ЛЮСИ КРАУН
1
В это время суток почти во всех барах и ночных клубах города
распевали одну и ту же песню: " Люблю Париж в весеннем цвете и в опадающей
листве..." Было два часа жаркой июльской ночи, шампанское продавалось по
восемьсот франков, и певцы из кожи вон лезли, чтобы убедить туристов, что
даже короткое пребывание в Париже того стоит.
Певец был темнокожий, с широким лицом гарлемского труженика, и пел он
будто сам верил в эти наивные слова. Его желтоватое пианино стояло в
дальнем конце длинного узкого зала. Вошла женщина. Она помедлила в дверях,
оторопев на мгновение от гула и нескромных взглядов подвыпивших
посетителей у стойки бара возле двери. К ней, улыбаясь, направился хозяин,
потому что женщина была явно американкой, хорошо одетой и трезвой.
- Добрый вечер, - обратился он к ней по-английски. Он говорил
по-английски, потому что его бар в восьмом округе и большая часть его
посетителей, по крайней мере в летнее время, были американцы. - Мадам
одна?
- Да, - сказала женщина.
- Желаете присесть у стойки или займете столик, мадам?
Женщина бросила быстрый взгляд на стойку бара. За ней расположились
трое или четверо мужчин, двое из которых недвусмысленно рассматривали ее,
рядом сидела девушка с длинными светлыми волосами и тягучим голосом
гнусавила:
- Шарли, даарааагой, я ж гааваарила тебе сто раз, что сегодня из
Джорджиии.
- Столик, пожалуйста, - ответила женщина.
Хозяин провел ее в центр зала. Ловко лавируя между столиками, он
быстрым профессиональным взглядом оценил незнакомку. Он решил посадить ее
рядом с тремя другими американцами, двумя мужчинами и женщиной, немного
шумливыми, но, в общем, довольно безобидными, которые без конца просили
пианиста исполнить "Женщину из Сан-Луиз". Наверное, они предложат женщине
что-то выпить, увидев что она одна в столь поздний час, при том что сами
по-французски не говорили.
Она наверняка была когда-то красавицей. Даже сейчас. В тусклом ночном
свете волосы ее отливали естественной белизной, большие серые глаза мягко
блестели. И почти никаких морщин. И она умела держаться и одеваться,
выгодно подчеркивая линию стройных длинных ног. Обручальное кольцо на
руке, но мужа рядом нет. Вероятно, он, став жертвой туристического отдыха
и переедания, свалился где-то в гостиничном номере, предоставив еще полной
сил жене, самостоятельно побродить по НАСТОЯЩЕМУ Парижу, и может быть,
найти себе какое-то приключение, которое никогда не может случиться с
женщиной ее возраста дома - где-то на северо-западе Америки или в другом
месте.
Хозяин придвинул столик к посетительнице и поклонился, оценивая
прямую линию плеч, гладкую шею и грудь, нарядное и аккуратное черное
платье и приятную, почти девичью улыбку благодарности, мелькавшую на ее
лице, когда она занимала свое место за столиком. Он, наверное, ошибся в
своей первоначальной оценке. Ей не более сорока трех, сорока четырех, по
крайней мере, с виду, подумал он. Мужа, может, и вовсе нет здесь. Она
может быть одной из тех деловых женщин, которыми кишит Америка, - вечно
путешествующих с места на место, выскакивающих из самолета, чтобы сделать
официальное заявление в прессе и дать распоряжения, и при этом всегда
безукоризненно причесаных, что бы ни случилось.
- Полбутылки шампанского, мадам? - предложил хозяин.
- Нет, спасибо. - Ее голос против обыкновения не вызвал у него
содрогания. Он был очень чувствителен, а многие английские и американские
голоса вызывали у него неприятный зуд под мышками. Но не этот - низкий,
ровный и музыкальный, без всякой вычурности. - Мне только бутерброд с
ветчиной и бутылку пива, пожалуйста.
Хозяин сморщился, не скрывая своего удивления и легкого недовольства.
- Видите ли, у нас минимальная плата включает стоимость нескольких
напитков и я бы посоветовал...
- Не нужно, спасибо, - твердо прервала его женщина. - Мне сказали в
гостинице, что здесь я смогу перекусить.
- Конечно, конечно. У нас фирменное блюдо - луковый суп, гратине,
приготовленный...
- Спасибо, просто бутерброд.
Хозяин пожал плечами, слегка поклонился, отдал заказ официанту, а сам
вернулся на свое место к бару, думая про себя: "Бутерброд с ветчиной, что
она делает здесь в этот час?"
И он не упускал ее из виду все время, одновременно приветствуя новых
посетителей и раскланиваясь с уходящими. Одинокая женщина в ночном клубе в
два часа ночи вовсе не редкость, и он почти всегда точно угадывал, что им
нужно. Среди них были пьяницы, которые не могли сами купить лишний бокал
спиртного, были и взбалмошные американские девицы, мотавшиеся в поисках
приключений, пока папаша не закрывал им чековую книжку и не сажал насильно
на пароход, везущий их домой. Встречались и голодные, обычно разведенные
дамы, которые каждую минуту болезненно ощущали мгновения уходящей
молодости и старались как можно дольше растягивать получаемое от бывшего
мужа пособие. Они боялись, что покончат собой, если им придется провести
еще одну ночь в одиноком номере гостиницы. Конечно, клуб предназначен для
увеселений, и хозяин делал все, чтобы поддерживать эту видимость, но от
него ничего не скрывалось.
Женщина, сидящая за своим столиком и спокойно евшая бутерброд,
запивая его пивом, не относилась к сумасбродным американским девицам, она
была абсолютно трезвой и, судя по дорогому наряду, явно не экономила на
своем пособии. Даже если ей было одиноко, она никак этого не проявляла. Он
наблюдал, как американцы обратились к ней из-за соседнего столика, как и
следовало ожидать. Их голоса перекрывали грохот музыки, но она вежливо
улыбнувшись, покачала головой, отказываясь от их предложения. После этого
они просто оставили ее в покое.
Ночь проходила спокойно, и у хозяина было время поразмышлять о
незнакомке. Он разглядывал ее сквозь пелену дыма. Она сидела, откинувшись
в кресле и слушая негритянского пианиста. И хозяин подумал, что она очень
похожа на тех двух или трех женщин, которых он встречал в своей жизни, с
первого взгляда определяя, что они слишком хороши для него. И женщины это
тоже понимали, именно поэтому он сохранил о них романтические
воспоминания, и до сих пор посылал цветы к каждому дню рождения одной из
них, которая впоследствии вышла замуж за полковника французской авиации. И
в этой тоже было то редкое сочетание - мягкость и одновременно уверенность
в себе. Почему она не вошла в эту дверь десять лет тому назад?
Потом его вызвали в кухню. Проходя мимо ее столика, он улыбнулся ей
и, получив ответную улыбку, отметил про себя белизну и легкую
неравномерность блеснувших зубов, и здоровый цвет кожи. Он покачал
головой, переступая порог кухни и озадаченно думая о том, что могло
привести такую женщину в его скромное заведение. И решил, что по дороге
назад он остановится у ее столика, предложит что-то выпить, и может
поразузнает что-то.
Но, выйдя обратно в зал, он увидел двух американских студентов,
переместившихся из дальнего конца комнаты за ее столик. Между ними
завязалась оживленная беседа, женщина улыбалась по очереди каждому из них,
ее рука лежала на столе, и она, чуть подавшись вперед, коснулась плеча
того что был покрасивее своего друга, сказав ему что-то при этом.
Хозяин не остановился возле их стола. Так вот как все, оказывается,
просто, подумал он. Молодые, на молодых ее тянет. И он ощутил смутное
разочарование, будто предал память о тех женщинах, которых не был никогда
достоин.
Он вернулся на свое место за стойкой и больше не смотрел в ее
сторону. Студенты, думал он. Один из них к тому же еще и очкарик. Для
хозяина все американцы до тридцати пяти с короткими стрижками были
студентами, но эти были настоящими, типичными высокими, сутулыми, тощими
типами с огромными руками и ногами - по крайней мере в два раза большими,
чем у любого француза. Мягкая и уверенная в себе, не выходила у него из
головы мысль о собственной ошибке и разочаровании. И не удивительно.
Последовала суета очередных прибытий и прощаний, и где-то с полчаса
хозяин был занят. Затем последовало небольшое затишье и он снова
повернулся в ее сторону. Она все еще сидела со своими студентами и они все
так же много болтали, но она, видно, уже не особо прислушивалась. Она
оперлась на столик, сидя между мальчиками, и не спускала глаз с бара.
Сначала хозяину показалось, что она глядит на него, и изобразил подобие
улыбки, чтобы не показаться невежливым. Но на лице женщины не мелькнуло
ответного приветствия, и он понял, что она смотрит не на него, а на
мужчину, сидящего у бара через два места от него.
Хозяин повернулся, посмотрел на мужчину и подумал с легкой горечью.
Ну, да, конечно. Он был американец, по имени Краун, молодой, около
тридцати, с пробивающейся проседью в волосах, высокий, но не слишком, как
эти студенты. У него были большие серые, настороженные глаза с густыми
черными ресницами, и презрительно изогнутая линия мягких губ, которые
смотрелись так, будто не раз втягивали его в разные неприятности. Хозяин
знал его как и сотню других таких же, забегавших сюда несколько раз в
неделю пропустить стаканчик. Краун жил поблизости. Хозяин знал, что он уже
давно в Париже. Обычно он являлся поздно вечером и всегда один. Он не пил
много, может, два виски за вечер, хорошо говорил по-французски, и его,
казалось, всякий раз забавляло, что женщины неизменно и настойчиво
поглядывают на него.
Хозяин прошел вдоль стойки и поприветствовал Крауна, отметив что тот
хорошо загорел.
- Добрый вечер, - сказал он. - Что-то не видел вас последнее время.
Где вы были?
- В Испании, - ответил Краун. - Только приехал три дня тому назад.
- Ах, вот почему вы такой черный, - сказал хозяин. И, как бы сожалея,
он дотронулся до своего подбородка. - Я сам просто зеленый.
- Самый подходящий цвет лица для владельца ночного клуба. Не стоит
сожалеть, - серьезно отметил Краун. - Посетители бы чувствовали себя не в
своей тарелке, если бы видели перед собой розовощекого и пышущего
здоровьем хозяина. Они бы заподозрили, что в вашем заведении, что-то
неладно.
Хозяин рассмеялся.
- Наверное, вы правы. Разрешите угостить вас. - При этом он позвал
бармена.
- Но здесь действительно как-то зловеще, - продолжал Краун. -
Смотрите, как бы кто не донес в полицию, что вы предлагаете американцу
что-то бесплатно.
Ага, промелькнуло у хозяина, сегодня он выпил больше, чем я
предполагал, и он глазами сделал знак бармену побольше разбавить.
- Ездили в Испанию по делам? - поинтересовался он.
- Нет, - ответил Краун.
- А. Для удовольствия.
- Нет.
Тогда хозяин заговорщически ухмыльнулся:
- А... дама...
Краун хихикнул.
- Обожаю приходить сюда и болтать с вами, Жан, - сказал он. - Как
мудро вы разделяете женщин и удовольствие. - И он покачал головой. - Нет,
не дама. Нет, просто поехал туда, потому что не знаю языка. Мне нужно
расслабиться, и ничто не действует так расслабляюще, как место, где ты
никого не понимаешь, и никто не понимает тебя.
- Все туда ездят, - ответил хозяин. - Все в наше время любят Испанию.
- Конечно, - сказал Краун, потягивая из бокала. - Там сухо,
беспорядочно, мало народу. Как же можно не любить такую страну?
- Вы сегодня в необычно приподнятом настроении, мистер Краун, не так
ли?
Краун мрачно кивнул:
- В приподнятом, - сказал он. Он быстро допил свой бокал и швырнул
