ушли спать. Примерно до полуночи все шло как обычно, различные твари,
спешащие на водопой, сменяли друг друга в уже наизусть выученной
последовательности, так что по ним можно было проверять часы. Мы не
особенно обращали на них внимание. Ланкар то и дело смотрел, что
показывают трейсеры, что-то подкручивал и настраивал на панели управления
- все-таки приборы были сделаны вручную и требовали постоянного внимания -
а я просто сидел рядом, изредка подбрасывая сучья в костер, смотрел через
светоусилители в пустыню и думал о тебе.
Все было так спокойно, что мы не заметили, как это началось.
Вернее сказать, нам показалось, что самое начало мы пропустили.
Просто мы внезапно увидели, как по склону холма прямо на лагерь
стремительно движется что-то черное и огромное. И впечатление было такое,
что еще секунду назад там ничего, совершенно ничего не было, что оно
сконденсировалось из воздуха или же появилось из-под поверхности песка и
теперь надвигается на нас, огромное и неотвратимое, грозя подмять под себя
весь лагерь.
И еще мы услышали гудение.
Я хотел вскочить, но ноги не слушались меня. Они как бы отнялись, и
только через секунду я понял - или убедил себя - что это не так, что это
страх, самый обыкновенный страх сковывает мои движения. Понял, потому что
ощутил внутри ту же самую пустоту и безысходность, которая приходила,
когда ты замыкалась в себе, и я не знал, что же мне делать и как, как,
черт подери, пробиться к тебе. И осознание этого страха так удивило и
обозлило меня, что оцепенение исчезло. Я дотянулся рукой до кнопки общей
тревоги на поясе, но сигнала не услышал - только это такое знакомое теперь
гудение в ушах. И даже когда справа, с того места, где стоял Ланкар,
резанула в темноту вспышка дезинтегратора, я не услышал ни звука.
А потом черная масса, которая уже почти нависла над лагерем, вдруг
исчезла, будто растворилась в воздухе, и вместе с ней исчезло и гудение,
но зато уши заполнило завывание сирены, и послышались голоса Данро и Иллы,
выскочивших из палаток по тревоге.
Когда минут через сорок пришел запрос с "Алдана" - там тоже получили
сигнал тревоги и, естественно, всполошились - я уже отправил
предварительное донесение. Собственно, докладывать было нечего. Приборы -
и монитор обзора, и вся автоматика периметра, и установленные на холме
трейсеры - не зарегистрировали ничего угрожающего. Склон холма был
совершенно пуст. Просмотр видеозаписи показал: он был пуст и тогда, когда
Ланкар резанул по надвигающейся на нас черной массе из дезинтегратора.
Запись слышанного нами гудения появилась минут за пять до выстрела, но
звук шел слева, из ложбины под холмом, которую наша аппаратура не
просматривала. Данро и Илла вскочили, едва заслышав сирену, но они не
увидели так испугавшей нас черной массы, накатывавшейся на лагерь. Однако
хорошо помнили, что до сигнала тревоги их снова во сне преследовали
кошмары.
В общем, дело было ясное - мы стали объектами психического нападения.
Это не такая уж редкость. Нервные клетки любого живого существа, сходного
по своей биохимии с человеком - а таковы, фактически, все живые организмы
белковой природы - при работе испускают и принимают слабые
электромагнитные колебания. Теоретически возможно - и эксперименты это
подтвердили - посылать в нервную систему и принимать от нее сигналы, минуя
органы чувств. Однако добиться приема-передачи какой-то осмысленной
информации таким образом оказалось практически невозможно. Каждый
индивидуальный организм имеет свою структуру переработки информации
нервной системой, реальная расшифровка которой для высокоорганизованных
организмов, имеющих мозг, оказывается практически непосильной задачей
из-за постоянной изменчивости самой этой структуры. Но оказалось вполне
возможным и довольно простым делом нащупать такие воздействия на нервную
систему живого существа, которые вызывали и неимоверно усиливали
простейшие, базовые эмоции - страх, любовь, ненависть и им подобные. А
потом нашли и живые организмы, способные делать то же самое.
Переговоры с "Алданом" длились до рассвета. Там, естественно,
переполошились, и Валдар чуть было не приказал снять нас с поверхности. Но
в конце концов решил, что ничего особенно страшного не случилось. Поэтому
- так нам тогда казалось - происшедшее было даже к лучшему. Грузовик
обещали выслать в течение суток.
В своих кошмарах теперь я часто вижу то утро. Такое ясное, тихое и
спокойное. Мы сидим за завтраком и обсуждаем, как будем исследовать это
явление, когда прибудет аппаратура. Нам совсем не страшно теперь, когда мы
разобрались в его природе. Мы ведь ученые. И мы уверены, что защитная
форма заэкранирует нас от любого психического нападения. Бежать, бежать! -
требует все мое существо, но тогда я не слышал этого отчаянного крика. Как
мало требуется нам порою для того, чтобы избежать трагедии - всего лишь
прислушаться к себе, всего лишь найти смелость, чтобы поверить в
предчувствие беды. Но нет, прошлое не изменишь, и ничего уже не вернуть. И
я не знаю теперь, что страшнее из моих кошмаров - та волна, что накатилась
на лагерь из ночного мрака или же это утро, когда не случилось ничего
ужасного, но когда так просто еще было все предотвратить, так просто было
убежать от надвигающейся беды.
Отдыхать пока еще было рано, у нас было много неотложных дел, и для
того, чтобы взбодриться, я разрешил всем принять по таблетке тренадина.
Потом мы с Ланкаром надели полную защитную форму и пошли на вершину холма
к установленным накануне трейсерам. Их следовало перенести в ложбину,
откуда слышалось гудение накануне ночью, и установить так, чтобы они
осматривали возможно большую область. Мы тогда еще надеялись засечь
нападавшее на нас существо при помощи трейсеров.
Защитная форма, конечно, не подарок, ходить в ней круглосуточно никто
бы не согласился без достаточных на то оснований, но солнце уже начинало
припекать, воздух становился все горячее, и потому, застегнув фиксаторы
шлема, я почувствовал даже некоторое облегчение. Хотя мы и были убеждены
тогда, что днем пустыня безопасна, после ночного происшествия требовалось
сохранять бдительность. Ланкар, вздохнув, закинул за спину ручной
дезинтегратор, а я пристегнул к поясу пару световых гранат.
Мы медленно поднялись на холм, огляделись. Лагерь и водоем отсюда, с
километрового расстояния, казались совсем маленькими. А во все стороны
вокруг, насколько хватало взгляда, простиралась пустыня. Лишь на севере
невысокие холмы заслоняли горизонт. Мы постояли несколько минут, стараясь
уловить в этой уже порядком надоевшей картине хоть какие-то изменения, но
все было по-прежнему, точно так же, как и вчера, и позавчера, и десять
дней назад. Потом мы сняли трейсеры и, повернув налево, стали спускаться в
ложбину. И на полпути вниз увидели песчаного волка.
Он лежал, опираясь передними лапами о край огромного камня
пирамидальной формы, и в первое мгновение показался совершенно живым. Но
он был мертв. Потом мы узнали - песчаные волки не живут днем на
поверхности, они, как и почти все живое в этой пустыне, обитают в глубинах
барханов и лишь по ночам выбираются наружу, чтобы совершить пробег на
десятки километров в поисках воды или пищи.
Днем на поверхности вообще никто не живет. Слишком ценна здесь вода,
чтобы терять ее, поднимаясь из-под толщи песка на поверхность, под жаркие
лучи солнца, слишком редки и разбросаны ее источники, слишком глубоки
грунтовые воды, чтобы хватило энергии докапываться до них сквозь толщу
песка и камней. Порою - это мы узнали много позже, когда занялись
Эндемом-жи вплотную - хищники этого мира охотятся за своими жертвами не
ради питания, а ради воды, которую содержат их ткани.
Но про все это - и про вечную битву за воду, и про цветение барханов,
дающее жизнь пустыне, постоянное и незаметное для невооруженного глаза, и
про пищевые цепи этого мира, несущие в глубины песка запасенную на его
поверхности энергию солнца, мы узнали позже. А пока мы видели перед собой
лишь огромное тело песчаного волка - повелителя пустыни, как мы тогда
считали - и не имели ни аппаратуры, чтобы изучить эту неожиданную находку,
ни спейсера и консервантов, чтобы перенести ее в лагерь и сохранить до
лучших времен. Нам было непонятно даже, отчего он умер. Илла, правда,
стоило лишь мне связаться с лагерем, загорелась было тут же заняться его
изучением, но я не мог этого позволить. У нас пока были другие заботы, и
единственное, что мы могли сделать, - это тщательно заснять песчаного
волка со всех сторон. Мы не имели даже примитивнейших биопсических игл для
взятия образцов его тканей, даже портативного томографа для определения
его внутреннего строения. Ланкар попытался было отколупнуть ножом чешуйку
со шкуры, но нож соскальзывал и не резал. Выругавшись вполголоса, он
бросил это занятие и принялся устанавливать трейсер на вершине камня.
Второй трейсер мы установили в километре от первого, на самом дне ложбины,
и нам пришлось здорово повозиться, прежде чем удалось найти достаточно
надежную площадку. Все здесь было присыпано мельчайшим песком, который
начинал течь от малейшего дуновения ветра, следы исчезали сзади уже через
минуту, а иногда мы проваливались чуть ли не по пояс в скрытые под песком
ямы. В том месте, где мы установили второй трейсер, ложбина поворачивала,
и было видно, как она, постепенно опускаясь, рекой впадает в пустыню. Да,
собственно говоря, она и была рекой, песчаной рекой. Мельчайшая пыль,
приносимая на возвышенность ветрами, стекала по ней обратно в пустыню. Как
река, она вбирала в себя притоки, как река, прятала в своих глубинах все,
что попадало на ее поверхность, как река, не сохраняла следов.
Вернулись мы после полудня. Илла и Данро уже закончили установку двух
дезинтеграторов на штативах с обеих сторон лагеря и теперь сужали
периметр, чтобы максимально усилить его. Внутри периметра оставались
теперь только палатки с каменной стенкой перед ними, площадка с кострищем
да два выложенных из плоских камней бруствера с установленными на них
дезинтеграторами на штативах. Конечно, песчаный волк, разогнавшись,
спокойно проник бы в лагерь и при такой его конфигурации, но мы надеялись
отпугнуть волков световыми вспышками сигнального маяка.
Короче, мы готовились к обороне как только могли. Хотя и не знали
еще, кто нам угрожает, не подозревали даже, насколько все это серьезно. Но
мы не хотели, чтобы психическое нападение вновь застало нас врасплох.
Едва лишь мы вернулись, как пришел запрос с "Алдана", и мне пришлось
посылать отчет о положении в лагере. Поесть удалось лишь через полчаса,
пока ждал ответа. Валдар сообщил, что к нам, наконец, отправили грузовик с
аппаратурой, и снова запросил, не разумнее ли будет снять нас с
поверхности. Он, конечно, спрашивал теперь совершенно напрасно. Теперь,
когда грузовик, наконец, шел к нам, нечего было и думать о том, чтобы
покидать планету. Всего шесть суток - и мы сможем работать. Я даже не стал
спрашивать группу, согласны ли они остаться на Эндеме-жи, я просто ответил
Валдару, что мы остаемся.
Я не виню себя за это. Ответь я по-другому, они все равно не сумели
бы помочь нам.
Когда, закончив наконец переговоры и немного отдохнув, я вышел из
палатки, заря догорала. Песок под ногами еще излучал дневное тепло, но
легкий ветерок создавал ощущение приятной прохлады. И было совершенно
тихо.
Они стояли у самого периметра. Все в полной защитной форме, даже
