разгадка кроется. Мы, наверное, ввели туда войска, чтобы защитить
завоевания нашей апрельской революции.
ЕГОР. Наверное.
ЯЗОВ. Вряд ли. Судя по письмам матерей и жен невернувшихся оттуда
воинов, ограниченный находится там лет восемь, а то и десять. А
наша апрельская революция 3 года назад была.
ЕГОР. 3 года 4 месяца 8 дней
МИХАИЛ. Вот видишь.
ЯЗОВ. Все равно нестыковка получается: 3 + 4 + 18 = 34+8, а там
всего 8-10.
ЕГОР. По моему, Тимофеич прав. Ведь если это была бы наша апрель-
ская революция, то зачем им своих вождей заводить.
МИХАИЛ. А можеть самозванцы?
ЕГОР. Но если самозванцы, то какой долг у нас перед ними?
МИХАИЛ. А может ты с долгом напутал что-нибудь?
ЕГОР. Нет, про все мог напутать, а про долг точно помню. Да в лю-
бой газете про этот долг каждый день пишут. Здесь все точно!
МИХАИЛ. Вот что значит преемственность нарушать. Был бы жив Леонид
Ильич, он бы что-нибудь вспомнил.
ЯЗОВ. А может быть у Наджибуллы спросить? У нынешнего афганского
главаря?
ЕГОР. А он откуда знает? Их, этих главарей, уж сколько
сменилось.
МИХАИЛ. Да и неудобно как-то, подумают еще, что мы не знаем, как
Ограниченный к ним попал.
ЭДИК. Вот именно. А это уже дипломатический скандал. Нет, надо
своими силами обойтись.
ЯЗОВ. А может взять и потихоньку его оттуда вывести?
ЭДИК. Ты что! А вдруг он там наши жизненно важные интересы охраня-
ет?
ЕГОР. Все может быть. Тут горячится нельзя. Надо за Громыко пос-
лать, может он что-нибудь вспомнит.
МИХАИЛ. Правильно. Николай, давай по-быстрому смотай за дедом. Все
равно ты человек сугубо штатский и в наших разговорах ничего не
понимаешь.
РЫЖКОВ. Я мигом, Михаил Сергеевич (убегает).
МИХАИЛ. Ну ладно, пока деда не привели, поговорим о наших внутрен-
них проблемах. Что будем делать с этими бузотерами: С прибалтами,
кавказцами, белоруссами и прочей окраиной?
ГОЛОС. А может быть ничего не делать? Взять и предоставить им их
законное право на самоопределение?
ЯЗОВ. (хватается за кобуру) Стой кто идет?
МИХАИЛ. Успокойся, Дмитрий Тимофеевич, его все равно не подстре-
лишь. С ним надо по-хорошему, он ласку любит.
ГОЛОС. За каждой союзной республикой сохраняется право выхода из
СССР. Статья 72 Конституции СССР.
МИХАИЛ. Все правильно, но с русским языком у тебя слабовато. Что
такое "сохраняется право"? Это значит, что право остается таким
каким оно было. А было то, что было на самом деле. а теперь скажи
мне, когда это было, чтобы что-нибудь из нас наше выходило? Входи-
ло - да, а выходило только инородное, не наше. И вот эту истори-
чески сложившуюся реальность наша Конституция и сохраняет.
ГОЛОС. Словоблудие все это. Все равно рано или поздно ваша империя
развалится. Не лучше ли для вас самих же сделать этот процесс бо-
лее или менее управляемым.
МИХАИЛ. Допустим что ты прав. Но как ты себе представляешь - уп-
равляемый развал империи?
ГОЛОС. А вы снимите идеологический обруч и попытайтесь удержать
империю одними экономическими объятиями.
МИХАИЛ. Наша экономика без нашей идеологии не просуществует и не-
дели. В этом сила нашей идеологии.
ГОЛОС. В этом слабость вашей экономики. Экономика на идеологичес-
ких костылях - это все равно, что писатель, которому велено соз-
дать шедевр, а разрешено пользоваться только тремя буквами. Как ни
крути, кроме "Ура" ничего не получится.
МИХАИЛ. Ну, хорошо. А как ты предлагаешь снять этот идеологический
обруч? Ведь на этом обруче миллионы орлов сидят. У каждого власть,
у каждого желание сохранить ее любой ценой.
ГОЛОС. Для начала надо создать видимость того, что обруч остается
целым и невредимым, не трогать этих орлов: республиканские компар-
тии сделать самостоятельными, но КПСС упразднить, как в свое время
был распущен Коминтерн.
МИХАИЛ. А что это меняет? Царь и без партии держал всю империю под
своим троном.
ГОЛОС. Царская империя держалась не на силе царской власти, а на
экономической недоразвитости России. Вообще эксплуатация колоний
выгодна метрополии только до того момента, когда встает вопрос о
социально-экономическом развитии колонии. А этот вопрос рано или
поздно обязательно вырастает, так как без его решения колония
превращается из плодоносящего источника в бездонное болото.
МИХАИЛ. Правильно. И мы этот вопрос решили.
ГОЛОС. Еще ни одной метрополии никогда не удавалось решить этот
вопрос. И вы не исключение. Не удавалось потому, что невозможно
быстро бежать самому, таща за собой тех, кто только-только ползать
научился. Выбор один. Либо ползти вместе, что вы и делаете, либо
отвязаться. Именно поэтому все колониальные империи благополучно
распались. Только вы и остались.
МИХАИЛ. Что же ты предлагаешь и нам отвязаться, оставить в беде
зываться должен. Раньше при царе, Россия была лидером, а теперь у
нее, кроме "метро" от метрополии ничего не осталось. Она сама се-
годня самый тяжелый камень в этой связке.
МИХАИЛ. Вот видишь, ты сам себя опроверг. С какой стати мы будем
отвязываться от более шустрых республик?
ГОЛОС. Смысл самый прямой. Сечас в этом имперском клубке никто не
бежит и не ползет даже. Идет какое-то волокообразное движение по
кругу. А если бы вы развязались, то каждый начал бы двигаться
по-своему. Кто-то попытался бы бежать, кто-то пробовал бы просто
идти, а кто-то начал бы самостоятельно ползать, а это уже немало.
Главное, что все стали бы двигаться вперед, один быстрее, другие
медленнее, но вперед. И Россия от этого только выиграла бы. Может
быть, даже больше всех - русские, быстро умнеют, если их не бить
за это.
МИХАИЛ. А что будет с республиканскими компартиями? они же без
центрального руководства пропадут.
ГОЛОС. Не пропадут, а займут подабающее им место. Они будут пос-
тавлены в такие условия, что им придется доказывать на деле свою
самостоятельность как государственных партий.
МИХАИЛ. Без московского кулака местные коммунисты не удержаться у
власти.
ГОЛОС. Правильно. Но переход от идеологизированного общества к по-
добию демократического в этом случае может произойти более или ме-
нее безболезненно. С одной стороны вроде бы сохраняется целост-
ность империи, а с другой стороны, создаются условия для превраще-
ния ее в гражданское государство, оставшиеся части которого будут
связаны между собой экономическими цепями, а не идеологическим
колпаком, под которым, как ни крути, все клоуны.
МИХАИЛ. А что, если все разбегутся?
ГОЛОС. Для России это не вопрос. Лучше быть господином своего по-
ложения, чем товарищем по несчастью. России не нужны сети, ни кап-
каны для того, чтобы удерживать экономически необходимых ей парт-
неров. Снимите коммунистический колпак и Россия превратится из ни-
щенстствующего бодрячка в богатую страну, сотрудничества с которой
будет добиваться весь нормальный мир.
МИХАИЛ. А может есть другой выход? Уж очень жалко такие пространс-
тва терять.
ГОЛОС. Империя обречена. И вопрос только в том, как она распадет-
ся: с треском и кровью в результате бесконечной серии гражданских
войн, либо более или менее мирно в результате постепенных реформ.
ЕГОР. А ты нас гражданской войной не пугай. Выиграли мы одну и ес-
ли нужно, еще несколько выиграем, но землю свою никому не отдадим.
Хватит нам того, что Польшу с Финляндией прошляпили. Как их вер-
нуть? Вот о чем думать надо. ДА что с ним, дураком, разговаривать?
А ну, Тимофеич, шандарахни из своей пушки вон в тот угол. Мне ка-
жется, этот подлец за Бориса спрятался.
МИХАИЛ. Ты куда, Борис?
ЯЗОВ. Не бойся, боря, оно у меня не заряжено. Генералам патранов
не выдают.
ЕГОР. А чего ж тогда целишся?
ЯЗОВ. Чтобы форму не потерять.
ЕГОР. А почему генералам не выдают?
ЯЗОВ. Леонид Ильич так велел. Узнал, что эфиопские товарищи на
своем Политбюро друг друга перестреляли, и приказал - не выдавать.
ЕГОР. Да,толковый мужик был. Помню как хотел меня Героем труда
сделать.
БОРИС. Ну и почему же не сделал?
ЕГОР. Да как назло к этому времени он уже букву "т" не выговаривал
и моя Звезда в Омск уплыла.
МИХАИЛ. Я об этом не знал, что же ты раньше молчал?
ЕГОР. Боялся, что вы меня за это в Политбюро не возмете. Вы же как
Генсеком стали, новый кадровый лозунг выдвинули: "Без царя в голо-
ве, без Звезды на пиджаке". У нас теперь тех руководителей, у ко-
торых звезды есть, меченными называют, и дни их, я думаю, сочтены.
ЭДИК. А я свою пятиконечную сдал.
ЧЕБРИКОВ. Скажи лучше, поменял на шестиконечную.
ЭДИК. Чья бы мычала, а твоя молчала.
ЧЕБРИКОВ. У меня чистая награда, мне ее Михаил Сергеевич дал.
ЕГОР. Все равно меченный. Это тебя проверяли - возьмешь или не
возьмешь. Взял - значить меченный.
ВОРОТНИКОВ. И я не отказался.
ЕГОР. Ну и дурак. А я отказался: Два раза отказался: один раз ког-
да в Омск награду сплавил, а второй раз, когда Михаил Сергеевич в
1985 году испытать меня решил на мое 65-летие.
МИХАИЛ. Молодец! Здорово ты тогда меня разыграл: недостоин, недос-
тоин. Пришлось твою звезду Виталику отдать. А тот сразу клюнул.
Клюнул, Виталий Иванович?
ВОРОТНИКОВ. Клюнул. простите меня ради Бога. ЕГОР. Бог простит. И
тебя, и Зайкова, и Слюнькова.
ЗАЙКОВ. Я свою честно заработал, я тогда директором завода был.
ЕГОР. Знаем, знаем, 1971 год. Тебе медаль за то дали, что ты свой
завод в производственное техническое объединение переименовал. Мы
тогда всем, у кого такая вывеска была Героя давали. Славные време-
на - научно-техническая революция по кабинетам так и шастала. Я
тоже было вывеску сменил на "Томский Областно-технический комитет
КПСС", да уже поздно было. Эта самая революция за кордон перемет-
нулась. Так что насчет честного зароботка, Лева ты не заливай.
По-честному свои звезды из нынешних руководителей только один Щер-
бицкий зароботал: купил у Галины Леонидовны за свои карбованцы и
носит, не стесняясь, как некоторые.
СЛЮНЬКОВ. А откуда они у Галины взялись?
ЕГОР. У отца брала. У него на каждом пиджаке и каждой майке всегда
полный комплекс наград был. а Галина эти майки штопать любила, та-
кая рукодельница была: после ее штопки майки как новые - ни одного
прокола, ни одной медали.
МИХАИЛ. А вот и Громыко. Заходи дед, заходи. Ложись, в тазу правды
нет.
ГРОМЫКО. Хи-хи-хи. Ох и шутник вы, Михаил Сергеевич.
МИХАИЛ. Станешь тут с вами. Отвечай как на духу, зачем и кто наши
войска в Афганистан направил?
ГРОМЫКО. Впервые слышу. А что они там делают? ЯЗОВ. Интернацио-
нальный долг отдают.
ГРОМЫКО. Долг? Долг, дубленки, дубленки. Вспомнил. В 1979 году это
было. Как сейчас помню: зима и снег за окном кружится белый, белый
такой. Да вы, Михаил Сергеевич, там тоже были, вспомните. Сидим,
вдруг Тараки вбегает, весь аж дрожит и кричит: "Долг давай, долг
давай". Леонид Ильич успокоил его и спрашивает: "Какой долг?" А
тот: "Мы вам дубленки поносить давали, теперь долг давай". А в те
дубленки мы делегатов последнего съезда одели, такой раньше обычай
был. Леонид Ильич ему и обьясняет: "где я тебе их найду, по всей
стране разьехались". А он опять: "Долг давай, долг давай"! Гаагс-
ким судом грозить стал. Еле уговорили его за дубленки тулупами
расплатиться. Согласился, но при условии: чтобы при тулупах люди
были, преданные апрельской революции. Так за каждую дубленку приш-
лось 100 тулупов отдать с полным боекомплектом. А так как количес-
тво тулупов у нас было ограниченным, то и интернациональный долг
назвали Ограниченным контингентом.
ЕГОР. И на какой срок вы их туда направили?
ГРОМЫКО. До тех пор, пока они под афганским солнцем в дубленки не
превратятся.
МИХАИЛ. И много превратилось?
ГРОМЫКО. МИД этим вопросом не интересовался. Для нас главное, что-
бы дипломатического скандала не было.
ЯЗОВ. Тысяч 20 будет, Михаил Сергеевич, а сучетом раненых все 200.
МИХАИЛ. Да, наделал ты, дел, Председатель Президиума Верховного
Совета.
ГРОМЫКО. Да вы тоже за это решение голосовали, Михаил Сергеевич.
Как сейчас помню, двумя руками.
МИХАИЛ. Это я не голосовал. Этоя у-шу занимался. Как раз в этот
