если у него за спиной торчит колчан со стрелами -- а у этого именно торчал,
-- адская мука.
Если уж выдавать государственную тайну, то надо сказать, что Великий
Питон, в сущности, не гипнотизировал своего туземца. Он наткнулся на него,
когда туземец, мертвецки пьяный, спал в джунглях под стволом каштана, из
дупла которого он выковырял дикий мед, нажрался его и тут же рухнул.
Сообразительность тогда еще обыкновенного питона проявилась в том, что
он не стал тут же под каштаном, где все еще гудел разоренный рой,
обрабатывать туземца, а перетащил его в глубину джунглей и там обработал.
Обрабатывать пришлось несколько суток, и удавы, собравшиеся вокруг, следили
за героическим заглотом Туземца в Расцвете Лет, как позже именовали этого
злосчастного обжору.
То, что заглотал он его честно, сами видели все окружающие удавы. А
потом уже Великий Питон рассказал о том, как он его загипнотизировал.
С годами он сам забыл о том, что туземец был мертвецки пьян, и искренне
считал, что загипнотизировал туземца. И это неудивительно. Ведь спящего
туземца Великий Питон видел один только раз, а о том, что он его
загипнотизировал, слышал сотни раз, сначала от самого себя, потом и от
других.
Надо сказать, что некоторые выдающиеся заглоты животных, чьи
скульптурные портреты здесь были выставлены, совершили другие видные удавы.
Но когда Великий Питон был назначен царем удавов, он почему-то ссорился с
каким-нибудь видным удавом, после чего видный удав исчезал, а экспонат его
оставался. И вот чтобы выдающийся заглот, имеющий воспитательное значение,
не пропадал, приходилось присваивать его Великому Питону.
Точнее говоря, ему даже не приходилось присваивать эти выдающиеся
заглоты. Ближайшие его помощники и советники сами присваивали ему эти
подвиги.
-- Но ведь я не заглатывал именно этого страуса, -- слабо сопротивлялся
он в таких случаях.
-- А сколько выдающихся заглотов ты сделал тогда, когда никакой
скульптор не мог увековечить твой подвиг? -- резко и даже язвительно
возражали ему визири и советники.
-- Тоже верно, -- соглашался Великий Питон, и очередной скульптурный
портрет выдающегося заглота присваивался Великому Питону.
Следует отметить еще одно чудо дворца. В самом нижнем помещении его
находился склад живых кроликов на случай стихийных бедствий.
Там хранилось около тысячи живых, но законсервированных в гипнозе
кроликов. Кролики лежали в ряд, погруженные в летаргический сон. Каждое утро
и каждый вечер их оползал самый страшный удав племени по прозвищу
Удав-Холодильник.
Если какой-нибудь кролик выходил из состояния гипноза, а такие случаи
бывали, то одного взгляда Удава-Холодильника было достаточно, чтобы он снова
погрузился в сон. Удав-Холодильник следил за тем, чтобы кролики не
просыпались и в то же время чтобы из летаргического сна не переходили в
вечный сон смерти, что иногда случалось. Вовремя убрать мертвецов тоже
вменялось в обязанность Удава-Холодильника. В самую жаркую погоду отсюда же
подавались кролики отменной прохлады, которыми обкладывали тело Великого
Питона.
Третьим чудом подземного дворца считалась комната находок. Сюда
приносили всякие интересные предметы, найденные в испражнениях удавов.
Поэтому у удавов была привычка внимательно всматриваться в собственные
испражнения. Кроме того, в царстве удавов был закон, по которому удавы,
обработавшие туземцев, в обязательном порядке должны были сдавать не
поддающиеся обработке украшения и оружие.
Дело в том, что удавы старались поддерживать с туземцами хорошие
отношения. Каждый случай заглота удавом туземца, если родственники или
близкие о нем узнавали, официально обсуждался Великим Питоном. Было
замечено, что, когда такого рода выбросы обработанного туземца возвратить
родственнику с выражением соболезнования, он остается очень доволен и быстро
успокаивается.
Кстати сказать, рядовые удавы никогда до конца не могли понять,
одобряет Великий Питон обработку туземцев или нет. То есть они понимали, что
в глубине души (которая находилась в глубине желудка) он всегда одобряет ее,
но из высших интересов всего племени иногда может и осудить, причем самым
жестоким образом. Но с другой стороны, туземцы, вечно занятые междоусобными
сварами, нередко тайно прибегали к помощи удавов, чтобы расправиться с
каким-нибудь из своих врагов. Обычно в таких случаях из осторожности стороны
договаривались через какую-нибудь обезьяну, которая получала свою долю в
виде права в первую ночь отсутствия хозяина разорять его поле, когда еще
никто не знает о его гибели.
За пяток кроликов можно было нанять подходящего удава. Великий Питон и
на это не обращал внимания, если опять же высшие интересы племени не
заставляли его принять крутые меры.
Сам он, если приходилось разговаривать с туземцами, обычно из
соображений такта приказывал занавешивать скульптуру Туземца в Расцвете Лет.
Однако пора возвратиться к Глашатаю, который высказал предложение
своего Короля Великому Питону, время от времени поглядывая на убранство залы
подземного дворца, придававшее ему величественный, то есть зловещий вид.
Глашатай рассказал об условиях пробежки Возжаждавшего по удаву. Как
всегда, в принятой у кроликов дипломатии ничего прямо не говорилось. Король
передавал любезному собрату, что если какой-нибудь расторопный удав примет
это предложение; и даст обоюдополезный урок, то оба племени от этого
выиграют как в физиологическом, так и в психологическом смысле.
Глашатай также рассказал о возмутительном поведении удава,
проглотившего Задумавшегося.
Он сказал, что данный удав, нарушая междупородный договор о гуманном
отглоте, вел с обрабатываемым кроликом издевательские разговоры, применял
пытки в виде колебаний и капризов и а конце концов смертельно измученного
кролика отказался глотать, так что несчастная жертва вынуждена была сама
броситься в пасть удава. Все это происходило, добавил Глашатай в конце, на
глазах у живого кролика, который не собирался давать обет молчания.
Великий Питон выслушал его, подумал и сказал:
-- Передай от моего имени Королю: мы не туземцы, чтобы устраивать
зрелища. А за сообщение о недостойном поведении удава -- спасибо, будет
наказан.
Когда Глашатай покинул помещение, Великий Питон спросил у своего
Главного Визиря:
-- Что такое "обет молчания"?
-- Послеобеденный сон, -- ответил тот, не задумываясь. Он на все
вопросы умел отвечать, не задумываясь, за что и был назначен Главным Визирем
царя.
-- Собрать удавов, -- приказал Великий Питон, -- буду говорить с
народом. Присутствие вышедшего на отглот Задумавшегося обеспечить целиком!
Созвать все взрослое население удавов. Удавих, высиживающих яйца, снять с
яиц и пригнать!
В назначенный час Великий Питон возлежал перед своими извивающимися
соплеменниками. Он ждал, когда они наконец удобно разлягутся перед ним.
Некоторые влезли на инжировое дерево, росшее перед дворцом, чтобы оттуда им
лучше было видно царя, а царю, если он захочет, их.
Великий Питон, как всегда, речь свою начал с гимна. Но на этот раз не
бодрость и радость при виде своего племени излучал его голос, а, наоборот,
горечь и гнев.
-- Потомки Дракона, -- начал он, брезгливо оглядывая ряды удавов.
-- Наследники славы, -- продолжил он с горечью, показывая, что
наследники проматывают великое наследство.
-- Питомцы Питона! -- пронзительным голосом, одолевая природное
шипение, продолжал он, показывая, что нет большего позора, чем иметь таких
питомцев.
-- Младые удавы, -- выдохнул он с безнадежным сарказмом...
-- Позор на мою старую голову, позор! -- забился Великий Питон в хорошо
отработанной истерике.
Раздался ропот, шевеление, шипение сочувствующих удавов.
-- Что случилось? Мы ничего не знаем, -- спрашивали периферийные удавы,
которые свое незнание вообще рассматривали как особого рода периферийное
достоинство, то есть отсутствие дурных знаний.
-- Что случилось?! -- повторил Великий Питон с неслыханной горечью. --
Это я уж вас должен спросить: что случилось?! Старые удавы, товарищи по
кровопролитию, во имя чего вы гипнотизировали легионы кроликов, во имя чего
вы их глотали, во имя чего на ваших желудках бессмертные рубцы и раны?!
-- О Царь, -- зашипели старые удавы, -- во имя нашего Великого Дракона.
-- Сестры мои, -- обратился царь к женской половине, -- девицы и
роженицы, с кем вы спите и кого вы высиживаете, я у вас спрашиваю!
-- О Царь, -- отвечали как роженицы, так и девицы, -- мы спим с удавами
и высиживаем яйца, из которых вылупляются младые удавы.
-- Нет! -- с величайшей горечью воскликнул царь. -- Вы спите с
кроликами и высиживаете аналогичные яйца!
-- О Великий Дракон, что же это? -- шипели испуганные удавихи.
-- Предательство, я так и знал, -- сказал удав, привыкший все видеть в
мрачном свете, -- нашим удавихам подменили яйца.
-- Коротышка! -- вдруг крикнул царь. -- Где Коротышка?!
-- Я здесь, -- сказал Коротышка, раздвинув ветви и высовываясь из
фиговых листьев. В последнее время на царских собраниях он предпочитал
присутствовать верхом на спасительном дереве.
-- У-у-у! -- завыл царь, ища Коротышку глазами на инжировом дереве и не
находя слов от возмущения. -- Фиговые листочки, бананы... Разложение... А
где Косой?
-- Я здесь! -- откликнулся Косой из задних рядов и, с трудом
приподнявшись, посмотрел на царя действующим профилем. -- Я не смог
пробраться...
-- У, Косой, -- пригрозил царь, -- с тебя тоже началось разложение...
Где твой второй профиль, я спрашиваю?
-- О Царь, -- жалобно прошипел Косой, -- мне его растоптали слоны...
Таким образом, подготовив психику удавов, царь рассказал всем
собравшимся о позорном поведении младого удава во время отглота
Задумавшегося. Пока он говорил, два стражника выволокли из толпы младого
удава, столь неудачно проглотившего Задумавшегося.
В свое оправдание он стал рассказывать известную историю о том, что был
переутомлен, что сначала крот его обманул, а потом он сам растерялся, увидев
вместо обещанного кролика двух, потому что никогда не слыхал, что кролики
так быстро размножаются.
Удавы были возмущены поведением своего бывшего соплеменника.
-- Зачем ты с ним разговаривал, -- спрашивали они у него, -- разве ты
не знал, что кролика надо обрабатывать молча?
-- Я знал, -- отвечал им бывший юный удав, -- но это был какой-то
странный кролик. Я его гипнотизирую, а он разговаривает, ерзает ушами,
чихает в лицо!
-- Ну и что, -- отвечали удавы, -- он чихает, а ты его глотай. Тут
выступил один периферийный удав и от своего имени выразил возмущение всех
периферийных удавов. Он сказал, что у него лично был совершенно аналогичный
случай, когда он застал двух кроликов во время любовного экстаза.
Оказывается, он лично, в отличие от своего бывшего собрата, не растерялся, а
загипнотизировал обоих сразу и тут же обработал.
Удавы с уважительным удовольствием выслушали рассказ периферийного
удава. Даже царь заметно успокоился слушая его. Ему ни разу не приходилось
глотать кроликов, занятых любовью, и он решил после собрания поговорить с
периферийным удавом с глазу на глаз, чтобы поподробней узнать, какие
вкусовые ощущения тот испытал во время этого пикантного заглота.
-- Присматривайтесь к опыту удава из глубинки, -- сказал царь, -- он
