каникулах, дать ребенку самому сделать это болезненное открытие, медленно,
со временем, осознать, что он изгнан из семьи. Было бы проще, не так
болезненно, и в конце концов, совершенно справедливо, став взрослым, Тони
стал бы презирать отца за это.
Оливер протянул руку и обнял мальчика, усадил его себе на колени,
прижав голову ребенка к своему плечу, как в те далекие времена, когда Тони
был совсем еще маленьким.
- Тони, - сказал Оливер. Ему было легче говорить вот так, ощущая вес
сына на коленях, его по-детски худые ноги на своих ногах. Сердце Оливера
сжалось, когда он произнес то, что хотел сказать:
- Выслушай меня внимательно. Мне очень жаль, что все это произошло.
Мне жаль, что ты узнал об этом, если уж этому суждено было случиться. Но
все уже произошло. И ты все знаешь. И ты обязательно должен был сообщить
мне.
Тони молчал. Он напрягся в объятиях отца.
- Тони, - продолжал Оливер. - Я бы хотел задать тебе один вопрос. Ты
ненавидишь свою мать?
Оливер почувствовал, как детское тело сжалось.
- Почему? - спросил Тони. - Что она тебе сказала?
- Ответь на мой вопрос, - настаивал Оливер.
Тони неожиданно резко вывернулся из рук отца, встал перед ним, сжимая
и разжимая кулаки.
- Да, - яростно бросил он. - Я ненавижу ее.
- Тони... - Оливер не мог скрыть своей боли.
- Я не собираюсь разговаривать с ней. - Тони спешил высказать свою
обиду, его скороговорка звучала по-ребячески громко и беспощадно. - Она
может говорить все, что хочет. Может, я и буду отвечать ей "да" или "нет"
когда придется, но разговаривать с ней я больше никогда не буду.
- А что если ты никогда больше не увидишь ее? - осторожно спросил
Оливер.
- Прекрасно! - Мальчик стоял понурив голову, челюсть настойчиво
выдвинута вперед, как драчун смотрящий на соперника через проведенную на
земле линию.
- Она не испытывает ненависти к тебе, - тихо возразил Оливер. - Она
очень любит тебя.
- Мне безразлично, что она говорит.
- Но она боится тебя...
- Не верь ей. Не верь ни одному ее слову. - Его слова звучали очень
по-взрослому.
- И только потому, что она боится тебя, - Оливер говорил без всякой
надежды, стараясь исчерпать все возможные аргументы, - именно поэтому она
не хочет, чтобы ты ехал с нами домой. Она не хочет жить с тобой в одном
доме.
На несколько мгновений Оливеру казалось, что сын разрыдается. Он
склонил голову и отрывистыми движениями тер руки о колени. Но потом он
поднял глаза и прямо посмотрел на Оливера.
- Ладно, - наконец сказал он. - Я все равно еду в школу.
- Дело не в этом, - настаивал Оливер. - Она вообще не хочет видеть
тебя, никогда. Она не хочет, чтобы ты приезжал в наш дом. Ни на Рождество.
Ни на праздники. Никогда.
- О, - голос ребенка прозвучал так слабо, что Оливер, не мог точно
сказать, действительно ли Тони произнес что-то. - А почему бы тебе не
сказать: "Это мой дом. И я буду принимать кого захочу".
- Тогда она уйдет от меня, - поникшим голосом сказал Оливер. -
Сегодня же.
- О, - Тони испытующе глядел на отца. - А ты не хочешь, чтобы она
ушла?
- Думаю, что нет.
- Почему?
Оливер вздохнул, произнося эти слова он не глядел на Тони, его глаза
были устремлены на голубое небо, в котором витало холодное предчувствие
осени.
- Непросто объяснить тринадцатилетнему мальчику, что такое...
семейная жизнь. Насколько мужчина и женщина становятся зависимыми друг от
друга. Я просчитался, недооценил это сам. Ты понимаешь, что это значит?
Тони задумался, потом кивнул.
- Да, ты считал, что это так, а оказалось, что все наоборот.
- Что-то в этом роде, - подтвердил Оливер. - Выяснилось, что я
ошибался.
- Ладно, - глухим дерзким тоном сказал мальчик. - Что от меня
требуется?
- Решай сам, Тони. Скажи только слово, и я позову маму сюда и объявлю
ей, что ты остаешься со мной. Мы попрощаемся с ней и положим конец всему
этому.
Губы Тони задрожали.
- И как ты потом будешь жить?
- Я... я буду умирать, Тони, - сказал Оливер откровенно.
- А если я скажу, что ухожу из дому.
- Я повезу тебя домой, подготовлю к школе и вернусь за мамой. -
Оливер не отрывал глаз от холодного неба над головой сына. - Я буду
навещать тебя на каникулах, летом мы сможем путешествовать вместе в горы,
в Канаду, может даже в Европу.
- Но я никогда не смогу приехать домой? - спросил Тони как человек,
заглядывающий в окошко кассы, задавая самые разнообразные вопросы, чтобы
наверняка убедиться в том, что он садится на правильный поезд.
- Не сможешь, - прошептал Оливер. - По крайней мере долгое время.
- Никогда? - резко переспросил Тони.
- Ну, год или два... - нерешительно отвечал отец. - Сейчас твоя мать
в истерике, но со временем, я уверен...
- Ладно! - Тони повернулся спиной к отцу. - Мне наплевать.
- Что ты имеешь в виду? - Оливер встал и подошел к ребенку сзади, но
не осмеливался прикоснуться к нему.
- Позови ее сюда. Скажи, что ты возвратишься за ней.
- Ты уверен?
Тони резким движением повернулся к отцу и устремил на него взгляд
полный горечи.
- Разве не этого ты добиваешься?
- Это только тебе решать, Тони.
Тони потерял контроль над собой и сорвался на крик.
- Разве не этого ты добиваешься?
- Да, Тони, - прошептал Оливер. - Этого я добиваюсь.
- Хорошо, - отчаянно сдался Тони. - Так чего мы ждем? - Он подбежал к
двери, распахнул ее рывком и крикнул в пустоту дома:
- Мамочка! Мамочка! - Затем, повернувшись к отцу, он бросил: - Сам
говори с ней. - Быстрыми суетливыми движениями, трясущимися руками Тони
начал собирать свои чемоданы и сумки. - Я хочу отнести это в машину!
- Подожди. - Оливер протянул руку, чтобы задержать его. - Ты должен
попрощаться. Ты не можешь так уйти. Может, в последнюю минуту она
передумает...
- Я не желаю, чтобы кто-то передумывал, - крикнул Тони. - Где мой
телескоп?
Дверь отворилась, и Люси появилась на крыльце. Она выглядела очень
бледной, но совершенно спокойной, она переводила взгляд с мужа на сына и
обратно.
- Оливер... - начала она.
- Я увожу сейчас Тони, - Оливер пытался говорить небрежно, как будто
о чем-то само собой разумеющемся. - Я позвоню тебе. Я приеду за тобой
где-то на следующей неделе.
Люси кивнула не спуская глаз с Тони.
- А теперь можем отправляться, - сказал Оливер с напускной
веселостью. - Теперь уже достаточно поздно. Тони, это твои вещи? - И он
кивнул в сторону двух чемоданов.
- Да, - ответил мальчик. Он старательно избегал встречаться глазами с
матерью, собирая по крыльцу свои вещи - биту, телескоп, удочку. - Я сам
понесу это.
Оливер поднял два чемодана.
- Я жду тебя в машине. - Слова получились скомканными и сдавленными.
Он попытался что-то сказать Люси, но не смог. Быстрым шагом он устремился
к машине, неся чемоданы.
Тони чуть задержал взгляд на удаляющейся фигуре отца, затем все же
стараясь не смотреть на мать, огляделся, будто желая убедиться, что ничего
не забыл.
Люси подошла к ребенку. В глазах ее блестели слезы, но она не
расплакалась.
- Ты не собираешься разве попрощаться со мной? - тихо произнесла она.
Тони пытался скрыть дрожание губ.
- Конечно, - грубо ответил Тони. - Прощай.
- Тони, - Люси стояла очень близко, но боялась прикоснуться к нему. -
Я хочу, чтобы ты стал замечательным человеком.
С детским криком боли и отчаяния Тони бросил все на пол и укрылся в
объятиях Люси. Они долго стояли прижавшись друг к другу. Но оба знали, что
это прощание и что ничто уже не поможет. И наконец, Люси усилием воли
сделала шаг назад.
- Наверное, тебе пора, - сказала она.
Лицо мальчика напряглось.
- Да, - ответил он и склонился, чтобы поднять уроненные им биту,
телескоп и удочку. Затем он нерешительно отправился вслед за отцом. На
самом краю веранды он остановился, и Люси почувствовала, что именно таким
она запомнит сына на всю свою жизнь - мальчик в костюме, из которого он
успел вырасти за лето, с окаменевшим лицом, с последними атрибутами
уходящего детства в руках, детская фигурка на фоне встревоженного ветром
голубого озера.
- Если доведется просто встретиться, случайно, как чужим людям - в
поезде или на улице, например, что мы скажем друг другу? - спросил он.
Люси несмело улыбнулась.
- Я... думаю, мы скажем друг другу "Привет".
Тони кивнул.
- Привет, - повторил он задумчиво. Он снова кивнул, будто был доволен
ответом, и скрылся за углом дома, догоняя отца.
Люси замерла. Через несколько минут донесся гул мотора. Она все еще
не шевелилась. Она стояла, не сводя глаз с озера, под ее ногами валялись
обломки грамофона.
Было все то же лето.
15
- Ну, Мистер Краун, - говорил директор, - о мальчике его возраста
всегда есть что сказать.
Директор вопросительным жестом поднял бутылку шерри, но Оливер
отрицательно покачал головой, отметив про себя, что когда он учился в
школе, директора вряд ли угощали родителей своих учеников шерри. Это,
наверное, было признаком либерализации образования по сравнению с годами
его детства, но в то же время он понимал, что второй бокал шерри может
заронить где-то в глубине сознания директора зерно недоверия к семейству
Краунов.
Директор церемонно поставил бутылку на стол. Его фамилия была Холлис?
и он был удивительно молод для своего положения. Он осторожно и
неторопливо передвигался по своему светлому кабинету, очень похожему на
библиотеку. Всеми своими жестами он как бы пытался убедить родителей
вверенных ему мальчиков, что юные души не будут травмированы каким-то
непродуманным движением с его стороны.
- Я хочу сказать, - продолжал Холлис с мальчишеской улыбкой, при этом
очень ловко смягчая суждение. - То есть у него есть проблемы, ну, как у
всех нас в этом возрасте.
- Когда я был таким как он, - начал Оливер, стараясь прозвучать
беспечно, чтобы не превратить этот разговор в сухую нотацию, "моей
единственной проблемой было то, что я мог подтянуться на перекладине
только сорок три раза. И только в шестнадцать я дошел до пятидесяти.
Холлис счел своим долгом улыбнуться. Он повидал разные поколения
отцов. - Конечно, - подтвердил он.
- Физическое развитие нельзя совсем сбрасывать со счетов. Потому что
он не участвует в играх, в соревнованиях, хотя я слышал, что он неплохо
играет в теннис. Вероятно, его склонность к уединению, к одиночеству,
несколько преувеличена. Хотя школьный доктор вполне удовлетворен
состоянием здоровья мальчика - мы ведь проводим тщательные медицинские
осмотры раз в месяц. Доктор даже выразил свое частное мнение, что Тони при
желании мог бы больше участовать в коллективных спортивных играх, чем он
это делает сейчас.
- Может ему не нравятся дети его группы, - предположил Оливер. -
Может, если бы группа была другой, он бы увлекся общением.
- Может быть, - согласился Холлис. Его тон был мягким и вежливым, но
в открытом умном взгляде его голубых глаз сверкнул холодный огонек. - Хотя
у нас здесь неплохой подбор учеников, с моей точки зрения. Очень
представительный.
- Извинитие, - Оливер понял, что задел этого безвредного и
добропорядочного человека, потому что ничего не мог объяснить ему. - Я
уверен, что это вина самого Тони.
- Ну, - Холлис мирно развел руками. - Вина это слишком сильно
сказано. Это скорее его вкусы. Он несомненно изменится с возрастом. Хотя,
если росток все время гнуть... - Тут он пожал плечами и улыбнулся. - Но
