оставленном им более полугода назад, появился на свет его сын. В этом нет
ничего удивительного, если принять на веру гипотезу о магических свойствах
субстанции пси, которой он обладал в изрядном количестве. Узкими улочками
уже оправившегося от прошлогоднего морового поветрия городка он подошел к
так хорошо знакомому ему дому, поднялся по каменным ступеням и отворил
незапертую дверь. Внизу, у лестницы, стояла повивальная бабка, только что
принявшая младенца, и молодой священник, зашедший проведать свою
прихожанку. При виде Франциска они застыли на месте, оборвав разговор на
полуслове, а он, как бы не заметив их, молча поднялся по лестнице, вошел в
комнату и затворил за собой дверь. Появление его было столь неожиданным и
так поразило священника и повивальную бабку, что какое-то время они молча
стояли, глядя ему вслед и не понимая, что же происходит. Очнулись они лишь
тогда, когда сверху, из той комнаты, где остались роженица с ребенком,
раздался нечеловеческий вопль:
- Чудовище! Ведьма! Змея!
Не говоря ни слова, бросились они вверх по лестнице и ввалились в
комнату. Но не посмели сделать и шага дальше порога, потому что глазам их
открылась сцена, ужаснее которой не могло вообразить себе сознание
человека той эпохи. Комната была вся заполнена бледно-голубым сиянием,
исходящим, казалось, из самого воздуха, и все в этом сиянии представлялось
нереальным, расплывчатым, лишенным четких очертаний. Все - кроме детской
колыбели, кроме монаха, распростертого перед ней на полу и гигантского
двухвостого змея с руку толщиной с горящими глазами и полуоткрытой пастью
полной острых зубов, который раскачиваясь поднимался все выше, выползая
из-под одеяла на постели роженицы.
Смертельный ужас охватил вошедших, и они свалились бы без чувств,
если бы некая сила, исходящая от взгляда чудовищного змея, не толкнула их
прочь, прочь из этой комнаты, прочь из этого дома. С криками выскочили они
на улицу и побежали, не разбирая дороги, и не сразу сумели горожане
остановить их безумный бег, задержать и успокоить несчастных. Когда же
несколько самых смелых, похватав все, что попалось под руку - кто топор,
кто мясницкий тесак, а кто палку потяжелее - с опаской вошли в дом и
поднялись по лестнице, змея в комнате уже не было. Был лишь монах,
лежавший на полу рядом с пустой кроватью и не подававший признаков жизни.
И мертвый, задушенный младенец в колыбели.
Такова в общих чертах ужасная история, происшедшая в маленьком
городке Аргвиле в начале четырнадцатого столетия. Никто и никогда не видел
там больше этого двухвостого змея, но все почему-то безоговорочно поверили
рассказанному повивальной бабкой и священником - видимо, картина,
свидетелями которой они стали, настолько поразила их воображение, что не
поверить им было попросту невозможно. Но появление этого змея в
человеческой истории прослеживается неоднократно. Нам удалось найти
кое-какие ссылки на него в древних, доисламского периода, сказаниях
народов, населявших аравийский полуостров, в легендах ряда африканских и
южноамериканских племен, в китайских и древнеиндийских манускриптах.
Правда, все эти данные носят пока предварительный характер, поскольку
огромное большинство манускриптов по истории этих регионов пока остается
недоступным для компьютерной обработки. Но несомненно, что в будущем мы
получим достоверные свидетельства о неоднократном вмешательстве в
человеческую историю этого существа, о неоднократном искушении, которому
подвергались сыны человеческие со стороны двухвостого змея. И не
исключено, что даже сама легенда о совращении змеем Адама и Евы - хотя
библейский змей и не был двухвостым - есть не что иное, как отголосок
подобного события.
Искушение... Несомненно, это было искушение. Не первое и не последнее
в человеческой истории. И то, что не привело еще это искушение к гибели
всего человечества, не может, не должно нас успокаивать. Потому что
сегодня как никогда велика опасность того, что искуситель добьется-таки
своей цели, потому что сегодня у одного человека как никогда много шансов
завладеть субстанцией пси всего погибшего человечества. И не так уж важно
сегодня, верим ли мы сами в чудесный дар Тлагмаха или же считаем, что все,
рассказанное выше, не более, чем досужие вымыслы. Важно, что кто-то может
поверить, и этот кто-то способен уничтожить не только нас - он способен
уничтожить само будущее человечества. Потому и не смогли мы молчать, узнав
об этой чудовищной истории, потому и постарались довести ее до всех, не
ограничиваясь рамками сухого академического изложения. Сегодня, пока еще
не поздно, надо встать на пути у чудовища, которое с древнейших времен
искушало род человеческий. Сегодня есть у нас для этого и силы, и
средства, недоступные средневековому монаху Франциску.
Он не умер тогда. Она наверняка хотела бы убить его, но пси, которым
завладел монах при ее участии, в тот раз спасло его от гибели. Он пришел в
себя, он вернулся к жизни, и уже через несколько лет стал Франциском
Гранвейгским, само имя которого долгие годы внушало ужас всей католической
Европе. Потому что смыслом жизни неистового аббата стала борьба с
дьявольскими искушениями, и в этой борьбе он ни перед чем ни
останавливался. На протяжении тысячелетий люди инстинктивно боялись всех,
кто обладал субстанцией пси и был способен творить чудеса. Но лишь в
Европе времен Франциска Гранвейгского борьба с обладателями пси вылилась в
планомерное их уничтожение, в геноцид, направленный против всех, кто хоть
ненамного поднимался над средним уровнем. От Средиземного моря до
Северного, от Карпат до Пиренеев прокатились процессы над ведьмами и
колдунами, направляемые жестокой, не знающей пощады рукой неистового
аббата. Он колесил по всей подвластной папе Европе, и там, куда он
приезжал, начинали пылать костры, в которых находили свой ужасный конец
несчастные обладатели дара Тлагмаха. Он умел выискивать их в любой толпе,
под любой маской. Укрыться от него было невозможно. По всей Европе
полыхали костры, по всей Европе толпы народа стекались посмотреть на казни
злодеев - и воспринимали на себя малые дозы освобождаемой умирающими
субстанции пси. Будь это во власти аббата Франциска, костры эти запылали
бы по всему миру. Он уничтожил бы всех, способных поддаться искушению.
Если б это только было в его власти... Увы, он был всего лишь человеком,
слабым и смертным человеком, хотя пси, обретенная им, и дала ему
дополнительные жизненные силы. Но пришел день, когда сил этих не хватило
даже на то, чтобы предвидеть беду и попытаться предотвратить ее. В мае или
в начале июня 1348-го года Гранвейгский монастырь охватило пламя страшного
пожара, в котором сгинул без следа неистовый аббат Франциск. Гибель его
никого не повергла в скорбь, хотя никто и не посмел открыто выразить свою
радость. Да и нечему было особенно радоваться - костры, зажженные им,
продолжали пылать по всей Европе. Но жгли на них теперь кого попало. И
продолжали посылать проклятия дьяволу - но забывали о его воплощении,
искушавшем когда-то Франциска. А история не спеша шла своим чередом.
И только чья-то беспощадная воля методично уничтожала в памяти
человеческой все, связанное с тем жутким временем. Именно это
обстоятельство тревожит нас сегодня больше всего, именно оно заставляет во
весь голос заявить о сделанных нами открытиях. Потому что лишив
человечество памяти, его делают беззащитным перед новым злом, и это новое
зло сегодня может оказаться страшнее всех злодеяний прошлого. Во имя
нашего будущего мы не должны забывать.
Ни плохого, ни хорошего.
Ничего.
ИСПОЛНИТЕЛЬ ЖЕЛАНИЙ
- А кстати, шеф, почему вы не отловите айгла для себя?
- Не вижу смысла, - буркнул я в ответ и подбросил в костер пару
веток. Было время, когда мне нравилось вот так сидеть у костра и отдыхать
после тяжелого дневного перехода. И неспешно беседовать с людьми, которых
я вел. Кого только ни водил я за эти годы... И ученых, и авантюристов
каких-то, и богачей, сбесившихся от обилия денег и не знающих, куда их
потратить, и бедняков, почти нищих, с трудом добравшихся на последние
гроши до этих мест в надежде поправить свои дела, и разных темных
личностей, с которыми - теперь-то я понимаю это - было бы лучше вообще не
связываться. Раз даже вел отставного министра - вот уж не пойму, ради чего
он мог отправиться в этот поход, чего ему там не хватало в его
министерской жизни? Разные были люди, разные судьбы, разные интересы. И
мне было интересно с ними. До тех пор, пока не понял я, что же их всех
объединяет.
Да, было время...
- Неужели у вас нет никаких желаний? - Эйгон не хотел униматься.
- Нет, - ответил я, и добавил, чтобы поскорее закончить разговор: - У
меня нет таких желаний, которые мог бы исполнить айгл.
- Трудно в это поверить, - пробормотал несколько смущенно Эйгон, и
разговор этот, наверное, прекратился бы, не вмешайся тут Раджкар:
- Вы, наверное, просто не знаете, как обращаться с айглом, шеф. Если
обращаться с ним умело, он может выполнить любое желание. Уверяю вас,
буквально любое. У меня в этом деле богатый опыт.
Жирный хорек, - подумал я. Но без особой злобы. Слишком я устал,
чтобы злиться как следует. Да и привык я уже к ним ко всем. Привык, как
они рассуждают про айглов. Привык к тому, что они собираются делать с
этими существами. Собственно, чем я-то сам лучше - ведь я им всем помогаю.
Нисколько я не чище их всех. А то, что сам не завел себе айгла... Этого им
не объяснишь.
- Если бы я не был таким лопухом, не пришлось бы мне сейчас тащиться
за новым айглом, - Раджкар лежал на спине, подложив под голову рюкзак, и
смотрел куда-то вверх, в звездное небо. - Вообще, по-моему, глупость это -
что айгла надо обязательно отловить собственноручно, чтобы он исполнял
твои желания. Наверняка глупость. Типично для нашего правительства:
заявить, что вера в способности айглов, не более, чем суеверие. И на
всякий случай ввести ограничения. Просто кто-то в там боится, что в
противном случае все айглы окажутся в руках тех, кто может за них
заплатить. Кому-то там наверху это не нравится.
Не только наверху. Мне, например, тоже это не нравится. Только я
молчу. Потому что что вообще могу я сделать, чтобы это было не так? Все
равно ведь, и это не секрет, рано или поздно айглы попадают-таки в руки
тех, кто может за них заплатить, и никакая самая строгая регистрация не
может предотвратить этого. Запреты никогда не ликвидировали преступный
бизнес - просто всегда росли цены. А те, против кого, казалось бы, запреты
эти направлялись, богатели еще больше. Таковы законы этого мира.
- А как вы собираетесь использовать своего айгла? - не отрывая глаз
от огня, спросил Эйгон.
Раджкар как-то утробно не то засмеялся, не то заурчал:
- Это весьма деликатный вопрос, коллега. Весьма деликатный.
Он с самого начала похода называл Эйгона "коллегой". Видимо, имея в
виду, что цель похода у них одинаковая. А может, это просто было привычное
для него обращение. Хотя меня он так, конечно, не называл.
- И все-таки.
Раджкар повернулся на бок и, опершись на локоть, посмотрел на Эйгона
через костер. Потом спросил:
- Как по-вашему, сколько мне лет?
- Лет сорок - сорок пять, - ответил Эйгон после некоторого раздумья.
- Ошибаетесь, коллега. Когда мне было сорок лет, я ни о каком айгле и
не помышлял. Вас это, несомненно, удивит, но мне недавно стукнуло
