тоже".
"Никакого, никогда. Я спрашивал его. Я спрашивал и он сказал, нет, ни
капли".
"Ну так, мистер Миллер, что же ты сказал ему?"
Миллер несколько раз вдохнул и выдохнул. "Я не знал, что ему сказать.
Некоторых вашей человеку вроде меня просто не понять. Например, почему вода
пытается убить моего сына Алвина. И этот швед своего сына. Может, есть дети,
которым просто не суждено выжить. А ты что думаешь, Сказитель?"
"Я думаю, что есть дети, чья жизнь так важна, что кто-то - какая-то
сила в этом мире - может хотеть их смерти. Но всегда есть и другие силы,
может, даже более мощные, которым нужно, чтобы они оставались живыми".
"Тогда почему эти силы не проявляются, Сказитель? Почему не появится
какая-нибудь небесная сила, не подойдет к этому шведу и не скажет: "Не
бойся, твой мальчик в безопасности, даже от тебя самого"?"
"Может, эти силы не говорят словами. Может, они просто действуют".
"Пока действует только сила, желающая смерти".
"Я ничего не знаю об этом шведском мальчике", сказал Сказитель. "но мне
кажется, что твой сын кем-то очень сильно защищен. Судя по тому что ты
рассказал, он уже десять раз должен был погибнуть".
"Это верно".
"Мне кажется, он находится под чьей-то зашитой".
"Не очень-то надежной".
"Но вода ведь так и не смогла добраться до него?"
"Ей почти удалось это сделать, Сказитель".
"И с этим шведским мальчиком то же самое. Я знаю, что кто-то защищает
его".
"Кто же?", спросил Миллер.
"Ну как кто, его собственный отец".
"Отец - его враг", сказал Миллер.
"Я так не думаю", сказал Сказитель. "Ты не слышал о том, как часто отцы
случайно убивают своих детей? Они идут на охоту и пуля летит мимо цели.
Фургон наезжает на ребенка или обрушивается на него. Это случается
постоянно. Может быть, эти отцы не понимают, что происходит. Но этот швед
осторожен, он замечает, что происходит, старается следить за собой и всегда
вовремя останавливается".
Голос Миллера зазвучал не так безнадежно. "Ты говоришь так, будто этот
отец не такой уж плохой человек".
"Если бы он был плох, мистер Миллер, его мальчик давно был бы уже мертв
и похоронен".
"Может быть. Может быть".
Миллер надолго задумался. Так надолго, что Сказитель начал уже слегка
подремывать. Он очнулся, когда Миллер уже говорил:
"... и лучше не становилось, а все хуже и хуже. Труднее защищаться от
этого чувства. Не так давно он стоял на чердаке в своей... своем амбаре и
сбрасывал вилами солому вниз. А внизу стоял его мальчик и все, что ему нужно
было сделать - это случайно выпустить вилы из рук так, чтобы они упали вниз,
легче ничего не придумаешь, он мог бы потом сказать, что они выскользнули и
никто бы ничего не узнал. Пусть себе летят и проткнут мальчика насквозь. И
он был готов это сделать. Ты понимаешь меня? Было так тяжело с этим
бороться, куда труднее чем прежде, и он просто сдался. Решил уже, что он
возьмет и сделает это. И в этот самый момент в дверях появился незнакомец и
закричал: "Нет!". И тогда я опустил вилы", так он сказал. "я опустил вилы,
но меня всего так трясло, что я едва мог ходить. Я знал, что незнакомец
увидел меня в тот момент, когда в сердце моем царило убийство, и он должен
был подумать, что я самый страшный человек в мире, который даже может
задумывать убийство собственного сына, он ведь даже догадаться не мог, как я
боролся все эти годы..."
"Может так статься, что этот незнакомец знал кое-что о тех силах,
которые действуют внутри человека", сказал Сказитель.
"Ты так думаешь?"
"О, я не могу быть уверен, но может этот незнакомец увидел также как
этот отец любит своего мальчика. Может, незнакомец долгое время сомневался,
но в конце концов догадался, что у этого ребенка могучие, сверхъестественные
враги. И еще, может, позже он начал понимать, что сколько бы ни было у
мальчика врагов, его отец не среди них. Не среди врагов. И он хотел бы
кое-что сказать отцу".
"Что же он такое хотел сказать?". Миллер опять протер глаза рукавом.
"Что, как ты думаешь, этот незнакомец мог бы захотеть сказать?"
"Может быть, он хотел сказать: "Ты сделал все, что мог, и теперь это
сильнее тебя. Теперь ты должен отослать мальчика. К родственникам на восток,
или подмастерьем в какой-нибудь городок". Это должно быть нелегко для отца,
раз он так любит мальчика, но он сделает это, потому что знает, что
настоящая любовь проявляется в том, чтобы уберечь мальчика от опасности".
"Да", сказал Миллер.
"По этой же причине", сказал Сказитель. "Тебе, возможно, стоит сделать
что-нибудь подобное и с твоим мальчиком, с Алвином".
"Возможно", сказал Миллер.
"Ты ведь сам говорил, что тут ему грозит опасность от воды. Кто-то, или
скорее что-то защищает его. Но может быть, если бы Алвин жил не здесь..."
"Тогда от некоторых опасностей он был бы защищен", сказал Миллер.
"Подумай об этом", сказал Сказитель.
"Это ужасно", сказал Миллер. "Посылать своего мальчика жить куда-то к
незнакомым людям".
"Мне кажется, гораздо хуже будет, если придется похоронить его".
"Да", сказал Миллер. "Хуже этого нет в мире ничего. Похоронить своего
ребенка".
Больше они не разговаривали и через какое-то время оба уснули.
Утро было холодным, с сильной изморозью и Миллер не позволил Алвину
даже подойти близко к скале до тех пор, пока солнце не растопило влагу.
Вместо этого они провели все утро, утрамбовывая землю от скалы до саней,
чтобы было легче скатить камень с горы.
Теперь Сказитель был уже совершенно уверен, что для отделения камня от
скалы Алвин, возможно, не понимая этого сам, использовал скрытые силы.
Сказитель был очень заинтересован. Чтобы понять их природу, он хотел знать,
насколько мошны эти силы. И раз Алвин-младший не понимал что он делает, то
Сказитель должен был выпытать это у него незаметно. "А как ты станешь
обтачивать свой камень?", спросил он.
Миллер пожал плечами. "Раньше я пользовался Бурровским камнем. Когда их
привозили, они уже были заточены под серп".
"Можешь показать мне, как это?", спросил Сказитель.
Острием скребка Миллер нарисовал на изморози окружность. Затем
пририсовал несколько исходящих из ее центра к краям дуг. Между каждой парой
дуг он нарисовал дугу покороче, которая начиналась на краю, но заканчивалась
не ближе чем в двух третях расстояния от центра. "Вот так", сказал Миллер.
"У большинства мельниц в Пенсильвании и Сасквахэнни используется
заточка под четверть", сказал Сказитель. "Знаешь, как?"
"Покажи".
Тогда Сказитель нарисовал еще одну окружность. Она получилась не очень
хорошо, потому что изморозь уже начала подтаивать, но рисунок был еще
достаточно четким. Вместо идущих от центра к кромке кривых он нарисовал
прямые линии и линии покороче ответвлялись от них и шли прямо к краю.
"Некоторым мельникам это нравится больше, потому что жернов стачивается
медленнее. И с этими прямыми линиями тебе было бы легче добиться одинакового
рисунка, когда ты станешь обтачивать камень".
"Я понимаю", сказал Миллер. "Впрочем, не знаю. Я привык к этой кривой
заточке".
"Ну что ж, делай как тебе удобнее. Я никогда не был мельником, так что
тебе виднее. Я просто рассказываю истории о том, что видел."
"О, я не в обиде на тебя за то, что ты мне показал", сказал Миллер.
"Совсем не в обиде".
Алвин-младший стоял рядом, изучая обе окружности.
"Я думаю, если мы все же доберемся с этим камнем до дома", сказал
Миллер. "я попробую твою заточку. Должно быть, так помол будет чище".
В конце концов земля высохла и Алвин-младший взобрался на поверхность
скалы. Остальные братья уже были внизу, начав собирать лагерь и подводить
лошадей к каменоломне. Одни только Миллер со Сказителем остались наблюдать
за тем, как Ал-младший тащит свой молот к разработке. Ему оставалось не так
уж много работы, чтобы закруглить камень до конца.
К изумлению Сказителя, когда Алвин-младший вставил резец в нужное место
и звякнул по нему молоточком, то целый пласт камня около шести дюймов
толщиной отвалился от поверхности скалы и грохнулся о землю.
"Э, да этот камень мягкий, как уголь", сказал Сказитель. "Какой же из
него выйдет жернов, если он такой непрочный?"
Миллер усмехнулся и покачал головой.
Ал-младший отступил от камня назад. "Нет, Сказитель, это твердый
камень, просто надо знать нужное место, чтобы расколоть его. Попробуй и ты
увидишь".
Он протянул молот и резец. Сказитель взял их и подошел к камню.
Осторожно вложил резец в камень под углом чуть большим перпендикуляра.
Затем, после тройного легкого постукивания, он нанес удар молотом.
Резец выскочил из его левой руки и отдача от удара была так сильна, что
он выронил молот. "Простите", сказал он. "Я уже занимался этим раньше, но
наверное потерял навык".
"Ну, это просто камень", сказал Алвин-младший. "У него есть свой норов.
Он поддается только в особых направлениях".
Сказитель осмотрел то место, в котором он пытался расколоть камень. И
не смог найти его. Удар, в который он вложил всю свою силу, не оставил на
нем даже следа.
Алвин-младший поднял инструменты и приложил к камню резец. Сказителю
показалось, что он направил его в то же самое место. Но Ал вел себя так, как
будто резец был направлен совсем по-другому. "Смотри, это делается под таким
вот углом. Вот так".
Он ударил молотком, зазвенело железо, раздался треск камня, и отколотый
каменный пласт опять обрушился на землю.
"Теперь я понимаю, почему ты припас эту работенку для него", сказал
Сказитель.
"Похоже, у него неплохо получается", сказал Миллер.
Всего за несколько минут камень стал полностью круглым. Сказитель
стоял, молча наблюдая за тем, что будет делать Алвин.
Мальчик отложил инструменты, подошел к жернову и обхватил его руками.
Правую руку он засунул за камень, левой начал ощупывать разлом с другой
стороны. Потом прижался щекой к камню. Глаза его были закрыты. Со стороны
казалось, будто он прислушивается к чему-то, что происходит в глубине.
Алвин начал издавать слабый вибрирующий звук. Едва слышный
бессмысленный напев. Пошевелил руками. Изменил позу. Приложил другое ухо.
"Вот это да", сказал Алвин. "Прямо трудно поверить".
"Поверить во что?", спросил его отец.
"Похоже, что несколько последних ударов задали настоящую встряску этому
камню. Задняя часть уже полностью отделилась от скалы".
"То есть, жернов уже ничем не закреплен?"
"Я думаю, мы можем попытаться откатить его назад", сказал Алвин. "Без
веревок, конечно, не обойтись, но, похоже, мы вытащим его без особого
труда".
Подоспели братья с веревками и лошадьми. Алвин просунул веревку за
камень. И хотя задняя часть камня не подверглась ни одному удару, веревка с
легкостью прошла. Потом еще одну веревку, и еще одну, и вот они уже
задергались то влево, то вправо, вытаскивая тяжелый камень из его ниши в
толще скалы.
"Если бы я не видел этого своими глазами", пробормотал Сказитель.
"Но ты видел", сказал Миллер.
Между камнем и скалой все еще оставался зазор в несколько дюймов, когда
они уже перекинули веревки, продев их сквозь дыру в середине и привязав к
упряжке лошадей, стоящей выше на холме. "Теперь он и сам прекрасно
покатится", объяснил Миллер. "А лошади будут противовесом".
"Он должен быть тяжеловат".
"Справимся. Если только ты не собираешься лечь на его пути", сказал
Миллер.
Они принялись осторожно катить камень. Миллер сжал плечо Алвина, держа
его подальше - и выше от камня. Сказитель помогал управиться с лошадьми,
