расшифровать и все остальное.
Существующая вне времени и пространства и в непонятном пространстве
квартира, похоже, является коридором или тоннелем, связывающим "нормальные",
взаимопроникающие и взаимодополняющие реальности с чем-то совершенно
недоступным моему пониманию.
С абсолютно иной исторической линией, отщепившейся от общего ствола
столетиями раньше, на которой возникла цивилизация совершенно иного типа.
Или с другой Галактикой, другой вселенной? С мирами инопланетян,
подобных тем, что перехватили меня на межзвездном полустанке? Кем и для чего
была срежиссирована та странная, ничем вроде бы и не кончившаяся встреча? Не
может быть, чтобы и она тоже - просто так. Не верю я в случайности
космического масштаба.
Я понимал, что все мои построения могут оказаться абсолютно ложными и я
пытаюсь связать воедино никак не коррелирующие события и факты, общее между
которыми только одно - они произошли не с кем-то, а со мной. И только...
Теоретически можно допустить, что из квартиры открываются пути и к нам
домой, и в десятки других реальностей. Как-то же попали к нам Новиков с
Ириной, откуда-то доставляется в двадцать четвертый год произведенные в
совсем другие времена оружие и прочая техника...
И сами они - Новиков, Шульгин, Ирина, все прочие - люди ли вообще или
хорошо замаскированные и натурализовавшиеся пришельцы?
Вопросы, вопросы... А что мне дадут ответы? Нужны ли они мне сейчас,
когда не решены дела куда более практические? В чем смысл нынешних
московских событий, для чего и кому требовалось мое в них участие и чем все
это вообще кончится? Вот о чем нужно думать.
А может быть, вообще думать ни о чем не нужно? все разумное
действительно, все - действительное разумно...
Я сообразил, что испытываю зверский голос. Почти сутки без пищи,
нервные и физические перегрузки, да и регенерация, наверное, потребовала
огромного расхода энергии, если, конечно, она не извлекается гомеостатом
непосредственно из мирового эфира.
В большом белом холодильнике, выпущенном, кстати, судя по алюминиевой
табличке, в 1962 году на московском заводе имени Лихачева, нашлись яйца,
ветчина, чешское пиво в коричневых стеклянных бутылках. Едва я успел
расколоть о край скороды третье яйцо, в глубине коридора лязгнула входная
дверь и послышались громкие голоса.
- О! С выздоровленьицем! - воскликнул, появляясь на пороге Александр
Иванович, одетый, как и ночью, в военную форму, только теперь при дневном
свете я увидел на ней знаки различия комиссара ГПУ второго ранга. Отчего же
не первого?
- И завтрак, смотрю, поспел. Весьма к месту. На двоих хватит, или как?
Ребята, вы там подождите чуток...
Я выглянул, к кому это он обращается. В дальнем конце коридора
привалившись плечами к стенкам двое крепких парней в неуместной здесь
желто-зеленой камуфляжной форме, увешанные всевозможным оружием и амуницией
сверх всяких мыслимых пределов. Словно бы готовились к двухнедельным
автономным боям на Сейшельских островах.
- А отчего бы и ваших охранников к столу не позвать? - спросил я тоном,
который и мне самому показался неприятным. Я испытывал сейчас сильнейшую
антипатию к человеку, которого всего неделю назад готов был считать чуть ли
ни идеальным образцом мужчины эпохи смутного времени.
- Обойдутся. Вестовых и ординарцев к столу приглашают только в
определенных обстоятельствах. Сейчас таковых не наличествует. Кстати, еще в
приказе Николая II Александровича от 1896 года сказано: "запрещается
господам офицерам употребление спиртных напитков в присутствии нижних чинов,
хотя бы и услужающих..." А именно обозначенные напитки я имею в виду
немедленно употребить...
Слегка натужное, на мой взгляд, балагурство Шульгина вызвало у меня
новую волну раздражения. Он, похоже, это почувствовал, слегка сбавил тон.
- Охота вам дурака валять, Александр Иванович, - пробурчал я, ставя на
стол сковороду. Меня сейчас нервировала не только его манера поведения, но и
вообще весь он, неприлично веселый и благополучный после всего, что
произошло за двое истекших суток. С кем-нибудь из своих близких знакомых по
прошлой Земле я бы, наверное, вообще не стал разговаривать, но сейчас решил
ограничиться максимально холодным тоном.
Но он если и уловил мои эмоции, то предпочел их просто не заметить.
- Когда ж и не повалять дурака, как сейчас. Ответственейшая и важнейшая
для судеб всего прогрессивного человечества операция завершена более чем
успешно. Бог даст, еще несколько лет стабильности нам обеспечено, а что там
дальше будет... Нет, налить по чарочке надо всенепременнейше да заодно и
мнениями обменяться, уточнить кое-что, точки там над разными буквами
расставить...
По-прежнему сохраняя каменное выражение лица, я слегка посторонился,
когда Шульгин в обход моей спины проник к холодильнику, извлек из него
покрытую инеем бутылку и резким движением большого пальца сбросил
металлическую пробку.
- Ладно, за победу, штабс-капитан! - Шульгин мало что разлил
пол-литровую бутылку водки за один прием в два граненных стакана, так и
выцедил свой разом, медленно, но и не отрываясь, будто в жару апельсиновый
сок. Меня аж передернуло от отвращения. Однако, чтобы не слишком уж
обострять обстановку, я тоже пригубил свою посудину, сделал два маленьких
глотка.
Видимо, Александр Иванович уловил мое настроение.
- Что, парень, думаешь, с алкашом дело имеешь? С утра - и стаканами!
Ужас какой-то... - усмешка его была не то чтобы двусмысленная, скорее -
мудрая и грустная.
- А знаешь, что такое настоящий дзен? Это умение разлить четвертинку на
два полных стакана. И - не выпить! Да ты не расстраивайся. Вот посмотри... -
Он, потянувшись через стол, отстегнул с моего запястья браслет и надел его
на руку себе.
- Водка - это что? Алкалоид и вообще яд. Значит, через N минут он из
моего организма выведется полностью. Но сам процесс употребления - приятен.
- И тут же посерьезнел. - У тебя, Игорь Викторович, чувствую претензии ко
мне серьезнейшие имеются. Господин кореветтен-капитан, как я понимаю, до сих
пор не окончательно врубился в ситуацию и предполагает, что с ним обошлись
не совсем по джентельменски. Ведь так? Охотно приношу свои извинения, не
упуская, однако возможности заметить, что на войне как на войне, война же -
дело грязное по определению. И ни малейших этических норм я не нарушил.
Обижаться же на то, что руководитель операции, генерал, кстати, по воинскому
званию, не раскрыл офицеру, забрасываемому в тыл врага, весь стратегический
план, ограничившись лишь необходимым минимумом, я считаю - неуместно. Или в
вооруженных силах вашего Отечества иные понятия? Тогда - еще раз миль
пардон!
Произнесенная с благодушной усмешкой, но по сути довольно резкая
отповедь меня несколько образумила. Да ведь и в самом деле - я просто забыл
в суматохе дней о своем истинном статусе. Это я там, у себя, даже, даже
оказываясь в больших штабах, в обществе многозвездных генералов, ощущал себя
независимым корреспондентом солидных информационных агентств, никому не
подчиненным и лишь в самой малой степени ограниченным рамками естественной
субординации, а здесь-то...
Меня подвела психология. Я слишком всерьез отнесся к нашим
непринужденно-дружеским отношениям, как они сложились с первых дней
знакомства с Шульгиным, и с Новиковым. И забыл о вроде бы вскользь сказанных
словах о генералах, офицерах и кандидатах в рыцари.
Осталось только с достоинством наклонить голову, словно бы принимая
извинения.
Шульгин, похоже, тоже счел инцидент исчерпанным.
- Конечно, жаль, что не удалось выдернуть тебя раньше. После гибели
Рейли операция утратила смысл. Однако если бы хоть Ванда уцелела... Мы еще
кое-что могли бы подправить... Да что теперь говорить. Я оказался слишком
занят в другом месте, чтобы следить за вами непрерывно. Думал, Сидней не
такой дурак, чтобы бездарно подставиться под выстрел...
- Вы его знаете? - по-глупому спросил я.
- Кто же не знает старика Рейли? Звезда британской разведки, главнейший
спец по русским делам. Нынешний Джеймс Бонд можно сказать. Но и на старуху
бывает... Вон его старший коллега Лоуренс куда круче был, а банально на
мотоцикле убился, на пустой сельской дороге... Не сейчас, правда, но это
неважно...
Я читал о полковнике Лоуренсе, герое африканских войн прошлого века но
о Сиднее Рейли в тех книгах не упоминалось, кажется.
Шульгин оборвал себя на полуслове, будто ему показалось, что он сказал
лишнее.
- Давай-ка, Игорь Викторович, одевайся, и поедем. А выпить тебе
все-таки надо. Чтобы прийти в адекватное обстановке состояние. - Он
непринужденно отлил из моего стакана половину в свой, после чего буквально
вставил мне его в руку.
- Давай. Залпом. Это я пью исключительно ради процесса, поскольку к
состоянию опьянения испытываю стойкую неприязнь, а тебе нужно... - подчинясь
его взгляду, я выпил водку, которая оказалось действительно приятной на вкус
и ударила в голову тепло и мягко.
И вдруг впервые после пробуждения я осознал, что за окнами больше не
гремят выстрелы.
- Так как, Александр Иванович, все кончилось что ли?
- А я о чем? Кончилось. Победа как бы. Однако иди в гардеробную,
приоденься. Ехать надо...
В той комнате, которую Шульгин назвал гардеробной, действительно висели
на плечиках десятки костюмов, военных и штатских, принадлежавших, как я
понял, к разным эпохам здешнего мира и очень мало соотносящихся тем, что
носят у нас. За проведенную здесь неделю научится автоматически выбирать
одежду по ситуации я не успел.
- А что надевать-то? - спросил я. - И отчего вдруг так вы заторопись?
Раз уж победа, так почему не поговорить спокойно, обменяться мнениями? Уютно
здесь у вас, особенно при такой погоде за бортом...
- Куда уютнее, - смутно улыбнулся Шульгин. - Моя б воля, век тут жил,
тем более что истинных прелестей означенного жилища ты и не знаешь пока...
Только сдается мне, тебя уже повело, парень. Вы там у себя в аркадиях
Золотого века уже и водку пить разучились?
Той частью сознания, которая оставалась трезвой, я с ним согласился.
Действительно, натощак выпитые двести граммов водки возбудили во мне желание
покоя и долгого, тихого общения у камина, начищенную медную решетку которого
я заметил в одной из дальних комнат.
- Однако в этой квартире сверх крайне необходимого времени оставаться
не следует. Возьми вот это, - Шульгин указал на коричневато-зеленый
костюм-тройку, оказавшийся на удивление моего размера.
- Воевать нам больше наверняка не придется, а вот явится пред светлы
очи здешнего правителя - вполне возможно. Так что давай. И туфельки вон
внизу, югославские, тоже подойдут. И плащ возьми, и шляпу. Имидж твой
по-прежнему - иностранный дипломат неизвестной державы. Подробности - позже.
- А почему в этой квартире оставаться нельзя? - спросил я, заканчивая
одеваться. - Что за примета?
- Примета? - Шульгин даже рассмеялся. - А может, ты и прав. Именно
примета. Шутка в том, что мы до сих пор понятия не имеем, каким образом эта
штука функционирует. Даже не выяснили, где у нее, так сказать, "порт
приписки". Перемещается вдоль и попрек пространства и времени словно бы по
собственному усмотрению. И внутри ее время течет непонятным образом. Обычно
вообще-то соответствует "забортному", но бывают и сбои. То чуть замедляется,
то ускоряется. Один раз вообще Андрей с Ириной через нее на семь лет вперед
