур смог бы обстругать его лучше", сказала Мама.
"Тогда я заставлю его их выжечь", Папа положил руку на голову
Алвина-младшего. "Пусть он даже просидит здесь целый день, читая Библию,
парень не должен входить в эту церковь, пока в нее не будет внесена
последняя скамейка."
Папин голос прозвучал так жестко, как если бы его слова были высечены в
камне. Мама посмотрела на Алвина-младшего, потом не Алвина-старшего. В конце
концов она отвернулась и стала накладывать в корзину еду для идущих в
церковь.
"Ты опять собираешься болтаться в церкви?" спросил Вонтот.
"Мы могли бы подкинуть тебе пару бревен, чтобы ты мог расколоть их
головой", добавил Вэйстнот.
"Я не иду", сказал Алвин-младший.
Вэйстнот с Вонтнотом обменялись понимающими взглядами.
"Ну что ж, тем хуже", сказал Мишур. "Но когда Мама с Папой обмениваются
такими ледяными взглядами, по всей Долине Уоббиш начинается пурга". Он
подмигнул Алвину-младшему, как и прошлой ночью, когда тот ввязался в большие
неприятности.
Алвин решил, что он мог бы сейчас задать Мишуру вопрос, на который не
решился бы в обычных обстоятельствах. Он подобрался поближе, чтобы никто не
мог их услышать. Мишур догадался, что нужно Алвину и присел за передней
частью фургона, чтобы поговорить с ним.
"Мишур, если Мама верит в Бога, а Папа нет, как узнать, кто из них
прав?"
"Я думаю, Папа верит в Бога", сказал Мишур.
"Ну, если он не верит. Вот о чем я спрашиваю. Как я могу разобраться в
этом, если Мама говорит одно, а Папа другое?"
Вначале Мишур хотел отшутиться, а потом передумал - по его лицу Алвин
понял, что он сейчас скажет серьезную вещь. Скажет то, что думает, а не
просто какую-то ерунду. "Знаешь, Ал, что я должен тебе сказать, я сам бы
хотел это знать. Иногда мне кажется, что этого не знает никто".
"Папа говорит, что нужно верить тому, что видишь собственными глазами.
А Мама говорит, что тому, что чувствуешь в своем сердце".
"А что сказал бы ты?"
"Откуда мне знать, Мишур? Мне ведь только шесть лет".
"Мне двадцать два, Алвин, я взрослый человек и до сих пор этого не
знаю. Я думаю, Ма и Па тоже не знают".
"Хорошо, если они не знают, то почему же так ругаются из-за этого?"
"А, ну так это и означает быть женатым. Ты все время споришь из-за
чего-то, хотя на самом деле вовсе не из-за того, о чем думаешь".
"А из-за чего они спорят на самом деле?"
На этот раз, глядя в лицо Мишуру, Алвин увидел совсем другое. Вначале
Мишур хотел сказать правду, а потом передумал. Он встал, и взъерошил Алу
волосы. Верный признак того, что взрослый собирается солгать так, как
взрослые всегда лгут детям, не доросшим еще до понимания правды. "Ну, я
думаю, им просто доставляет удовольствие почесать языком".
Обычно Алвин просто выслушивал от взрослых их ложь и ничего не говорил,
но на этот раз солгал ему Мишур, а ему очень хотелось, чтобы именно Мишур
этого не делал никогда.
"Сколько мне еще надо расти, чтобы ты мне отвечал правду?", спросил
Алвин.
На мгновение глаза Мишура вспыхнули гневом, - никому ведь не придется
по вкусу, когда тебя называют лжецом, - но затем он ухмыльнулся и в его
глазах отразилось понимание. "Столько, чтобы ты мог сам найти ответ", сказал
он. "Но при этом ты должен быть достаточно молод, чтобы он мог принести тебе
пользу".
"И когда это будет?", спросил Алвин. "Я хочу, чтобы ты говорил мне
правду сейчас и всегда".
Мишур опять присел. "Я не могу делать это всегда, Ал, потому что иногда
это очень трудно. Иногда я должен объяснять такие веши, которые я не могу
объяснить. Дело в том, что для того, чтобы некоторые веши понять, тебе надо
прожить достаточно долго".
Алвин страшно разозлился и знал, что по его лицу это заметно.
"Не серчай так на меня, братишка. Я не могу тебе рассказать о некоторых
вещах, потому что я сам их не понимаю, и я не обманываю тебя. Но ты можешь
верить мне, я буду объяснять тебе все, что смогу, а если не смогу, то скажу
тебе об этом и не стану валять дурака".
Это было самые прекрасные слова, которые когда-либо говорил взрослый и
они заставили глаза Алвина заблестеть слезами. "Сдержи свое обещание,
Мишур."
"Пусть я умру, если не сдержу его, верь мне."
"Знаешь, я не забуду", Алвин вспомнил клятву, данную Сияющему Человеку
прошлой ночью. "Я тоже умею держать обещания."
Мишур рассмеялся, притянул Алвина и крепко обнял за плечи. "Ты
невыносим, прямо как Мама. Не можешь остановиться".
"Тут я ничего не могу поделать", сказал Алвин. "Если уж я начал тебе
верить, то откуда мне знать, когда пора с этим завязывать."
"Никогда", ответил Мишур.
Примерно в это время Калли выехал на своей старой кобыле, Мама вынесла
обеденную корзину и все пошло как обычно. Папа взял Алвина-младшего на
конюшню и вскорости Алвин помогал там обстругивать доски. И получалось у
него совсем не хуже, чем у Папы. По правде говоря, доски прилегали друг к
другу даже лучше, ведь Алвин мог использовать свой дар. Верно? Ведь этот
алтарь должен служить для всех, поэтому он и заставил дерево смыкаться так
плотно, что его невозможно стало разделить даже на стыках. Алвин хотел
подогнать и папины стыки, но когда попытался сделать это, обнаружил в
папиной работе что-то вроде похожего дара. Дерево не сливалось у него в
сплошной кусок как у Алвина, но было хорошо подогнано, так что особой нужды
что-то доделывать не было.
Папа ни о чем не говорил. Это было ни к чему. Оба они знали, что у
Алвина-младшего есть дар заставлять веши вести себя нужным образом, этим же
занимался и Папа. К закату алтарь был собран и окрашен. Они оставили его
сохнуть и, когда возвращались домой, Папина рука лежала на плече Алвина. Они
шли вместе так легко и ровно, как будто были одним телом и Папина рука
всегда росла из шеи Алвина. Алвин мог чувствовать биение пульса в Папиных
пальцах и ритм его был тем же, что и у крови, пульсирующей в его гортани.
Когда они вошли, Мама хлопотала у очага. Она обернулась и посмотрела на
них, "Ну как?"
"Это лучшая из всех деревяшек, которые я видел", сказал Алвин-младший.
"Сегодня в церкви не было никаких несчастных случаев", сказала Мама.
"У нас тоже все было отлично", ответил Папа.
За всю жизнь Алвин так и не смог догадаться, почему Мамины слова
прозвучали как: "Я никуда не ухожу", а Папины: "Оставайся со мной всегда". И
было ясно, что так показалось не только ему, потому что в этот момент
растянувшийся у огня Мишур посмотрел на него и подмигнул так, что кроме
Алвина-младшего этого не было видно никому.
8. ГОСТЬ
Преподобный Троуэр редко позволял себе потворствовать слабостям, но
перед ужинами у Виверов по пятницам он устоять не мог. Вернее было бы
сказать, обедами, потому что держащие лавку с мастерской Виверы прекращали
днем работу только на несколько минут, чтобы перекусить в полдень. И отнюдь
не количество еды, а качество ее заставляли Троуэра приходить сюда каждую
пятницу. Говорили, что у Элеонор Вивер и старая деревяшка будет иметь вкус
тушеного кролика. К тому же Армор-оф-Год Вивер5 был примерным прихожанином и
с ним было можно отвести душу в достойной беседе. Не столь изощренной,
конечно, как с высокообразованным прихожанином, но это было лучшее, что было
доступно ему в этой варварской глуши.
Обычно они обедали в задней комнате виверовской лавки, которая была
одновременно кухней, мастерской и библиотекой. Время от времени Элеонор
помешивала что-то в кастрюлях и тогда ароматы дневной выпечки и варящейся
оленины смешивались с запахами варящегося мыла и жира, используемого в этих
местах для изготовления свечей. "О, у нас тут всего понемножку", сказал
Армор, когда преподобный Троуэр посетил его впервые. "Мы делаем веши,
которые каждый фермер в округе может сделать сам, - но мы делаем их лучше и
поэтому, покупая их у нас, они экономят время, нужное им для того, чтобы
расчистить, вспахать и засеять больше земли".
Сама лавка была уставлена до потолка полками, которые были полны
товарами, привезенными фургонами с востока. Хлопковые ткани, спряденные
прялками и паровыми ткацкими станками Ирраквы, оловянные тарелки, железные
кастрюли и кухонные плиты из литейных цехов Пенсильвании, тонкая керамика,
шкафчики и сундучки от мастеров Новой Англии, и даже несколько драгоценных
мешков со специями, привезенными в Новый Амстердам из Азии. Армор Вивер
признался однажды, что закупить все эти товары стоило ему всех его
сбережений, и нет никакой уверенности, что он сможет преуспеть здесь, на
этих малозаселенных землях. Но преподобный Троуэр заметил, что у его лавки
неизменно скапливается множество фургонов, съезжающихся сюда с низин Уоббиш,
и даже несколько с запада, с далекой Нойзи-ривер.
И теперь, пока они ждали когда Элеонор объявит, что тушеная оленина
готова, преподобный Троуэр задал беспокоивший его уже долгое время вопрос.
"Я видел, как они увозят товар", сказал он. "Но я никак не пойму, чем
же они расплачиваются. Никто в этих краях не зарабатывает денег, и на восток
тут тоже много не наторгуешь".
"Они платят салом и углем, древесиной и, конечно же, провизией для
Элеонор, меня и... еще для кое-кого, кто скоро может появиться". И дураку
стало бы понятно, что Элеонор уже так располнела, что прошло уже не менее
половины срока беременности. "Но в основном", сказал Армор. "Они берут в
кредит".
"В кредит! И это фермеры, чьи скальпы, может так случится, уже
следующей зимой будут проданы в Форт-Детройте за мушкеты или выпивку?"
"Тут у нас больше разговоров о Краснокожих, чем настоящей опасности",
сказал Армор. "Здешние Краснокожие вовсе не дураки. Они слышали про Ирракву,
и что там у них есть места в Конгрессе, как и у Белых, и что они имеют такие
же мушкеты, лошадей, фермы, поля и города, как и в Пенсильвании, Саскуахэнни
или Нью-Орэндж. Они знают и об индейцах-чероки в Аппалачах, обрабатывающих
там землю и сражающихся рука об руку с Белыми повстанцами Тома Джефферсона
за то, чтобы их страна была независима от Короля и французов".
"Я думаю, они могли бы также заметить постоянный поток лодок, плывущих
вниз по Хио, движущихся на Запад фургонов , срубленные деревья и растущие
бревенчатые дома".
"Я думаю, вы отчасти правы, Ваше Преподобие", сказал Армор. "Я думаю,
Краснокожие могут выбрать любой из двух путей. Могут постараться поубивать
нас всех или поселиться и жить среди нас. Жить с нами будет для них нелегко
- они не привыкли к жизни в городах, а это самый привычный Белым образ
жизни. Но бороться с нами еще хуже, потому что тогда они все погибнут. Им
может показаться, что убивая одних Белых, они испугают остальных и заставят
их уйти. Ведь они не знают, как обстоят дела в Европе, как мечта о
собственной земле гонит людей за 5000 миль, где им предстоит работать
тяжелее, чем когда-либо приходилось в их жизни, хоронить детей, которые
могли бы выжить на родине, и рисковать получить томагавком по голове, потому
что лучше быть самому себе хозяином, чем служить любому господину. Кроме
Господа Бога".
"И с вами тоже было так?", спросил Троуэр. "Вы рискнули всем из-за
