понимали, но все хорошо чувствовали. Закон этот гласил: "Плывя в королевском
направлении, можно превышать даже королевскую скорость".
И сейчас все почувствовали, что слова работника Королевской Охраны как
раз попадают под этот закон, оттого ему не страшно, что рассказ его отрицал
сам Король.
А между тем в королевстве кроликов обнаруживались все новые странности,
одна другой удивительней. Во-первых, появились пьяные кролики, которые
горланили свои вздорные песенки не только в джунглях, но и в ближайших
окрестностях королевского дворца. Они научились запихивать дикие фрукты в
дупла деревьев, доводить их там до состояния брожения, законопатив дупло, и,
потом, сделав дырочку, отпивать оттуда алкогольный сок и снова залеплять
дырочку кусочком смолы. Иногда они путали свое дупло с чужим, и на этом
основании возникала масса глупых недоразумений, не говоря о том, что
выявились ходоки по чужим дуплам, которых время от времени подстерегали
истинные алкоголики и, поймав, давали полную волю своей благородной ярости.
Особенно много пьяных стало попадаться после того, как кролики сделали
изумительное открытие -- оказывается, перебродивший сок бузины, до этого
известный в королевстве только в качестве чернил, может быть прекрасным,
веселящим напитком.
Открытие это, как мы знаем, сделал придворный Поэт. Во время сочинения
очередных стихов он однажды отгрыз верхний конец пера фламинго, которым
писал, и случайно втянул в рот по трубчатому перу несколько капель сока
бузины. После этого он заметил, что утоляющая горечь сока бузины как-то
помогает его творческой мысли.
В конце концов он убедился, что творческая мысль его перед тем, как
закрепиться на бумаге в виде стихов, требует чернил внутрь. Возможно, там
идет какая-то таинственная запись, решил он и, уже упрямо окунув свое
трубчатое перо в чернильницу, Ссасывал чернила, одновременно прислушиваясь к
своему внутреннему состоянию.
Так вот он и жил, не слишком скрывая и не слишком афишируя свой
творческий метод. Жена его каждое утро ходила на королевский склад, где
вместе с остальными продуктами получала бамбуковую банку чернил. Так как
запасы чернил в королевских складах были неисчерпаемы, Казначей обычно не
спрашивал у жены Поэта, отчего тот так быстро поглощает чернила. Возможно,
даже спрашивал, и возможно, даже она ему правильно отвечала, но, согласно
науке, в обществе кроликов в то время не было потребности в ее ответе, и
никто на ее ответ внимания не обращал.
Но именно в этот период кролики просто изнывали от жажды услышать ее
ответ, и они его, естественно, услышали.
-- Да что он у тебя, пьет чернила, что ли? -- как-то сказал Казначей
без всякой злости, а только с удивлением и, вынув затычку из бочкообразного
выдолба, налил ей полную банку и, заткнув сосуд, протянул ей.
-- Так не пьет, но посасывает, -- отвечала жена.
-- То есть как посасывает? -- удивился Казначей.
-- Прямо так и посасывает -- через перо, -- объясняла жена.
-- И ничего? -- спросил Казначей.
-- Ничего, -- говорила жена, -- работает... Только к вечеру немного
запинается.
-- На язык или на походку? -- уточнил Казначей.
-- Когда как, -- отвечала жена, -- раз на раз не приходится...
Несколько крольчих, жен Допущенных к Столу, самолюбиво прислушивались к
беседе Казначея с женой Поэта. Как только она ушла, первая же из этих женщин
потребовала банку чернил, сказав, что муж ее засел на много лет писать
"Славную историю королевства кроликов". Так и пошло.
Потом включились вдовы во главе с Первой Вдовой королевства писать
воспоминания о своих покойных мужьях, и они в самом деле собирались вечерами
посидеть, почернильничать, как говорили они, вспоминая прошлые дни.
Рядовые кролики, прослышав о свойствах сока бузины, вытащили откуда-то
давно забытый, но не отмененный закон, гласивший: "На образование кроликов
чернил не жалеть". Закон этот был введен самим Королем, когда еще только он
начинал править. Потом он как-то отвлекся, махнул на просвещение рукой, а
запасы чернил продолжали пополняться. И вот теперь кролики неожиданно
возжаждали просвещения.
Решив извлечь из этих запасов хотя бы политическую пользу, Король не
стал возражать. Через два месяца, когда запасы чернил были почти исчерпаны,
Главный Ученый, разделив количество истраченных чернил на общую численность
кроликов, пришел к радостному выводу о всеобщей грамотности населения
королевства.
После этого закон "Чернил не жалеть" был отменен по случаю триумфальной
победы образования, а новые небольшие запасы чернил для придворных
надобностей стали тщательно фильтровать, пропуская сок бузины через толстый
слой папоротниковой прокладки. Рядовых кроликов отмена закона не очень
смутила, и они продолжали свое теперь уже самообразование, заквашивая
чернила из гроздей спелой бузины.
А между тем таинственный крольчонок появлялся то здесь, то там и всегда
с какой-то рассеянной грустью просил Цветной Капусты. Однажды он даже
очутился на ветке морковного дуба, росшего под окнами дворца.
-- Дяденька Король, Цветной Капусты хотца, -- попросил он, покачиваясь
на конце ветки у самого окна королевской спальни.
Королева от возмущения упала в обморок, а Король успел поднять стражу,
которая оцепила морковный дуб, предлагая крольчонку сдаться живым, а в
крайнем случае, мертвым. Крольчонок ничего не отвечал, но время от времени с
неряшливой меткостью бросал в стражников совершенно несъедобные, однако
довольно увесистые морковные желуди.
Часть стражников была тяжело ранена, зато остальные пришли в ярость и,
уже осыпаемые ядрами морковных желудей, штурмом овладели этой неожиданной
цитаделью, как впоследствии писали королевские историки.
Стражники облазили все ветки, но крольчонка нигде не оказалось. Тогда
они, решив, что он замаскировался в листве дуба, стали поочередно трясти все
ветки, растягивая под каждой из них сетку из пампасской травы.
Еще несколько стражников было ранено своими же трясунами, и наконец
некое легкое тело свалилось в сетку и запуталось в ней.
Но, увы, Король, вышедший посмотреть на возмутителя королевства, был
еще более удручен. Мало того что, пока он выходил из дворца и приближался к
морковному дубу, мимо него пронесли около тридцати тяжелораненых стражников,
но, когда он подошел к сетке и ее осторожно распутали, в ней оказалась
белка.
-- Ничего, мы доберемся до его кроличьей шкуры, -- сказал Начальник
Королевской Охраны и велел осторожно вместе с сеткой внести белку в
помещение для допросов провинившихся кроликов.
-- Еще один такой штурм -- и я останусь без армии, -- сказал Король,
горестно и брезгливо оглядывая место сражения.
Дело в том, что в королевстве кроликов Охрана Короля была равнозначна
охране королевства и, естественно, считалась армией. Армия была вооружена
бамбуковыми пиками, бамбуковыми палками и бамбуковыми трубками,
выстреливающими кактусовой иглой. Убойная сила стреляющей трубки была равна
среднему попугаю, но не годилась ни против шкуры туземцев, ни тем более
против шкуры удавов.
В сущности говоря, армия предназначалась против мелких грызунов,
оспаривавших кроличьи угодья или норы, а также, и даже главным образом,
против бунтующих кроликов.
Приказав отпилить ветку морковного дуба, нависавшую над королевскими
окнами, чтобы такие случаи не повторялись, Король ушел во дворец дожидаться
результатов допроса.
А между тем допросить белку так и не удалось по причине ее упорного
молчания. Заставить заговорить ее было невозможно, потому что тело белки,
вернее, уши были никак не приспособлены к единственному известному в те
времена в королевстве методу пыток.
Он состоял в том, что уши кролика связывали крепкой веревкой. Второй
конец этой веревки перекидывали через балку под потолком, кролика слегка
подтягивали и, вручив ему второй конец веревки, отпускали. Большой узел на
том месте веревки, где она перекидывалась через балку (все предусмотрели,
хитрецы!), не давал ей выскользнуть в сторону завязанных ушей кролика. В
конце концов висящему кролику, чтобы освободиться от мучительной боли
вытягивающихся ушей, приходилось изо всех сил подтягивать себя, чтобы
взобраться на балку.
Если ценой таких мучений кролик, взобравшийся на балку, признавал свою
вину, его отпускали, оштрафовав согласно обвинению. Если не признавал, его
спускали вниз и повторяли пытку.
У крольчонка, замаскированного под белку, оказались такие маленькие
уши, что никак невозможно было прикрепить к ним веревку. Пока думали и
гадали, что с ним делать, неожиданно из джунглей пришла новость: крольчонок
на воле и уже у нескольких ответственных кроликов просил Цветную Капусту.
Пристыженному Начальнику Охраны пришлось отпустить белку. Впрочем,
кроликам-снайперам был дан тайный приказ: если белка, оказавшаяся на воле,
не вскочит на первое попавшееся на пути дерево, а пробежит мимо, пристрелить
ее, как при попытке к бегству. К счастью для себя, белка вскочила на первое
же попавшееся ей дерево.
А между тем непослушание кроликов усиливалось с каждым днем. Утренний
прогноз воздействия гипноза, объявляемый Глашатаем на Королевской Лужайке,
встречался откровенным улюлюканьем.
Скандальная история чуть не вызвала разрыва дружеских отношений между
кроликами и обезьянами. Дело в том, что один из сыновей Задумавшегося
(кстати, всего их было четверо и все они были порядочными забияками) избил
молодую мартышку, поймав ее у водопоя. Он ее избил на том основании, что она
когда-то, якобы зная, что отца его предают, никому ничего не сказала. Мать
этой мартышки требовала наказания для распоясавшегося кролика, который от ее
дочери требует, как она говорила, того, что он должен был бы потребовать от
своих же кроликов. Была пущена в ход самая тонкая дипломатия, чтобы замять
скандал, потому что затрагивались интересы слишком высокопоставленных особ.
А злоумышленный крольчонок то там, то здесь продолжал появляться.
Королевская Охрана сбилась с ног, ища его во всех уголках королевства. Ведь
каждое новое появление крольчонка с его издевательской просьбой делало
несколько смехотворной грандиозную программу по выведению Цветной Капусты.
Приметы крольчонка, нарочно написанные на капустном листе, чтобы
привлекать внимание кроликов, были развешены на многих деревьях джунглей.
Впрочем, развешены они были достаточно высоко, чтобы кролики могли прочесть
королевский указ, а съесть его не могли.
Тем не менее злоумышленный крольчонок каждый раз бесследно исчезал.
-- Это заговор, -- говорил Начальник Королевской Охраны, -- заговор,
уходящий своими корнями к некоторым из Допущенных к Столу.
Однажды был схвачен пьяный кролик, чей путь от Королевской Лужайки до
норы был выслежен, а бессвязный, но подозрительный бормот выслушан и
записан.
-- ...А он мне, -- говорил этот пьянчуга. -- "Я вам Цветную Капусту,
Цветную Капусту..." А я ему: "А что мне твоя Цветная Капуста? В гробу я ее
видел, твою Цветную Капусту! Я, например, выпил свою бузиновку, закусил
морковкой, которую сам же откопал у туземцев... А кто видел твою Цветную
Капусту?" А он мне опять свое: "Я вам Цветную Капусту, я вам все, а вы,
неблагодарные..." А я ему: "Ты нам все? Нет, ты нам ничего, и мы тебе --
ничего". А он опять: "Я вам Цветную Капусту, я вам все..."
Кролик этот был схвачен и отправлен к Начальнику Охраны. По многим
признакам он казался похожим на того кролика, который во время знаменитой
прогулки Короля со злобным бормотанием пересек тропу и скрылся в пампасской
