есть кое-что, в чем он выделяется. - Холлис говорил так, будто сам
несказнно обрадовался этому открытию. - Он делает остроумнейшие
иллюстрации в школьной газете. У нас уже много лет не было столь
художественно одаренного мальчика. Его рисунки удивительно зрелые. Я бы
даже сказал, резкие... - И снова эта милая извиняющаяся улыбка, которой он
старался прикрыть неприятную правду. - Я сам слышал кое-какие недовольные
высказывания по поводу резкости его карикатур. Но он, наверняка, посылал
вам свои рисунки, и вы видели их сами...
- Нет, - сказал Оливер. - Я не видел их. Я даже ничего не знал об
этом.
- А, - Холлис с любопытством глянул на Оливера. - Неужели. - Он
склонился над бумагами на столе, ища что-то, затем добавил скороговоркой.
стараясь тактично уйти от этой темы. - Он хорошо успевает по биологии и
химии. Что очень радует, конечно, учитывая, что он собирается взять
подготовительный медицинский курс. Мальчик... хм.... пренебрегает другими
дисциплинам, хотя я знаю, что он много читает сам. К сожалению, - и опять
отработанная маска снисходительного понимания, - все его чтение не имеет
никакого отношения к учебе. И когда он захочет поступить в хороший колледж
через два года...
Холлис не закончил фразу, спокойно и многозначительно замолчав, что
показалось Оливеру скрытой угрозой, как легкий порыв ветерка, нарушившего
покой ненастного дня.
- Я поговорю с ним, - пообещал Оливер, поднявшись. - Спасибо.
Холлис встал тоже. Его силуэт вырисовывался на фоне оконного проема,
в котором на фоне осеннего неба тускло блестело серое готическое здание
учебного корпуса. Он протянул Оливеру руку. Этот проницательный, умный
молодой человек в светло-голубой рубашке с полным знанием дела представлял
вековую твердыню из серого мрамора, которую незаметно меняло время. Они
пожали друг другу руки, и Холлис сказал:
- Полагаю, вы приехали, чтобы забрать Тони в Хартфорд на каникулы?
- Мы не живем в Хартфорде, - ответил Олиер.
- Да? - удивился Холлис. - Мне казалось, что...
- Мы переехали где-то год назад, - пояснил Оливер.
- Теперь мы живем в Нью Джерси. В Оранже. Мне удалось продать свое
дело в Хартфорде и купить бизнес покрупнее и посовременнее в Нью Джерси, -
лгал он.
- Вам больше нравится в Нью Джерси, - вежливо осведомился Холлис.
- Намного больше, - сказал Оливер.
Не мог же он сказать, что любое место в мире для него было бы лучше,
чем Хартфорд, что им лучше было жить чужаками, без знакомых и друзей,
задающих любопытные вопросы и настороженно замолкающих, как только
заходила речь о детях. Не мог же рассказать, что все последние шесть
месяцев их жизни в Хартфорде Люси отказывалась видеться со старыми
друзьями, за исключением Сэма Пэттерсона. Сэм Пэттерсон знал даже больше,
чем можно было рассказать, и с ним не нужно было притворяться. С другими
же тяжесть невысказанного в общении была невыносима.
- Бесполезно, все напрасно, - сказала Люси однажды. - Каждый вечер,
проведенный с нашими приятелями - это как общение с группой криптографов,
которые изо всех сил стараются разгадать секретный код, которым являюсь я
сама. С меня достаточно. Если хочешь общаться с ними, иди сам.
- Ну вобщем-то, Орандж не так далеко. Вы заберете Тони сегодня? -
вернул его действительности голос Холлиса.
- Нет, - ответил Оливер. - На этот день благодарения мы с женой едем
в Южную Каролину, Это мой единственный шанс поиграть еще немного в гольф
перед наступлением зимы. Я просто приехал пообедать с Тони.
- А, - Холлис сморгнул, чтобы не выдать своих чувств. - Я приглашу
Тони к себе на праздничный обед. Надо будет предупредить миссис Холлис.
- Спасибо, - поблагодарил Оливер. - Там еще будут мальчики?
- Да, будет несколько человек. У нас есть ребенок, родители которого
сейчас в Индии, и всегда находится один-два из.... хм... разбитых семей...
- Он осуждающе покачал головой и улыбнулся, сетуя на современные нравы. -
Хотя большинство мальчиков, которые далеко живут или просто не едут домой
по той или иной причине, обычно принимают приглашение друзей. - Тут он
сделал паузу, достаточную для того, чтобы дать отцу понять, что его
ребенок не из тех, кого приглашают друзья. - Не волнуйтесь, -
добросердечно заверил он. - Мы Тони хорошо накормим.
Директор провел Оливера к двери и остался стоять там на холодном
ветру, трепавшем его яркий галстук, и провожал глазами своего посетителя,
который садился в машину, чтобы направиться в отель на встречу с сыном.
Оливер направился в бар отеля, где должен был ждать Тони. Он заказал
виски, чтобы смыть оставшийся в горле академический вкус шерри. У него из
головы не выходили слова директора, его осторжные намеки, скрытые
предупреждения, нелестные выводы и деликатное умолчание по поводу того,
что мать Тони за все два года учебы мальчика ни разу не навестила его. Но
в этом и заключается одна из задач учителя - представить тебе твоего
ребенка таким, каким его видят другие, подготовить родителей к тому, чего
можно ожидать от сына в будущем.
Угрюмо уставившись в свой бокал, Оливер думал о том, что директор изо
всех сил старался смягчить свой неблагоприятный прогноз - Тони вырастет
одиноким и необщительным человеком без особого стремления и умения
трудиться, он будет вызывать неприязнь и насмешки окружающих. Оливер
сделал глоток виски, стараясь заглушить обиду на директора, на его
самонадеянность и попытки заглянуть в будущее. Все эти люди, оправдывал
себя Оливер, часто ошибаются. Именно поэтому они и становились учителями.
Самому ему, в возрасте Тони, учителя предрекали блестещее будущее. Он был
высоким красивым и общительным мальчиком, которому практически не
приходилось прилагать усилий, чтобы получать самые высокие оценки в
классе, который был заводилой во всех играх, капитаном команд, президентом
всяких клубов и ассоциаций, и к тому же любезным и обходительным любимцем
всех девушек.
Ну вот, надо було бы им видеть меня сейчас, мрачно подумал Оливер,
склонившись над своим виски.
Вернувшись мыслями к Холлису, он вдруг задался вопросом, что
заставляет этого человека так верить в свою безупречную правоту. То что у
него была мелкая, совершенно определнная и легко достижимая цель, которую
ему удалось достичь довольно быстро? Или общество седовласых, лишенных
амбиций неудачников, которыми изобилуют маленькие провинциальный школы?
Может быть, это право с отеческой строгостью управлять сотнями мальчишек,
которые проходят через его жизнь, прежде чем они становятся достаточно
взрослыми, чтобы сопротивляться его влиянию, и чье более зрелое мнение о
нем никогда не станет ему известным? Не исключено, что это просто
размеренная жизнь по определенному расписанию, которое практически не
меняется из года в год - столько-то часов латыни, столько-то часов
физкультуры, столько-то на аккуратное юношеское поклонение богу и на
соблюдение правил и божественных законов? Чти отца и мать своих, постигай
аблятивус абсолютус, не списывай на экзаменах, готовься поступать в
Гарвард. И к этому солидному и прочному основанию, у этим безопасным путям
прилагается хорошенькая грудастая жена, которая принесла ему небольшое
состояние, которая беспрекословно подчиняется и помогает ему в работе
ежедневно и даже ежечасно, чтобы сделать их существование более
независимым, уютным и полезным. Может, в следующий раз переступая порог
этого светлого офиса и пожимая руку добродушному молодому человеку,
следует напомнить ему: "Вспомни Леонтио... Все в порядке, Учитель?"
Оливер сам улыбнулся своему цинизму. Пусть пошлет свою жену в горы на
лето.
Он хотел было уже заказать еще виски, когда через приоткрытую дверь
бара увидел Тони, входящего в холл отеля.
Тони еще не заметил отца, и Оливер несколько секунд, как мальчик
близоруко осматривал сквозь очки холл. Он был без пальто, рукава твидового
пиджака были явно коротки, под мышкой довольно неуклюже торчала большая
чертежная доска. Он стал выше с тех пор, как Оливер видел его в последний
раз, хотя это было всего шесть недель назад, и выглядел худым, истощенным
и замерзшим от резкого ноябрьского ветра. Волосы мальчика были длинными и
красивыми, в отличие от коротких причесок других студентов, которых Оливер
видел в учебном корпусе, и все поведение Тони было каким-то нервным и даже
вызывающим. Голова его казалась большой для худеньких плеч, черты лица
стали тоньше, а нос казался слишком длинным на истощенном лице. Оливер
невольно сравнил сына с какой-то странной, запуганной и одновременно
опасной птицей, одинокой, взъерошенной и не знающей нападать ли ей или
спасаться бегством.
Разглядывая мальчика, Оливер ощущал раздвоенность его образа. В
длинном носе, в светлых волосах и огромных серых глазах он видел черты
Люси, а широкий, слегка выпяченный лоб, большой упрямый рот, напоминали
ему собственные школьные фотографии. Но все это существовало как-то само
по себе. И вызов и подозрительность, которые просто излучал мальчик при
своем появлении, не давали всем его чертам слиться в нечто единое.
И тут Тони увидел отца. Десять минут они просто болтали, обсуждали,
что заказать, Оливер задавал обычные вопросы о здоровье сына, о школьных
делах, спрашивал Тони, что ему привезти. Тони отвечал без интереса, паузы
становились, как обычно, все длительнее и невыносимее для обих. Оливер был
уверен, что для них обих было бы лучше, если бы они больше никогда не
виделись. Но это исключено, хотя трудно сказать почему именно.
Глядя на Тони через стол, Оливер отметил про себя почтительные манеры
сына, его аккуратность, точность движений рук, которые перемещались ловко
и четко, ничего не проливая и не роняя. Мальчик не поднимал глаз, но один
или два раза, когда Оливер отворачивался, а потом резко возвращался
взглядом к сыну, то ловил наблюдательные и задумчивые взгляды Тони,
смотревшего на него без злости и без любви. Встретившись взглядом с отцом,
он опускал глаза и неспеша, спокойно и тихо продолжал есть. И только
перейдя к дессерту, Оливер понял, что что-то во внешности ребенка не давло
ему покоя с того самого момента, как они пожали друг другу руки. Густой
длинный светлый пушок покрывал верхнюю губу и подбородок Тони, и на скулах
неравномерно блестели светлые тонкие волоски. Это придавало Тони
неопрятный и взъерошенный вид, как у щенка, который только что выбрался из
лужи.
Оливер не сразу решился завести этот разговор, он некоторое время
разглядывал неравномерную тонкую поросль на лице сына, Ну, конечно,
подумал он, Ему ведь уже почти шестнадцать.
- Мистер Холлис сказал мне, что собирается пригласить тебя на обед в
День Благодарения.
Тони кивнул, не выказав ни малейшего удовольствия.
- Если будет время, я пойду, - ответил Тони.
- Он неплохой парень, этот мистер Холлис, - доброжелательно продолжал
Оливер, радуясь тому, что нашел тему для разговора, которая позволяла ему,
несмотря на угрызения совести, избежать обсуждения планов Тони на
предстоящие каникулы. - Он очень внимательно наблюдал за тобой. Он
говорит, что у тебя много талантов. Я имею в виду твои рисунки для
газеты...
- Я их рисую чаще всего в классе, - сказал Тони, аккуратно набирая
ложечкой шоколадное мороженное. - Чтобы не заснуть на уроке.
- А что он преподает? - спросил Оливер, стараясь избегать
напрашивающегося вопроса об отношении Тони к мистеру Холлису.
- Историю Европы. Он помешан на Наполеоне. Сам он ростом в пять футов
