судья с несколькими десятками гвардейцев, у городских ворот снова
появились караулы, а некоторые улицы по ночам, как прежде,
перегораживались цепями. Но всего этого было явно недостаточно для того,
чтобы защитить жителей от всевозможных бродяг, которые стекались в Аргвиль
как стервятники на падаль. Мария, бывавшая днем на ожившей рыночной
площади, приносила в дом ужасающие рассказы о грабежах и поджогах,
половина из которых наверняка была чистым вымыслом. Но в более спокойные
времена и десятой части этих рассказов хватило бы, чтобы повергнуть
обывателей в ужас. Гвардейцы ради устрашения повесили нескольких бродяг,
якобы схваченных на месте преступления - а скорее всего, просто первых
несчастных, подвернувшихся им под руку, как часто бывает при подобных
обстоятельствах - но грабежи от этого, конечно, не прекратились. Более
того, поговаривали, что и сами гвардейцы приложили руку к этому весьма
доходному делу, обчистив не один из опустевших домов. Поэтому каждый вечер
Мария тщательно задвигала засовы на входных дверях и оконных ставнях, а по
ночам, проснувшись, они порой подолгу с тревогой вслушивались в
подозрительные шорохи снаружи, понимая, что нелегко придется им вдвоем,
если какая-нибудь ватага грабителей вздумает поживиться в их доме. Поэтому
сейчас, едва лишь завидев приближающихся людей, Франциск отступил от
двери, чтобы можно было быстро закрыть ее перед непрошенными гостями. Но
Мария не двинулась с места.
- Приглядись хорошенько к этим людям, монах, - сказала она шепотом. -
Ты не замечаешь в них ничего необычного?
Бродяги устало шли по улице, глазея по сторонам. И ничего необычного
в них не было. Обыкновенные бродяги, грязные и оборванные, заросшие диким
волосом, с усталыми и голодными взглядами, каких немало шаталось по
дорогам Европы того времени. Франциск всматривался в их лица и никак не
мог понять, что же такое должен он увидеть в этих людях. И вдруг будто
что-то ударило его, когда он встретился взглядом с высоким худым стариком,
шедшим впереди остальных. Это было настолько неожиданно, что Франциск
отшатнулся и, наверное, упал бы, если бы Мария не стояла рядом. На
какое-то время в глазах у него помутилось, а когда он снова пришел в себя,
бродяги уже миновали их дом, и голоса их постепенно затихали где-то за
поворотом улицы.
- Ты видел? - спросила Мария, когда они поднялись наверх.
- Да, - он сразу понял, о чем она спрашивает. - Что это было? Кто это
был?
- Неважно, кто это был, монах. Важно, что этот человек, как и ты,
владеет даром Тлагмаха. И ты должен отобрать у него этот дар.
- Как? Зачем?
- Я расскажу тебе, зачем. Но позже. Ты пока мало что в состоянии
понять, монах. Но ты должен завладеть той частью дара Тлагмаха, которую
носит в себе этот старик. А для этого ты должен убить его.
- Убыть?! Господи, о чем ты говоришь, Мария?!
- Забудь своего бога, монах, - сказала она, взяв его за плечи. -
Забудь. Я теперь твой бог.
Возможно, столь подробно описывая конкретные эпизоды из жизни
Франциска Гранвейгского, мы берем на себя слишком многое. Возможно, сухое
изложение фактов, которые стали нам известны, произвело бы даже большее
впечатление. А то, что мы беремся домысливать его несохранившееся
жизнеописание, известное нам лишь по ссылкам, главным образом косвенным,
многим может показаться неоправданным. Не станем спорить - мы и сами
испытывали до определенного момента сомнения в верности избранного пути.
Но изложение того, что мы узнали, сухим научным языком, не проходит сразу
по нескольким причинам. И потому, что полученная пока что информация
слишком противоречива и неполна. И потому, что то, о чем он счел возможным
поведать современникам, вызывает какое-то инстинктивное неприятие,
совершенно не укладываясь в рамки уже наших современных научных
представлений. И потому, что наши скромные попытки поделиться полученными
предварительными результатами с коллегами на страницах научной периодики
встретили неожиданно мощное противодействие, глубинная причина которого
стала нам ясна лишь значительно позднее. И потому, наконец, что мы
вынуждены были, реконструируя те давние события, прибегнуть к
психологическому моделированию, воспользовавшись помощью, любезно
предоставленной нам группой психологов из Центра криминалистики в Остине.
Сотрудничество наше было весьма плодотворным, но оказалось, что мы в
некотором смысле разговариваем с ними на разных языках из-за существенно
разной специфики решаемых нами задач. В будущем, несомненно,
психологическое моделирование, используемое сегодня преимущественно в
криминалистике и эргономике, будет широко применяться и в области
компьютерной исторической голографии, поэтому трудности, с которыми мы
столкнулись, налаживая сотрудничество, несомненно удастся преодолеть. Но в
настоящее время оказалось, что наиболее естественным образом объединить
полученные нами в ходе исследований данные можно при помощи, назовем это
так, их "беллетризации". Тот Франциск Гранвейгский, которого мы описываем
- это всего лишь модель реального, живого Франциска, созданная на основе
полученных нами косвенных исторических свидетельств. Но эта модель,
несмотря на свою неизбежную ограниченность и упрощенность, рассказала нам
очень о многом. И, хотя сомнения в правильности выбранного нами способа
изложения не покидают нас, начав свой рассказ в этом ключе, мы
волей-неволей вынуждены так же его и продолжить, не отступая от раз
избранного способа изложения.
Тем более, что некоторые моменты из жизни реального Франциска, а
вовсе не его психологической модели, известны нам сегодня с поистине
поражающей даже наше воображение точностью благодаря их огромному влиянию
на последующие события. Так, в частности, нам очень хорошо известно, что
же такое узнал Франциск от своей возлюбленной в эту ночь.
Это была ночь откровений. Он, конечно, далеко не все оказался в
состоянии понять с первого раза, да и сама Мария старалась по возможности
не выходить за рамки привычных и понятных ему ассоциаций. Но он узнал
главное для себя. Узнал о том, что же такое эта таинственная пси, этот дар
Тлагмаха, которому обязан он был своим спасением. И узнал, понял, наконец
- так ему показалось - с кем же свела его судьба, кто такая на самом деле
его возлюбленная, целиком завладевшая его душой, отобравшая эту душу у
самого Бога.
- Посмотри на небо, монах, - говорила она ему, раскрыв ставни. -
Посмотри на звезды, на эти огоньки, сияющие в вышине. Знай, монах, это
вовсе не зажигаемые ангелами лампады на хрустальном небосводе, как учит
ваша глупая религия. Нет, каждая из этих звезд столь же велика, как ваше
солнце, и точно так же они освещают и согревают множество миров, подобных
вашему. Мир огромен, монах, и звезды просто очень и очень далеки. Так
далеки, что твое сознание просто неспособно вообразить действительное до
них расстояние. Вы ведь приучены измерять расстояние временем, которое
тратит путник на его преодоление. Но обычному путнику не хватит даже
вечности на то, чтобы достичь ближайшей из звезд. И сам ты, монах, пока
слишком мал, слаб и ничтожен, чтобы понять величие мира, в котором живешь.
Но ты можешь еще стать воистину великим и сильным, если будешь поступать
так, как велю тебе я.
Она говорила и говорила, и Франциск как зачарованный внимал ее
словам, не сомневаясь ни на мгновение в их истинности, впитывал их в себя,
даже не понимая - верил. И смотрел в открытое окно на темное августовское
небо, и казалось ему, что эта бездна над головой, всегда бывшая бездонной
и непостижимой, теперь, когда узнал он, насколько же она на самом деле
бездонна, стала вдруг близкой и понятной.
А потом она рассказала ему про Тлагмаха. Про того, кто, странствуя по
Вселенной от звезды к звезде, наделяет разумных субстанцией пси. Цели его
непостижимы, говорила она, и могущество его беспредельно, но те, кто
обладает достаточным количеством этой субстанции, могут отчасти понять и
принять истину о Тлагмахе. Франциску совсем нетрудно оказалось впитать в
себя информацию, полученную в этой части ночного рассказа. Это нам,
сегодняшним людям, трудно поверить в Тлагмаха, трудно примириться с его
существованием, потому что никак это высшее существо не вписывается во
вроде бы стройную картину мироздания, которую мы сумели построить. Но для
монаха из четырнадцатого столетия совсем несложно было примириться с
наличием этого верховного существа. Еще недавно Франциск свято верил в
Бога, и потому совсем не трудно оказалось для Марии - будем пока называть
ее так - поставить Тлагмаха на опустевшее место. Франциск был изначально
внутренне подготовлен к восприятию того, о чем она говорила, рассказ о
Тлагмахе естественным образом вписался в систему его представлений, и
возникающие у нас сегодня недоуменные вопросы об этом существе на том
уровне восприятия мира, которого достиг Франциск, были ему просто
недоступны.
Конечно, "знание", которое получил Франциск от Марии, можно
интерпретировать по-разному. Можно все принимать на веру, и кое-кто,
несомненно, так и поступит. Но мы склонны думать, что уместнее всего
считать эту информацию малодостоверной. Франциск просто-напросто получил
понятное для него объяснение, и скорее всего объяснение это далеко от
истины. Мы считаем, что объяснения, полученные Франциском и частично
изложенные в его ужасающем труде, вообще сегодня значения не имеют.
Тлагмах наделяет разумных субстанцией пси. Зачем? Почему? Как? - Какая
разница? Нам важно другое, нам важно, что эта субстанция дает возможность
обладателям ее совершать действия, издревле относимые людьми к области
чудес. Те чудеса, в которые верили люди, когда чудеса эти не были
следствием мистификации, самообмана или же неверного понимания самых
обыкновенных природных явлений, обязаны своим появлением именно субстанции
пси, которую подарил людям Тлагмах. Телепатия и левитация, ясновидение и
телекинез, все то, что мы по странному - а скорее всего, даже весьма
закономерному - созвучию относим сегодня к пси-феноменам, обязано своим
появлением именно субстанции пси. Люди, по стечению обстоятельств
наделенные этой субстанцией в достаточном количестве, начинают проявлять
необычайные способности, иногда сознательно, но по большей части
бессознательно становясь чудотворцами. В легендах о чудотворцах, которых
немало накопилось за многие века человеческой истории, есть, как теперь
представляется, рациональное зерно. Чудеса случались и чудеса случаются.
Но очень и очень редко. И дело здесь в том, как объяснила Мария Франциску,
что субстанция пси распределена между всеми живущими, хотя распределена и
крайне неравномерно. Она никуда не исчезает, но ее не становится и больше.
Она просто перетекает от человека к человеку. От родителей - к детям. От
умершего - к тем, кто его окружает. И хотя случается, что один человек
каким-то образом получает больше этой субстанции, значительно больше, чем
все остальные, но еще никто не смог получить ее столько, чтобы стать
по-настоящему сильным. Если бы кому-то удалось собрать в себе всю пси,
подаренную Тлагмахом роду людскому, то человек этот сравнялся бы
могуществом своим с самим Богом, он стал бы могучим и всесильным
обитателем Вселенной. И открылись бы перед ним великие тайны бытия,
постичь которые не способен ни один из смертных, и осознал бы он великий
смысл жизни всех разумных, и вечность, которая открылась бы перед ним,
