ощутил прикосновение ткани, грубой поверхности башмаков, я
почувствовал давление ног внутри них. Я был слишком потрясен, чтобы
произнести хоть слово, и потому только стоял, вопросительно глядя на
учителя.
--Я рад, что ты уловил мое мысленное послание,--зазвучал спокойный
голос учителя.--Сейчас я закончил все свои дела в Кулькутте и прибуду
в Серампур десятичасовым поездом.
Я все еще стоял, не в силах вымолвить ни звука. Видя это, Шри Юктешвар
продолжал:
--Перед тобой не призрак; здесь мои плоть и кровь. Я получил
божественный приказ показать тебе это редкое состояние, почти
недостижимое на земле. Встречай меня на станции. Вы с Дайджином
увидите, как я буду идти навстречу, а передо мной пройдет сосед по
поезду, маленький мальчик с серебряным кувшином в руках.
Положив обе руки мне на голову, гуру прошептал благословение. Когда он
закончил его словами: "Таба аси" /1/, я услышал особенный жужжащий
звук /2/. Его тело начало постепенно растворяться в ослепительном
свете. Сначала исчезли ступни и ноги, потом пропали туловище и голова;
все происходящее напоминало свертывание свитка. До самого последнего
момента я ощущал легкое прикосновение его пальцев к моим волосам. Но
вот сияние померкло; передо мной ничего не было, кроме окна с решеткой
и бледного света восходящего солнца.
Я был наполовину оглушен и спрашивал себя, не стал ли я жертвой
галлюцинации. Вскоре в комнату вошел и приунывший Дайджин.
--Учителя не было ни в девять часов, ни в девять тридцать,--мой друг
произнес эти слова слегка извиняющимся тоном.
--Пойдем, я знаю, что он приедет в десять часов!
Я схватил Дайджина за руку и потащил за собой, не обращая внимания на
его протесты. Через десять минут мы были на станции, где уже
раздавался свисток подходящего десятичасового поезда.
--Весь поезд окутан светом ауры учителя! Он здесь!--воскликнул я
радостно.
--А не снится ли тебе это?--ехидно усмехнулся Дайджин.
--Давай подождем на этом месте,--и я рассказал другу подробности того,
как учитель подойдет к нам. Лишь только я закончил свое описание, мы
увидели Шри Юктешвара; на нем была та же одежда, которую я только что
видел. Он медленно шагал вслед за малышом с серебряным кувшином в
руках.
На мгновение меня поглотила волна холодного ужаса: очень уж
невероятным и необычным казалось мое переживание. Я почувствовал, что
окружающий меня материалистический двадцатый век вдруг куда-то исчез;
не древности ли я, когда Иисус, идущий по морю, появился перед Петром?
Когда Шри Юктешвар, современный Христо Йог, поравнялся с местом. где
молча стояли мы с Дайджином, он улыбнулся моему другу и сказал:
--Я послал весть и тебе, но ты не смог ее получить.
Дайджин молчал, но бросил на меня взгляд полный подозрения. Проводив
гуру до его обители, мы пошли дальше по направлению к колледжу.
Дайджин остановился посреди улицы; негодование изливалось из каждой
поры его тела:
--Как?! Учитель послал мне весть, а ты скрыл ее! Я требую объяснений.
--Что я могу поделать, если зеркало твоего ума столь беспокойно, и ты
не в состоянии уловить наставления нашего гуру?--возразил я Дайджину.
Гнев исчез с лица моего друга.
--Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду,--сказал он грустно.--Но
объясни мне, пожалуйста, как ты мог узнать о ребенке с кувшином?
Когда я окончил рассказ о необыкновенном утреннем появлении Шри
Юктешвара в пансионе, мы с другом дошли до здания колледжа.
--То, что я только что услышал о чудесных силах нашего гуру, сказал
Дайджин,--заставляет меня почувствовать, что любой университет в
мире--это просто детский сад /3/.
Примечание к главе 19.
/1/ Бенгальская форма прощания; ее буквальное значение:--"скоро я
приду".
/2/ характерный звук при дематериализации атомов тела.
/3/ "Мне открылись такие вещи, что все, написанное мною, имеет в моих
глазах не большую ценность, чем пучек соломы",--так сказал "принц
схоластов". Фома Аквинский в ответ на настойчивые просьбы секретаря
окончить "Сумма теологии". Как-то в 1273 году во время мессы в одной
неаполитанской церкви, св. Фома пережил глубокое мистическое
прозрение. Слава божественного знания настолько потрясла его, что с
тех пор он потерял всякий интерес к интеллектуальным вопросам.
Глава 20. Мы не едем в Кашмир
--Отец, я хочу пригласить Учителя и четырех учеников поехать вместе со
мною в предгорья Гималаев на летние каникулы. Не дадите ли вы нам
шесть билетов в Кашмир и немного денег на дорожные расходы?
ФКак я и предвидел, отец рассмеялся от всего сердца:
--Вот уже третий раз я слышу эту сказку про белого бычка! Ведь ты уже
обращался ко мне с той же самой просбой в прошлом и позапрошлом году!
И в последний момент Шри Юктешвар всегда отказывался ехать.
--Да, это верно. Я не понимаю, почему гуру не говорит мне ничего
определенного а Кашмире /13. Но мне кажется, что если я сообщу ему.
что уже получил от вас билеты, тогда он согласится поехать.
Мои слова не убедили отца, однако на следующий день после нескольких
веселых и добродушных шуток он вручил мне шесть железнодорожных
билетов и пачку банкнотов по десять рупий.
--Мне кажется. едва ли твоя теоретическая поездка нуждается в такой
практической поддержке,--заметил он,--но вот все, о чем ты просил.
Днем я показал все. что получил от отца Шри Юктешвару. Хотя он с
улыбкой отнесся к моему энтузиазму, ответ его был уклончивым: "Я не
прочь поехать, посмотрим..." Он ничего не сказал, когда я попросил
маленького ученика Каная, жившего в ашраме, сопровождать нас. Я
пригласил также трех других товариещей: Раджендра Натх Митру, Джотина
Одди и еще одного юношу. Мы решили, что днем отъезда будет следующий
понедельник.
Субботу и воскресенье я оставался в Калькутте, где в нашем семейном
доме было празднество по случаю свадьбы моего двоюродного брата.
Рано утром в понедельник я прибыл со своим багажом в Серампур.
Раджендра встретил меня у входа в ашрам:
--Учитель ушел гулять. Он отказался ехать.
Я был в равной мере опечален и упрям:
--Я не дам учителю возможности в третий раз посмеяться над моими
планами относительно поездки в Кашмир. Поедем сами, без него.
Раджендра согласился, и я ушел из ашрама, чтобы найти слугу. Я знал,
что Канай не поедет без учителя; кроме того, надо было найти кото-то
для присмотра за багахом. Я вспомнил о Бехари, ранее служившем в нашей
семье, а теперь прислуживающем школьному учителю в Серампуре. Поспешно
шагая, я встретил Шри Юктешвара недалеко от помещения серампурского
суда, перед христианской церквью.
--Куда ты идешь?--На лице Шри Юктешвара не было и тени улыбки.
--Господин, я слышал, что вы и Канай не хотите присоединиться к нашему
путешествию. Теперь я ищу Бехари. Помните, в прошлом году он так хотел
повидать Кашмир, что предложил даже прислуживать нам бесплатно.
--Да, я это помню. Тем не менее. я не думая, что сейчас бехари
пожелает ехать.
Я ощутил разочарование:
--Но ведь он с нетерпением ждал такой возможности!
Учитель молча удалился, а я скоро пришел к дому, где жил Бехари. Он
как раз находился во дворе и приветствовал меня с дружеской теплотой.
Однако эта теплота мгновенно исчезла, как я только упомянул о Кашмире.
Пробормотав несколько слов в извинение, слуга оставил меня и скрылся в
доме хозяина. Я ждал его полчаса, нервничал и уверял себя, что
задержка бехари вызвана приготовлением к отъезду. Наконец я постучал
во входную дверь.
--Бехари ушел через черный ход полчаса назад,--сообщил мне какой-то
человек, скрывая улыбку.
Я печально побрел домой, пытаясь понять, что же произошло: или мое
приглашение оказалось чересчур настойчивым, или все дело заключалось в
невидимом влиянии учителя. Проходя мимо христианской церкви, я снова
увидел гуру, который медленно шел навстречу. Не ожидая моего
сообщения, он воскликнул:
--Итак, Бехари не едет! Что ты думаешь делать дальше?
Мои чувства походили на чувства упрямого мальчишки, который решил не
слушаться отца.
--Господин, я собираюсь попросить дядю, чтобы он отпустил со мной
своего слугу Лал Дхари.
--Ну, что ж, сходи к дяде, если тебе этого хочется,--с усмешкой
ответил Шри Юктешвар,--но я сомневаюсь, что это посещение окажется для
тебя приятным.
Сохраняя внешнее почтение, но непокорный в душе, я оставил гуру и
пришел в помещение серампурского суда. Мой дядя по отцу,
правительственный адвокат Шарада Гхеш, встретил меня приветливо.
--Я еду сегодня с товарищами в Кашмир,--сказал я ему.--Я собирался
поехать к Гималаям уже много лет назад.
--Рад за тебя, Мукунда. Не могу ли я чем-нибудь помочь тебе в
устройстве этой поездки?
Эти добрые слова придали мне смелости, и я сказал:
--Дорогой дядя, не могли бы вы отпустить со мной вашего слугу Лал
Джари?
Моя просьба неожиданно возымела действие, подобное землетрясению. Дядя
так резко подпрыгнул. что опрокинул стул, а бумаги, лежавшие на
письменном столе, разлетелись во все стороны. Его длинная трубка из
кокосового стебля с грохотом упала на пол.
--Какой ты эгоист!--закричал он, дрожа от гнева.--Что за нелепая
мысль! Кто же будет ухаживать за мной, если ты заберешь моего слугу в
свою увеселительную поездку?
Я скрыл свое изумление и подумал, что внезапная перемена настроения
моего приветливого дяди представляет собою еще одну загадку этого
непостижимого дня. Я удалился из зала суда быстрее, чем того требовало
мое достоинство.
Возвратившись к обители, я увидел, что мои друзья собрались и ждут
мен. Во мне крепло убеждение, что такое отношение учителя ко всему
делу, несомненно, имело серьезные причины, и меня охватили угрызения
совести: ведь я так стремился пойти наперекор воле гуру!
--Мукунда, не останешьсая ли ты еще немного со мною?--спросил Шри
Юктешвар.--Раджендра и другие твои компаньены могут поехать первыми и
подождать тебя в Калькутте. У тебя будет вполне достаточно времени,
чтобы успеть на последний вечерний поезд из Калькутты в Кашмир.
--Господин, мне все равно. Что мне поездка без вас?--произнес я
печально.
Друзья не обратили внимания на мое замечание. Они вызвали экипаж и
уехали со всем багахом. Мы с канаем спокойно сидели у ног учителя.
После молчания, длившегося около получаса, учитель встал и пошел на
крытый балкон второго этажа, где обычно обедал.
--Канай, накорми Мукунду. Его поезд скоро отходит. Поднявшись со
своего места, я вдруг зашатался от острого приступа тошноты и
отвратительного клокотания в желудке. Меня пронзила невероятно
сильная, режущая боль, и мне показалось, что я внезапно полетел в
какую-то адскую обитель. Ощупью добравшись до гуру, я упал перед ним в
обморок со всеми признаками ужасной азиатской холеры. Шри Юктешвар и
Канай перенесли меня в гостиницу.
--Гуруджи,--вскричал я в агонии,--передаю свою жизнь в ваши руки!
Я, в самом деле, предполагал, что моя душа скоро покинет эту бренную
оболочку.
Шри Юктешвар положил мою голову к себе на колени, с ангельской
нежностью ласково постучал по моему лбу:
--Теперь ты видишь, что произошло бы, если бы ты оказался на станции
вместе со своими друзьями,--сказал он.--Мне пришлось позаботиться о
тебе столь необычным способом, ибо ты предпочел усомниться в
правильности моего нежелания отправляться в поездку именно сейчас.
Я наконец понял в чем дело. Поскольку великие учителя редко считают
удобным открыто демонстрировать свои психические силы, случайный
наблюдатель всех событий этого дня счел бы их вполне естественными.
Вмешательство гуру оказалось слишком тонким, чтобы его можно было
раскрыть. Он незаметно внушил свою волю Бехари, моему дяде, раджендре
и другим. Вероятно, все, кроме меня, считали, что ситуация в целом
была разумной и нормальной.
Так как Шри Юктешвар никогда не уклонялся от выполнения своих
гражданских обязанностей, он велел Канайю вызвать врача и сообщить о
случившемся дяде.
--Учитель,--запротестовал я,--только вы можете излечить меня. Моя
болезнь зашла сликом далеко. чтобы звать какого-нибудь доктора.
--Дитя, божественное милосердие охраняет тебя. И не беспокойся о
