уводящих нас зачастую далеко в сторону от истины. И потому, заранее
соглашаясь с подобной критикой, мы хотим предупредить, что это
повествование не претендует на роль научного труда. Но дело в том, что
открывшиеся нам в ходе отвлеченного, казалось бы, от проблем современности
исследования факты оказались таковы, что мы не можем молчать. Хотя бы
потому, что не исключена возможность такого развития событий, когда некому
станет продолжать какие-либо исследования. То, о чем мы совершенно
неожиданно узнали, наполнило наши сердца большой и, нам кажется,
обоснованной тревогой за будущее всего человечества. Именно эта тревога,
ни на минуту теперь не оставляющая нас, и заставляет - вопреки всем
сложившимся в научной среде обычаям - отойти от строго академических
методов изложения и беллетризировать его с тем, чтобы сделать полученное
нами знание достоянием достаточно большого количества людей.
Начиная несколько лет назад свою работу, мы, конечно же, не ожидали
столь ошеломляющих результатов. Естественно, мы мечтали об открытиях, но
считали, что последние будут носить характер уточнения уже известных
исторической науке фактов, прослеживания внутренних связей и
закономерностей исторического процесса, уточнения действительной роли в
истории отдельных лиц и группировок. Надежды эти казались вполне
обоснованными - ведь огромная работа, проделанная за последние полтора
десятка лет в большинстве развитых государств, позволила ввести в банки
данных огромные массивы ценной с точки зрения историка информации, в
результате чего удалось получить немало интересных результатов. Наверняка
большинство наших читателей знакомо, например, с работами Оксфордской и
Тбилисской групп. А мы рассчитывали - и вполне обоснованно, учитывая
мощность наших компьютеров и совершенство программного обеспечения - пойти
еще дальше. И потому на первом этапе работы особое внимание уделили
тщательному выбору объекта исследований. Ведь в таком деле недопустимо
разбрасываться, поскольку чем более подробно хотим мы исследовать
конкретное историческое событие, тем уже оказываются пространственные и
временные рамки, ибо быстродействие даже самых совершенных компьютеров не
безгранично.
Поэтому, приступая к опробованию своей системы анализа исторической
информации, мы решили первым делом выделить в истории некоторые события,
оказавшие наибольшее влияние на все ее течение. И были в немалой степени
удивлены, обнаружив в списке уже известных исторических катаклизмов
указания на деятельность некоего Франциска Гранвейгского. Имя это
встречалось лишь в отдельных документах первой половины четырнадцатого
века, и ни один из исследователей средневековья, насколько нам известно,
до сих пор не обратил на него должного внимания. И тем не менее компьютер
указывал, что многие из последующих событий, в частности, гонения на
еретиков и всякого рода колдунов и ведьм, распространение религиозной
мистики и мракобесия, даже появление на свет пресловутого "Молота ведьм"
Шпренгера и Инститориса, явившегося, по всему судя, лишь посредственным
переложением уже упоминавшегося нами "Искушения дьявола" - все это в
значительной степени обязано своим появлением зловещей фигуре Франциска
Гранвейгского. Открытие это оказалось настолько неожиданным и
многообещающим, что подробное исследование жизни и деяний неистового
аббата стало первой и основной темой работы нашей группы.
И вот что мы узнали.
Гранвейгский монастырь до нашего времени не сохранился. Даже точное
его расположение пока неизвестно, и остается лишь надеяться, что
археологи, используя нашу информацию, рано или поздно раскопают его
развалины. Не сохранился и городок Аргвиль по соседству с монастырем, если
только он не известен нам сегодня под другим именем. В этом, конечно, нет
ничего удивительного. Время стерло следы многих и многих городов и
монастырей, гораздо более значительных, нежели упомянутые. Однако, как
оказалось, вскоре после событий, которые мы собираемся описать, и городок,
и монастырь этот были широко известны в Европе. В середине четырнадцатого
столетия даже получило широкое распространение ругательство "гранвейгский
змей", довольно скоро, впрочем, вышедшее из употребления. Описываемые нами
события произошли между 1318-м и 1326-м годами и, хотя заняли они меньше
года, более точная датировка пока невозможна ввиду планомерного
уничтожения касающихся их документов в последующие века. Мы не станем
здесь касаться возможных причин этого - вдумчивый читатель этого
повествования сам будет в состоянии сделать необходимые выводы из
прочитанного.
Итак, Аргвиль начала XIV века. Лето. Самый разгар морового поветрия,
страшной божьей кары за грехи человеческие. Сегодня трудно сказать, чем
была вызвана эпидемия, захватившая тем летом незначительный район в
Центральной Европе. Клиническая картина заболевания, которую нам удалось
восстановить, весьма противоречива и мало что способна сказать
неспециалисту. Во всяком случае, нельзя утверждать, что это была, скажем,
чума, оспа, сибирская язва или какая-то еще из известных на сегодня
быстротекущих летальных инфекций. Как правило, заболевшие ощущали ломоту
во всем теле, сильный, почти непереносимый жар, слабость. От появления
первых симптомов заболевания до почти неизбежного летального исхода
проходили считанные часы, инкубационный же период был, видимо, порядка
суток, что и обусловило локализацию эпидемии в ограниченном регионе.
Подобное заболевание - так называемая "английская потовая лихорадка" -
наблюдалось спустя два столетия в Англии и вызывалось, судя по ряду
признаков, всем нам, увы, хорошо знакомым вирусом гриппа. Но утверждать
наверняка, что тем летом аргвильские жители умирали именно от гриппа, мы
не беремся. Да и не имеет это сегодня особенного значения.
Значение имеет то, что не было, наверное, дома во всем городке,
которого моровое поветрие не коснулось бы своим дыханием. Люди умирали у
себя дома, умирали на улицах, умирали в церквях, куда прибегали в
напрасных поисках спасения или же в желании причаститься перед смертью.
Напрасное желание - все священнослужители были либо уже мертвыми, либо же
заперлись в своих домах, позабыв о своем долге перед Богом и перед
паствой. Было жарко, и над Аргвилем стоял тяжелый дух от разлагающихся тел
- тела эти убирать было некому. Немногие отваживались покинуть городок,
потому что в первые же дни стало известно, что окрестные феодалы, опасаясь
мора, расставили на всех дорогах заставы из своих крестьян, и попытка
бегства означала почти неминуемую смерть. Да и как, куда бежать, бросив на
произвол судьбы добро, нажитое трудом всей жизни? Нищих в ту пору хватало
и так, и смерть от голода многим казалась не лучше смерти от морового
поветрия.
Не обошел мор стороною и монастырь. В одночасье скончался его
настоятель, аббат Тейлхард. Восемь монахов умерло еще раньше, равно как и
четверо послушников. Отец ключарь, являя собою исключение, мужественно
сражался со смертью уже вторые сутки, и вся братия молилась о его
спасении. Многие, правда, думали про себя, что Бог несправедливо продлил
его мучения, и со страхом припоминали собственные грехи, страшась суровой
кары Всевышнего.
Вместе со всеми молился и Франциск, молодой монах лет двадцати пяти,
принявший постриг чуть больше года назад. Он был третьим сыном в семье
довольно богатого купца, и отец его сумел внести в монастырь довольно
крупное пожертвование, чтобы обеспечить сыну хорошее начало духовной
карьеры. Ведь многие кардиналы и епископы тоже когда-то начинали простыми
монахами, и для способного человека, если он не родился по меньшей мере
бароном, это был едва ли не единственный способ выбиться в люди.
Солнце стояло уже высоко, когда Франциск вышел из калитки в
монастырской стене и направился к городу. Исполняя последнюю волю
скончавшегося настоятеля, монахи ежедневно направляли в Аргвиль
кого-нибудь из братии, чтобы исповедовать умирающих и даровать им
отпущение грехов. Правда, формального права совершать подобные обряды у
большинства монахов не было, но мало кто способен обращать внимание на
такие вещи перед лицом смерти. Умирающие нуждались в успокоении, и
Франциск, как и другие монахи, давал им то, что способен был дать.
Путь его был недолгим. Требовалось лишь обогнуть холм характерной
подковообразной формы - эта деталь вполне достоверна и может послужить
ключом в поисках развалин монастыря - и всего через полчаса неспешной
ходьбы покинувший монастырь оказывался перед воротами Аргвиля. В такое
время они были открыты и, конечно же, никем не охранялись. Даже если бы
орды беспощадных кочевников вновь наводнили Европу, как во времена гуннов
- никто из завоевателей не посмел бы по своей воле войти в пораженный
поветрием город. Тяжкий трупный дух, стоявший в воздухе, говорил сам за
себя. И как бы в насмешку над людскими бедами перед темным проемом
городских ворот весело порхали две бабочки.
На улицах было пустынно. Лишь раз навстречу Франциску выехала из-за
поворота телега, доверху нагруженная покойниками. Возницей был городской
палач, который один во всем городе, наверное, не боялся мора и вот уже
третью неделю вывозил умерших за городскую черту и сваливал в ров у стены.
Четверо помощников, сперва помогавших ему в этом страшном деле, уже лежали
там же, а он то ли в наказание за грехи, то ли в знак особой милости до
сих пор оставался здоровым и день за днем выполнял привычную для себя
работу. Но вывезти всех он, конечно же, был не в состоянии. Франциск,
отступив к стене ближайшего дома, осенил крестным знамением не то возницу,
не то его страшный груз и долго стоял в неподвижности, глядя вслед
удалявшейся повозке. Потом, тяжело вздохнув, собрался было идти дальше, но
тут его окликнули из окна напротив:
- Святой отец, - услышал он женский голос. - Зайдите сюда, святой
отец.
Он повернул голову, но не увидел никого. Окна всех домов в городе
были закрыты ставнями: жители боялись сквозняков, с которыми, по их
убеждению, разносилось моровое поветрие, и старались сидеть взаперти.
Что-то разумное, безусловно, и было в этой защитной мере, но при царившей
тогда антисанитарии, при постоянной опасности заражения через питьевую
воду эффективность ее, несомненно, была невысокой.
Франциск в несколько шагов пересек неширокую улицу, легко перепрыгнув
через проходившую посредине грязную канаву, почти пересохшую в такую жару,
поднялся по ступеням на высокое крыльцо и постучал. Дверь почти тотчас
открылась, но в темном проеме он различил лишь силуэт той, что его
позвала. Пробормотав вполголоса уместные слова благословения, он
переступил через порог, и дверь за ним закрылась. Глаза его отказались
различать хоть что-то в наступившей темноте.
- Там... там моя мать, святой отец, - вновь услышал он рядом с собой
голос, прерываемый всхлипываниями. - Она просит... она просила... она
хотела причаститься перед...
- Дайте мне руку, дочь моя, я ничего не вижу, - сказал Франциск и
сразу же ощутил ее прикосновение к своей ладони.
- Идите за мной, святой отец, - она всхлипнула. - Осторожнее, здесь
лестница.
Глаза уже начали привыкать к темноте. Он различал силуэт той, что
вела его наверх, но ступени пока приходилось находить наощупь. Они
поднялись на второй этаж, открыли дверь и оказались в довольно большой
