вообще не ловит кроликов, ему готовеньких подают... Еще неизвестно, кто
теперь умней. И вообще, вдруг промелькнуло у него в голове, почему удавами
должен править Питон? Правда, он близок нам по крови, но все-таки инородец.
-- Удавами должен править удав! -- вдруг громко прошипел он сам
поразился глубине и четкости своей мысли.
Уже действует, подумал он, а что же будет, когда кролик переварится
целиком?
Тут он окончательно успокоился и, найдя теплое местечко в зарослях
папоротника, свернулся и задремал, стараясь умнеть по мере усвоения
Задумавшегося.
В тот день весть о предательстве Находчивого распространилась в
джунглях, чему, с одной стороны, способствовала мартышка, оповестившая об
этом, можно сказать, все верхние этажи джунглей, а с другой стороны, конечно
Возжаждавший.
Кролики пришли в неистовое возбуждение. Некоторые говорили, что этого
не может быть, хотя в жизни всякое случается. Они от всего сердца жалели
Задумавшегося. В то же время они испытывали чувство стыда и тайного
облегчения одновременно. Они чувствовали, что с них наконец свалилось бремя
сомнений, которые им внушал Задумавшийся. Неизвестная жизнь в условиях
желанной безопасности и нежеланной честности казалась им тяжелей, чем
сегодняшняя, полная мрачных опасностей, но и захватывающей дух сладости
проникновения на огороды туземцев. И чем сильней они чувствовали тайное
облегчение, тем горячей они жалели Задумавшегося и возмущались неслыханным
предательством.
И хотя они, честно говоря, всегда не любили следовать его мудрым
советам, теперь, когда его не стало, они искренне почувствовали себя
осиротевшими. Оказывается, для чего-то нужно, чтобы среди кроликов был такой
кролик, который наставлял бы их на путь истины, даже если они не собирались
идти по этому пути.
К вечеру почти все взрослое население кроликов собралось на Королевской
Лужайке перед дворцом. Кролики требовали чрезвычайного собрания. Дело
попахивало бунтом, и Король, прежде чем открыть собрание, велел страже
прочистить запасные выходы из королевского дворца. Всегда во время таких
тревожных сборищ он приводил в порядок запасные выходы.
-- Чем лучше запасной выход, -- говаривал Король среди Допущенных, --
тем меньше шансов, что он потребуется...
На этот раз положение было очень тревожно. Как всегда, перед началом
собрания над королевским сиденьем был вывешен флаг с изображением Цветной
Капусты. Несмотря на то, что цвета в изображении Цветной Капусты на этот раз
были смещены самым таинственным и многообещающим образом, кролики почти не
обращали внимания на знамя. Иногда кое-кто взглянет на новый узор Цветной
Капусты с выражением бесплодного любопытства и, махнув лапкой, окунается в
ближайший водоворот бурлящей толпы.
Наконец кое-как удалось установить тишину. Король встал. Чуть пониже
него стоял Находчивый, испуганно зыркая во все стороны своими глазищами.
-- Волнение мешает мне говорить, -- начал Король скорбным голосом, -- в
толпе прозвучали страшные слова... Меня, отца всех кроликов, обвинили чуть
ли не в предательстве.
-- Не чуть ли, а именно в предательстве! -- выкрикнул из толпы
Возжаждавший.
-- Пусть будет так, -- неожиданно уступил Король, -- я выше личных
оскорблений, но давайте выясним, в чем дело...
-- Давайте! -- кричали из толпы.
-- Долой! -- кричали другие. -- Чего там выяснять!
-- Итак, -- продолжал Король, -- почему Глашатай попал на Нейтральную
Тропу? Да, да, я лично его послал. Но для чего? К сожалению, друзья мои, по
сведениям, поступающим в нашу канцелярию, резко увеличилось количество
кроликов, без вести пропадающих в пасти удавов. Из этого неминуемо следует,
что удавы в последнее время обнаглели. Возможно, до них дошли слухи о новых
теориях Задумавшегося, и они решили продемонстрировать силу своего
смертоносного гипноза. Что же нам оставалось делать? Показать врагу, что мы
притихли, впали в уныние? Нет и нет! Как всегда, на гибель наших братьев мы
решили отвечать сокрушительной бодростью духа! Нас глотают, а мы поем! Мы
поем, следовательно, мы живем! Мы живем, следовательно, нас не проглотишь!!!
(В этом месте раздались бешеные аплодисменты Допущенных к Столу и
Стремящихся быть Допущенными. По какой-то странной ошибке позднее во всех
отчетах об этом собрании эти аплодисменты были названы "переходящими во
всеобщую овацию". Возможно, так оно и было рассчитано, потому что Король в
этом месте остановился, может быть ожидая, что аплодисменты перейдут в
овацию. Но аплодисменты, не переходя в овацию, замолкли, и Король продолжал
говорить.)
-- ...И вот наш Глашатай с песней был послан на Нейтральную Тропу, где
он должен был, как это, кстати, записано в нашем королевском журнале,
пропеть в ритме марша текст на мелодию "Вариации на тему Бури"!
-- Текст! Текст! -- бешено закричали кролики из толпы. Некоторые из них
свистели в пустотелые дудки из свежего побега бамбука. Это считалось
нарушением порядка ведения собрания и каралось штрафом, если королевская
стража находила свистевшего. Но в том-то и дело, что стража обычно не
находила свистевшего, потому что свистевший тут же съедал свой свисток, если
к нему приближалась стража.
-- Текст, собственно говоря, сочинил наш придворный Поэт, -- сказал
Король, озираясь, и, как бы случайно найдя его в числе Допущенных к Столу,
кивнул ему. -- Пусть он зачитает свой божественный ритм. Поэт уже давно
рыдал о судьбе Задумавшегося, проклиная в душе коварство Короля, который
навязал ему написание этого стихотворения. Но ему надо было думать о своей
судьбе, и он, продолжая всхлипывать по поводу гибели Задумавшегося, быстро
сообразил, кстати, не без намека Короля, как выпутаться из этой истории.
Он вышел вперед и заявил:
-- Текст, собственно говоря, условный... Он должен был прозвучать...
-- Мы не знаем эти тонкости, -- перебил его Король, -- ты зачитай
кроликам то, что ты написал.
-- Пожалуйста, -- сказал Поэт и с каким-то презрительным смущением
задергал плечом. -- Собственно говоря, я хотел предварить текст некоторыми
пояснениями. Мне удалось найти своеобразный фонетический строй, который
своей угнетающей бодростью давит на победную психику удавов, то есть я хотел
сказать...
-- Текст! Текст! Текст! -- закричали кролики и засвистели в свои
бамбуковые свистульки. -- Не надо ничего объяснять...
-- Я, собственно говоря, хотел предварить, -- сказал Поэт и, еще раз
дернув плечом, прочел:
Пам-пам, пим-пим, пам-пим-пам!
Ля-ля, ли-ли, ля-ля!
Пим-пам, пам-пам, пим-пим-пам!
Но буря все равно грядет!
Вот, собственно, что он должен был пропеть, разумеется, на мелодию
"Вариации на тему Бури".
Поэт сел на свое место, поглядывая на небо в поисках случайного
буревестника.
-- Вариации вариациям рознь, -- грозно подхватил Король его последние
слова и, обратившись к Находчивому, спросил: -- А ты что пел?
-- Это же самое, -- пропищал Находчивый, потрясенный предательством
Короля и Поэта.
Как и всякий преданный предатель, он был потрясен грубостью того, как
его предали. Он не мог понять, что грубость всякого предательства ощущает
только сам преданный, а предатель его не может ощутить, во всяком случае с
такой силой. Поэтому любой преданный предатель, вспоминая свои ощущения,
когда он предавал, и сравнивая их со своими ощущениями, когда он предан, с
полной искренностью думает: все-таки у меня это было не так низко.
Не успел потрясенный Находчивый пропищать свое оправдание, как сверху
раздался голос мартышки.
-- Неправда! -- закричала она, свешиваясь с кокосовой пальмы. -- Я все
слышала, и моя дочка тоже!
-- Мартышка все слышала! -- закричали кролики. -- Пусть мартышка все
расскажет!
-- Братцы-кролики, -- кричала мартышка, глядя на воздетые морды
кроликов, -- друзья по огородам туземцев! Мы с дочкой сидели на грушевом
дереве возле Нейтральной Тропы. Я ее обучала вертикальному прыжку... Я ей
говорю, чтобы при вертикальном падении прочно захлестывался хвост...
-- Не надо! На черта нам сдался твой вертикальный прыжок! -- стали
перебивать ее кролики. -- Ты нам про дело говори!
-- Хорошо, -- несколько обидевшись, кивнула мартышка, -- раз вы такие
эгоисты, я это место пропущу... Так вот, обучаю я дочку... и вдруг слышу --
по тропе идет Глашатай и поет такую песню:
Задумавшийся некто
На холмике сидит.
Пам-пам, пам-пам, пам-пам-па
И Ля-ля-ля-чий Брод.
Но буря все равно грядет!
В толпе кроликов раздался страшный шум возмущения, свист, топание.
-- Предатель! Предатель! -- доносились отдельные выкрики. -- Некто --
это наш Задумавшийся!
-- Я сразу же поняла, что он предает Задумавшегося! -- закричала
мартышка. -- И тогда же плюнула ему в лицо!
-- Молодец, мартышка! -- закричали кролики. -- Смерть предателю!
-- Так исказить мой текст! -- воскликнул Поэт, в самом деле искренне
возмущенный искажением своего текста.
Он дважды предатель, подумал Поэт, исказив мой текст, он предал меня, а
потом уже предал Задумавшегося. Почувствовав себя преданным, он окончательно
забыл о доле своей вины в предательстве Задумавшегося: какой он предатель,
если он сам предан!
Король гневно смотрел на Находчивого. Кролики постепенно притихли,
ожидая, что он скажет ему.
Значит, -- мрачно обратился к нему Король, -- ты так пел:
Пам-пам, пам-пам, пам-пам-па!
И Ля-ля-ля-чий Брод?
-- Да, -- еле слышно признался Находчивый.
-- А разве я тебя учил так петь?
-- Нет, -- начал было Находчивый испуганно, -- вы просили...
-- Молчи! -- крикнул Король. -- Отвечай перед народом: ты внес
отсебятину в текст или не внес?!
-- Внес, -- сокрушенно кивнув головой, подтвердил Находчивый. Ведь он и
в самом деле пропустил в третьей строчке слово, на котором настаивал Король.
-- Внес отсебятину, -- с горестным сарказмом повторил Король. -- Куда
внес? В королевский текст? Когда внес? Именно сейчас, когда, с одной
стороны, напирают удавы, а с другой стороны, никогда раньше опыты по
выведению Цветной Капусты не были так близки к завершению.
-- Король не виноват, -- закричали кролики с удвоенной энергией,
радуясь, что им теперь не надо бунтовать, -- да здравствует Король! Негодяй
внес отсебятину!
-- Почему внес? -- закричал Король, вытянув лапу обвиняющим жестом. --
Не мне отвечай, отвечай всему племени!
-- Братцы, помилосердствуйте, -- закричал Находчивый, -- каюсь! Каюсь!
Но почему так получилось? Я все время думал над тем, что нам рассказал
Задумавшийся. Мне очень, очень понравилось все, что он нам рассказал про
гипноз. Я ему поверил всем сердцем. И я решил: чем быстрей он докажет нашему
Королю и нам, что он прав, тем лучше будет для всех. Я же, братцы-кролики,
не знал, что так получится...
-- Кто тебя просил?! -- кричала возмущенная толпа. -- Предатель,
негодяй!
-- Пустите меня, -- раздался истошный крик вдовы Задумавшегося, -- я
выцарапаю глаза этому Иуде!
-- Простите, братцы! -- вопил Находчивый.
-- Нет прощения предателю, -- отвечали кролики, -- удав тебе братец!
Тут наконец поднялся Возжаждавший и произнес лучшую в своей жизни речь.
Он рассказал о последних минутах Учителя. Он рассказал все, что видел, и
все, что слышал. Многие кролики, слушая его рассказ, тяжело вздыхали, а
крольчихи всхлипывали. Плакала даже Королева. Она поминутно подносила к
глазам капустные листики и, промокнув ими глаза, отбрасывала их в толпу
