щитки шлемов были опущены. Когда я приблизился, Ланкар повернулся ко мне и
сказал:
- Никто не идет к водопою. Не нравится мне это.
Я опустил щиток своего шлема, включил светоусилители и осмотрелся
вокруг. Пустыня была совершенно неподвижна, даже у чаши водоема, там, где
обычно в это время не видно было песка под массой мелких тварей,
устремившихся к воде, теперь не замечалось ни малейшего движения. Все
вокруг вымерло, и лишь черный кустарник слегка качался под легким ветром.
Если бы не он, трудно было бы поверить, что мир этот вообще обитаем, что
это не очередная мертвая и пустынная планета, каких так много попадалось
на пути у каждой экспедиции.
Я не любитель опасности. Я никогда не ищу ее, никогда не устремляюсь
к ней навстречу. Не то, чтобы я уж очень дорожил своей жизнью - вряд ли я
ценю жизнь больше, чем все остальные люди. Просто разум мой не приемлет ни
малейшего риска в тех случаях, когда его можно без ущерба для дела
избежать. Но, когда опасность все-таки приходит, когда деваться от нее уже
некуда, я становлюсь спокоен и сосредоточен и, несмотря на какую-то
заторможенность, действую, как правило, быстро и именно так, как нужно.
Наверное, потому меня и назначают постоянно руководителем разведгрупп. Сам
я никогда не стремлюсь к этой должности.
Вот и сейчас, осматриваясь по сторонам, выискивая хоть какое-то
движение на поверхности пустыни, я почувствовал в себе заторможенность и
спокойствие, приходящие лишь перед лицом настоящей опасности.
- Ланкар, - сказал я. - Запроси метеосистему. Может, надвигается
ураган. Может, будет землетрясение - запроси заодно и данные по
сейсмографам.
Данных, конечно, не хватит, что могут дать наши жалкие три прибора,
установленные на расстоянии в пять километров друг от друга вокруг лагеря.
Но следует учитывать все возможности.
- Действуй. Потом пошли сообщение обо всем на "Алдан" и возвращайся.
Ты, Илла, сходи к водоему и возьми пробу воды. Уж для анализа твоя
лаборатория должна сгодиться. Данро, прикроешь ее на всякий случай, глаз
не спускай, но сам за периметр не выходи, что бы ни случилось. Ну,
быстрее, - поторопил я их, повернулся и стал смотреть в сторону холмов.
Опасность грозила нам оттуда. Именно эта опасность разогнала всю
живность вокруг водоема, и мы теперь оставались с ней один на один. Я
чувствовал, что она совсем рядом, и, когда вдруг услышал снова знакомое
гудение, кинулся в приборную палатку.
- Метеоусловия в норме, - сказал Ланкар, поворачиваясь ко мне. -
Ничего необычного. Сейсмографы, сам знаешь, многого не покажут...
Я уселся перед самодельным пультом управления трейсерами, включил
экраны. Ланкар, закончив передачу, подошел и встал рядом. Экраны были
пусты, никто не двигался вблизи от трейсеров. Мы видели лишь мертвый песок
да мертвые камни, да мертвого песчаного волка на одном из экранов. Я
прокрутил запись. Нет, гудение мне не померещилось, оба трейсера
зафиксировали его, но источник звука вновь был вне поля их зрения, где-то
на возвышенности за ложбиной, из которой он доносился вчера. Тот, кто его
издавал, избегал приближаться к оставленным нами предметам. Будь в нашем
распоряжении самый примитивный разведочный планер, два десятка которых
рухнуло вместе с грузовиком в океан, мы выследили бы его уже минут через
десять. Мы хотя бы знали тогда, кого следует опасаться. Но у нас же не
было почти ничего!
- Закончишь переговоры с "Алданом", садись к трейсерам, - сказал я,
поднимаясь. - Сообщишь, если оно будет приближаться.
Я вышел из палатки, вход за мной почти сразу же затянулся двумя
слоями пленки, отсекшей лившийся изнутри свет. Было по-прежнему тихо, даже
ветер прекратился, и щелчок защитного поля, когда Илла пересекла периметр,
возвращаясь с пробой воды от источника, прозвучал, как выстрел. Она молча
прошла мимо меня и скрылась в приборной палатке. Наступила полная тишина.
В ту ночь мы еще несколько раз слышали гудение. Но оно всегда
доносилось издали, с возвышенности за ложбиной, и тот, кто его издавал, ни
разу не попал в поле зрения трейсеров. Больше ничего не было слышно, ни
звука, только ветер, который, как обычно, задул перед рассветом, шелестел
поднятыми в воздух песчинками. За всю ночь никто так и не приблизился к
водоему, и чаша его переполнилась уже вскоре после захода солнца. К утру,
когда на востоке загорелась желтая заря, ручей промочил песок метров на
пятьсот от источника, но никто так и не приблизился к нему, чтобы утолить
жажду. Вода, как и следовало ожидать, была обычной, вполне пригодной для
питья водой, да нам и так было ясно, что не в воде дело.
Как только стало светать, я отпустил Данро и Иллу спать, потому что
был убежден: днем нам ничего не грозило. Сам я вздремнул, не уходя в
палатку - сел, привалившись спиной к штативу дезинтегратора, - а Ланкар,
которому я разрешил принять еще одну дозу тренадина, продолжал наблюдение.
Проснулись мы только часа через два после восхода солнца. Предстояло
продержаться еще пять суток.
Мы, конечно, не выспались, но солнце сияло на небе, дул утренний
ветер, и царившие вокруг тишина и неподвижность не казались уже столь
зловещими, как ночью. Всего-навсего пять суток - совсем немного - и у нас
будут лучшие средства защиты, у нас будет транспорт, у нас будет
постоянное и надежное жилье, будет возможность в случае необходимости
покинуть планету и дожидаться спасателей на орбите. Будут, наконец,
приборы, чтобы делать то, ради чего мы сюда высадились. Всего пять суток!
Мы настолько уверовали в то, что все наши ночные страхи и все
опасности ушли вместе с ночной темнотой, что, когда Илла спросила, можно
ли будет искупаться, я с легким сердцем разрешил им вдвоем с Данро сходить
к водоему, но велел быть внимательными, взять с собой дезинтеграторы и не
купаться одновременно. Одному из них всегда следовало оставаться на берегу
в полной защитной форме.
Они отправились к водоему, Ланкара я отпустил отсыпаться, а сам пошел
в приборную палатку на связь с "Алданом". Я подробно и точно описал, как
прошла ночь, но просил их не тревожиться. Теперь, когда грузовик был уже в
пути, они ничем больше не могли помочь нам, да и не требовалось нам
помощи, как я думал тогда. За ночь, как всегда, накопилось множество
информационных сообщений о работе экспедиции на Эндеме-жи - нас старались
держать в курсе дела - но читать их я не стал. Закончив переговоры, я
прошел в большую палатку, приготовил обед и вышел посмотреть, как дела у
водоема. Они уже выкупались, оделись и теперь стояли у края каменной чаши,
рассматривая что-то под ногами.
- Что там у вас? - спросил я, включив связь.
- Тут тьма бокоходов, - ответил Данро. - Некоторые еще шевелятся.
- Что они делают?
- По-моему, они ползли к воде, - сказала Илла. - И не успели зарыться
вовремя. Одного я видела на дне, когда купалась. Он утонул.
- Раз вы уже все равно там, пройдите немного вдоль русла. Только
недалеко.
Они пошли, внимательно глядя себе под ноги, медленными шагами, боясь,
видимо, раздавить лежащих на песке животных. В общем, все казалось вполне
понятным. Тот, кто приходил ночью, распугал всю живность вокруг. А когда
наутро он скрылся где-то в песках, те, кто не мог жить больше без воды,
устремились к источнику. Но солнце быстро прикончило неосторожных.
Минут через двадцать Илла с Данро вернулись в лагерь, вошли в большую
палатку. Ланкар, заспанный и помятый со сна, вошел вслед за ними. Все
русло, как оказалось, было усеяно трупами всякой мелкой живности. Правда,
среди них попадались и живые еще экземпляры, но солнечный свет, видимо,
нарушал какую-то регуляцию в их организмах, и они лежали на песке,
бессильно шевелясь, либо же ползали кругами, неспособные ни приблизиться к
воде, ни зарыться в песок. Те же, что уже умерли, были совершенно сухими.
Так, будто тела их пролежали под палящим солнцем не один десяток дней. Их
нельзя было даже приподнять - они рассыпались в руках как пепел от
сгоревшей бумаги.
А потом до самого захода солнца мы отдыхали в палатках, не снимая
защитной формы. Ночь прошла так же, как и предыдущая, снова никто не
приблизился к водоему, снова откуда-то с возвышенности временами
доносилось слабое, но отчетливое гудение. Когда наступил рассвет, мы все
уверились, что ничего особенно страшного нам не грозит. Еще четверо суток
до того, как прибудет грузовик, - это совсем немного. Это четыре дня,
когда можно отдыхать, и четыре ночи, когда нужно быть начеку. Правда,
спать в защитной форме не слишком приятно, но нам не привыкать к этому.
Часа через полтора после восхода солнца мы - я, Илла и Ланкар - пошли
к водоему, оставив Данро дежурить в лагере. Все было так знакомо - только
утренний ветер перекатывал по песку черные чешуйки, остатки умерших и
высохших животных, только защитная форма не позволяла забыть об опасности.
- Странно, - сказала вдруг Илла, когда мы подошли к каменной чаше
водоема. - Я думала, они будут приползать и сегодня.
Я пошел вдоль берега, смотря себе под ноги. Действительно, ни одного
нового бокохода не лежало на берегу, да и следов новых не было видно -
только полустертые ветром следы тех, кто ползал и умирал здесь вчера
утром. Я еще не успел толком понять, что же все это означает, как услышал
позади себя жуткий, нечеловеческий вопль. Он и сейчас звучит еще временами
в моих кошмарах. Это кричала Илла. Она сидела на корточках, обхватив
голову руками. Глаза ее были широко раскрыты, так широко, что, казалось,
вот-вот могли вывалиться из орбит. И она смотрела в мою сторону, но мимо,
сквозь меня, смотрела с таким ужасом, что я невольно оглянулся, хотя и
сознавал, что там ничего нет, что нельзя оглядываться, что нельзя терять
мгновения. В ту же секунду я кинулся к ней, но было уже поздно, она
выхватила ручной дезинтегратор и выстрелила - выстрелила прямо в меня!
Если бы я не споткнулся о ее шлем, откатившийся к моим ногам, она попала
бы мне прямо в голову, а так весь заряд скользнул по моему шлему где-то
около левого виска и лишь отбросил меня в сторону. Но следующим выстрелом
она бы меня прикончила, если бы что-то - я тогда не понял, что именно - не
отвлекло ее внимания. Я вскочил на ноги, в два прыжка оказался около нее,
выбил из ее рук дезинтегратор и толкнул ее на песок. Она упала на спину,
но тут же снова оказалась на ногах и, не переставая кричать, кинулась
бежать прочь от водоема.
Я бегал тогда лучше нее. Я вообще тогда очень хорошо бегал, ты должна
это помнить. Но догнать ее я сумел лишь метров через триста. Возможно,
потому, что она бежала без шлема, и ей было легче дышать. Но скорее всего
оттого, что ее гнал ужас. Я схватил ее за руку, резко рванул в сторону, и
мы оба покатились по песку. Я тут же вскочил, но она так и осталась лежать
без движения. Сердце молотком стучало по ребрам, не хватало воздуха, пот
заливал глаза, но я и подумать не смел о том, чтобы поднять светофильтр
шлема. Ведь то, что произошло с Иллой, означало: психическая атака
продолжалась теперь и днем. Кто знал, способна ли вообще защитная форма
уберечь нас от этой атаки.
Я огляделся на всякий случай по сторонам, потом подошел к Илле. Она
лежала в неестественной позе, уткнувшись лицом в песок. Правая рука,
наверное, была вывихнута. Я осторожно перевернул ее на спину - она была
жива, дышала, но ни на что не реагировала. Глаза ее были по-прежнему
широко раскрыты. Только тут я впервые заметил, что у нее карие глаза -
такие же, как у тебя. В них попал песок, но она даже не мигала. Делать
