исчезнет в глубине улицы.
Только тогда она появилась в комнате с подносом в руках, почти
гостеприимно улыбаясь и объявляя.
- Обед, обед.
Но она уже не сомневалась в том, что в этот день все будет
складываться из рук вон плохо.
Тони почти не разговаривал за едой, Оливер же говорил слишком много,
он выпил целую бутылку вина и закатил громоздкую речь на тему политики,
налогов и вероятности военных действий. Он говорил с полным ртом, не глядя
никому в глаза и не дожидаясь ответов на свои вопросы.
После обеда Оливер заявил, что пообещал Коллинзу зайти на бренди. Он
поинтересмовался, не хотят ли Тони и Люси составить ему компанию, и не
смог скрыть чувства облегчения, когда Тони ответил "Нет", а Люси сослалась
на усталость и выразила желание вздремнуть.
Оливер вышел из дому, напевая громко мелодию, которую играл школьный
оркестр в промежутках между таймами матча. Cначала, оказавшись наедине с
Тони за столом, Люси подумала, что наступил удачный момент, чтобы
поговорить с сыном, и каким-то точным правильным словом спасти их всех. Но
лицо Тони сохраняло неподвижность и отчужденность, и она в конце концов
встала из-за стола и сказала:
- Оставь все как есть. Я уберу позже.
С этими словами она удалилась в спальню, не оглядываясь на его
реакцию.
Люси прилегла и немного вздремнула. Ей что-то снилось. Сквозь сон
доносились звуки открывающейся и закрывающейся двери, шаги в темном
далеком коридоре и наконец как точка в конце романа финальный хлопок
двери, закрытой где-то далеко.
Когда она проснулась, измученная, а не отдухновшая, и спустилась в
гостинную, ее вовсе не удивила записка найденная на столе. Она вынула ее
из конверта и прочитала, все так же без волнения, строки, написанные
почерком Тони.
Он сообщал, что ему лучше вернуться в школу.
- Я презираю тебя за то, что ты сделала с моим отцом, - писал он, -
во что ты превратила его, я не желаю больше видеть его в этом доме с тобой
и теми, с кем ты заставила его общаться.
В конце письма было что-то тщательно зачеркнутое, и в этот момент
Люси даже не старалась разобрать что именно. Она устало сидела в свете
тусклого ноябрьского вечера держа в руке письмо, раздавленная этими
непредвиденными событиями и полным своим крахом.
Потом она нашла в себе силы включить лампу и присмотреться к
последней старательно зарисованной фразе. Она всматривалась в буквы держа
письмо против света лампы, и вскоре разобрала:
"Я отрекаюсь от тебя."
Прочитав это Люси так и не поняла, зачем ему понадобилось вычеркивать
этот приговор.
16
И в следующий раз им довелось стретиться в прокуренном баре Парижа,
позади Люси бренчал рояль и негр с ярко выраженным гарлемским напевал "Ля
пьяно де повр", и какой-то студент держал ее руку, лежавшую на столе среди
бокалов с пивом.
Сколько лет отделяют тот ненастный ноябрьскрий день и эту ночь, когда
владелец бара осторожно предупредил:
- Лучше я дав вам номер телефона, мадам. Мистер Краун женат. Его жена
красивая и очаровательная женщина.
Прошло шестнадцать лет. Война выиграна и проиграна. Смерть Оливера.
Возраст, с которым пришлось смириться или почти смириться. Все передумано,
переоценено. Боль потерь затуманилась обыденностью привычки, стерлась в
памяти и, кажется, уже не способна причинить вреда.
Она мало спала той ночью в старомодном гостиничном номере с высокими
потолками, в широкой неудобной кровати, прижатой к стене огромным темным
шкафом, который не закрывался и тихо предупреждающе поскрипывал в темноте
от ветра, проникающего в комнату сквозь щель между двумя металлическими
ставнями на окне.
Она лежала и думала, прислушиваясь к неясным жалобам дверцы шкафа. В
полусне она десятки раз меняла свое решение, то собираясь уехать на
следующий же день, то намереваясь направится по адресу, который ей дали в
баре, то возращаясь к первоначальному плану, она уже отправлялась смотреть
Лувр и Версаль, как будто так и не встретилась с Тони. Или может
прогуляться вдоль реки, или немедленно позвонить ему и сказать... что?
"Это твоя мать. Ты все еще ненавидишь меня" или "Я случайно заглянула
в ночной клув пару часов тому назад и мне показалось, что я видела тебя
возле бара..."
Она заснула, припоминая его лицо, такое похожее на то другое, теперь
уже мертвое и полузабытое лицо. В памяти всплывало детское личико - узкое
нежное с серыми глазами, которые так напоминали ее собственные.
Было еще рано, чуть позднее восьми часов. Она проснулась от шума
мотоциклов и грузовиков, доносящегося с улицы. Лежа в постели, смятенно
прислушиваясь, не сразу понимая, где она, но чувствуя какую-то перемену.
Она была уже не путешественницей, а жертвой в этой чужой темной комнате.
И ту она вспомнила и поняла, откуда было это ощущение. Она заставила
себя встать с кровати и посмотреть на часы. Жаль, что не удалось прспать
дольше, тогда она могла бы сказать себе, что сейчас слишком поздно, что он
уже должно быть, ушел на работу, что его нет дома...
Приняв прохладную ванну, она попыталась окончально проснуться, потом
поспешно механическими движениями оделась, с тревогой поглядывая на часы,
как женщина, опаздывающая на поезд. Выходя из комнаты, она бросила взгляд
в зеркало, Люси попыталась оценить себя его глазами. Ей пришлось признать
без всякой лести самой себе, что даже при дневном свете, даже
невыспавшись, она выглядела совсем не плохо. Глаза были ясными, кожа
гладкой, ей не нужно было много косметики - обычно она только слегка
красила губы, чтобы выделить их на фоне загорелого лица и светлых волос,
которые выгорали как солома на летнем солнце.
Надев шляпу, Люси собралась выходить, но остановилась, сняла шляпу и
бросила ее на кровать. Она носила шляпу только по торжественным случаям, и
ей не хотелось, чтобы сегодняшний день был торжественным. Еще раз нервным
жестом пригладив волосы и повнуясь внезапному порыву подошла к чемодану и
опустила руку в кармашек на верхней крышке. Оттуда она извелкла измятый
потертый конверт. Осторожным движением Люси положила его в сумочку и вышла
из комнаты.
Спустившись по лестнице, она вызвала такси и со второй попытки ей
удалось объяснить водителю, куда нужно ехать. Усевшись на заднее сидение
машинны, едущей по холодным усаженным деревьями улицам, Люси испытала
победное чувство. Может, это предзнаменование, подумала она. Может сегодня
мне удасться найти общий язык со всеми.
Покачиваясь на жестких пружинах автомобиля, она мучительно решала для
себя вопрос, хочет ли она видеть сына. Было трудно даже определить, почему
она решила сделать это и что ожидала от этой встречи. Она просто знала,
что должна это сделать. Это было похоже на дверь в длинный коридор,
который видишь во сне и чувствуешь, что по какой-то причине, которая так и
не откроется до самого пробуждения, что обязан успеть пройти этот коридор.
Такси остановилось перед домом на какой-то тихой улочке. Люси вышла и
расплатилась с водителем, стараясь сдержать дрожь в руках. Прежде чем
войти в дом, она посмотрела на фасад. Безликий серый камень, довольно
старый и потертый, это было одно из тех зданий, которые малопривлекательны
сами по себе, но в сочетании с другими себе подобными они создают
неповторимый строгий, но приятный архитектурный узор Парижа, повторяющийся
из улицы в улицу.
У них в стране, подумалось ей, люди живущие в таких домах, стремятся
как можно скорее перехать в другое место.
Она вошла в подъезд и четко сказала тучной блонднке, сидевшей в
каморке консьержки:
- Мсье Краун, силь ву пле.
- Третий этаж, слева, - ответила та, пристально смерив посетительницу
подозрительным взглядом.
Люси напряженно и старательно перевела услышанное на английский и
нажала кнопку лифта с цифрой три. Коридор был темным, и выйдя из лифта ей
пришлось некоторое время идти на ощупь, прежде чем она нашла кнопку звонка
слева от лифта. В глубине квартиры раздался звонок, прорезавший глухой гул
пылесоса, назойливо проникавшего из какой-то другой квартиры.
Дверь не открывали и Люси позвонила снова, с вглубине души надеясь,
что никого нет дома, и что она может с чистой совестью спуститься по
темной лестнице и пойти прочь подальше от этого дома, без всякой
необходимости встречаться с сыном. Она уже было повернулась и направилась
к лифту, когда послышались шаги и дверь отворилась.
На пороге стояла молодая женщина в розовой накидке. Она была
невысокого роста с коротко подстриженными темными волосами, которые четко
вырисовывались на фоне льющегося из коридора квартиры солнечного света.
Люси не могла разглядеть ее лица, только небольшой хрупкий силуэт,
очерченный в проеме двери.
- Миссис Краун? - спросила Люси.
- Да. - Женщина продолжала стоять в беспечно распахнутой двери.
- Мистер Краун дома? - спросила Люси.
- Нет. - Женщина сделала быстрое воспросительное движение головой,
будто хотела получше разглядеть гостью.
- Он скоро приедет? - продолжала Люси.
- Не знаю, - ответила женщина. Голос звучал холодно и недружелюбно. -
Я не знаю, когда он прийдет. Что ему передать?
- Меня зовут Краун, произнося это Люси чувствовала смехотворность
ситуации. - Я его мать.
Несколько мгновений обе стояли молча, глядя в глаза друг другу. Затем
девушка рассмеялась.
- Входите, пригласила она, беря Люси за руку. - Давно нам пора было
познакомиться.
Она провела Люси через большой коридор в гостинную. Комната была
неприбрана, на маленьком столике перед диванчиком стоял поднос с завтраком
- недопитое кофе, дымящаяся сигарета, да еще европейский выпуск газеты
"Трибьюн", раскрытый на редакторской странице.
- Ну, вот, - сказала хозяйка поворачиваясь к Люси. - Добро пожаловать
в Париж.
Трудно было сказать, было ли презрение в этой улыбке и в этих словах,
Люси стояла выжидая, напряженная, неловкая, смущенная чужой и непривычной
обстановкой.
- Сначала, - начала молодая женщина, прямо гладя на Люси. - Я
полагаю, мне нужно представиться или вы знаете, как меня зовуть?
- Нет, - ответила Люси. - Боюсь, что не знаю....
- Дора, - представилась девушка. - Ваше имя я знаю. Присядьте,
пожалуйста. Хотите кофе?
- Ну, - сказала гостья. - Если Тони нет дома... я наверное, не стану
вам мешать так рано утром.
- У меня нет дел на сегодняшнее утро, - сказала девушка. - Я пойду
принесу еще одну чашку.
Она вышла легкой походкой, розовая накидка развевалась вслед, горя в
ярком утреннем свете, льющемся из окон. Люси присела на стул и огляделась.
Эта комната видала и лучшие времена. Краска потускнела и облупилась, ковер
на полу был протерт почти до дыр. Создавалось впечатление, что мебель
взята на прокат, что вещи эти когда-то чинили. Все дышало непостоянством и
безлаберностью.
Они, должно быть, бедные, или на грани нищеты. Куда они тратят
деньги?
Дора вернулась с чашкой и блюдцем. Пока она разливала кофе, Люси
искоса наблюдала за ней. Она была очень юной с темно-черными глазами и
густой гривой темных волос, с очаровательной строгостью забранных со лба.
Лицо ее было маленьким, заостренным с широким полным ртом, чувственно
подчеркнутым и вызывающим на фоне бледности ее кожи. Зажав сигарету в
зубах и немного кося в сторону новой знакомой, Дора склонилась над
столиком и разливала кофе. Ее лицо при этом носило выражение решимости и
постоянного недовольства.
Может, это так модно среди молодоженов сегодня, подумала Люси,
принимая из рук Дора блюдце и чашку с кофе. Може, в этом году они все
