сквозь слезы, - если ты не вернешься, твои дети будут принадлежать мне,
помни об этом. Я позабочусь об их образовании. Выдам замуж твою дочь.
Это немного уменьшит приданое Анджелы, зато сделает ее более трудолюби-
вой. Что касается мальчиков, предупреждаю - из них я сделаю музыкантов.
- Иосиф Гайдн разделит с вами эту обузу, - ответила Консуэло, целуя
руки каноника, - а старый Порпора еще сможет дать им несколько уроков.
Мои бедные дети послушны и понятливы. Их денежные дела не тревожат меня
- со временем они смогут честно заработать себе на хлеб. Но мою любовь,
мои советы... Только вы один сможете заменить им меня.
- И я обещаю тебе это, - воскликнул каноник. - Надеюсь, что проживу
достаточно долго и увижу, как все они устроят свою жизнь. Я еще не так
толст и попрежнему твердо стою на ногах. Мне каких-нибудь шестьдесят
лет, хотя в свое время эта негодяйка Бригитта и прибавляла мне годы,
чтобы заставить поскорее написать завещание. Итак, дочь моя, желаю тебе
мужества и здоровья! Уезжай и поскорее возвращайся обратно. Господь не
покидает честных людей.
Не тратя времени на хлопоты об отпуске, Консуэло велела запрягать
почтовых лошадей. Но в ту минуту, когда она собиралась сесть в экипаж,
ее остановил Порпора. Она надеялась избежать встречи с ним, предвидя,
что он перепугается и рассердится, узнав об ее намерении уехать. Несмот-
ря на ее обещания вернуться к завтрашнему спектаклю - она произнесла их
с принужденным и озабоченным видом, - он встревожился, что она может не
сдержать слово.
- Зачем, черт возьми, тебе понадобилось ехать за город в разгаре зи-
мы? - говорил он, весь трясясь отчасти от старости, отчасти от гнева и
страха. - Стоит тебе простудиться, моему успеху не бывать, а ведь все
шло так хорошо! Я не понимаю тебя. Вчера у нас был такой триумф, а се-
годня тебе вдруг вздумалось кудато ехать!
Этот спор задержал Консуэло на четверть часа и дал время дирекции те-
атра, бывшей настороже, предупредить власти. Явился отряд улан с прика-
зом распрягать лошадей... Консуэло предложили вернуться домой, а чтобы
она не могла бежать, вокруг поставили стражу. У нее начался жар. Не за-
мечая этого, она продолжала лихорадочно ходить взад и вперед по комна-
там, отвечая на назойливые увещевания Порпоры и директора лишь мрачным и
неподвижным взглядом. Спать она не ложилась и всю ночь провела в молит-
ве. Утром она со спокойным видом явилась на репетицию, подчинившись по-
велению начальства. Голос ее казался прекраснее, чем когда-либо, но вне-
запно она умолкала и задумывалась, что приводило Порпору в ужас. "Прок-
лятый брак! Адское безумие любви!" - ворчал он в оркестре, ударяя по
клавишам с такой силой, что клавесин выдерживал только чудом. Старик
Порпора был все тот же. Он готов был сказать: "Пусть погибнут все любов-
ники и мужья, только бы моя опера не провалилась!"
Вечером Консуэло облачилась, как всегда, в театральный костюм и вышла
на сцену. Она встала в позу, и губы ее зашевелились, но ни один звук не
вылетел из ее уст: она потеряла голос.
Пораженные зрители вскочили со своих мест. Придворные, до которых уже
дошел неясный слух о ее попытке к бегству, кричали, что с ее стороны это
просто недопустимый каприз. При каждой новой попытке певицы запеть раз-
давались вопли, свистки, аплодисменты. Она пробовала заговорить, но не
могла вымолвить ни слова. Однако она не уходила и продолжала неподвижно
стоять, не думая о потере голоса, не чувствуя себя униженной возмущением
своих тиранов, печальная, покорная и гордая, как невинная жертва, осуж-
денная на пытку, мысленно благодаря бога за то, что он ниспослал ей этот
внезапный недуг, который даст возможность покинуть театр и уехать к
Альберту.
Ее величеству посоветовали заключить строптивую актрису в тюрьму,
чтобы она обрела там голос и бросила свои причуды. В первую минуту импе-
ратрица была разгневана, и окружающие решили, что угодят ей, сурово об-
виняя провинившуюся. Но Мария-Терезия, допускавшая иногда преступления,
когда они могли принести ей выгоду, не любила причинять ненужных страда-
ний.
- Кауниц, - сказала она своему премьер-министру, - велите выдать этой
бедной женщине письменное разрешение на выезд, и довольно об этом. Если
потеря голоса - военная хитрость с ее стороны, то это и акт мужества. Не
много найдется актрис, которые пожертвовали бы одним часом успеха ради
целой жизни супружеской любви.
Снабженная необходимыми бумагами, Консуэло наконец уехала, все еще
больная, но не ощущая своей болезни. Здесь мы опять теряем нить событий.
Процесс Альберта мог бы стать громким, но его сделали негласным. Возмож-
но, что процесс этот по своей сути был аналогичным тому, который прибли-
зительно в то же время возбудил Фридрих фон Тренк, а впоследствии проиг-
рал его после долгих лет борьбы. Кому во Франции стали бы известны под-
робности этого неправого дела, если бы сам Тренк не позаботился опубли-
ковать их и не повторял затем своих пылких жалоб на протяжении тридцати
лет? Но Альберт не оставил никаких записок. Поэтому нам придется обра-
титься к истории барона фон Тренка - ведь он тоже один из наших героев,
и, быть может, его мучения прольют некоторый свет на несчастья Альберта
и Консуэло.
Спустя месяц после сборища святого Грааля - в своих мемуарах Тренк
обходит это событие молчанием - он был снова арестован и заключен в
тюрьму в Магдебурге, в ужасный каземат, где он угасал в течение десяти
лучших лет своей молодости, сидя на камне с заранее начертанной на нем
эпитафией: "Здесь погребен Тренк"; кандалы, в которые он был закован,
весили восемьдесят ливров. Всему миру известны подробности этих ужасных
заключений, как, например, муки голода, которым он подвергался полтора
года, и тот факт, что тюрьма его была построена на средства его
собственной сестры, наказанной разорением за приют, оказанный брату.
Всем известны его фантастические попытки к бегству, невероятная энергия,
никогда его не покидавшая, и рыцарское безрассудство, сводившее на нет
все его замыслы; известны также искусные, выполненные им в тюрьме работы
- острием гвоздя он научился вырезать на оловянных кружках аллегоричес-
кие фигуры и трогательные надписи в стихах [23], глубоко задевающие ду-
шу. Известны, наконец, его тайные, продолжавшиеся несмотря ни на что,
сношения с принцессой Амалией Прусской, снедавшее ее отчаяние, попытка
обезобразить себя разъедающей жидкостью, сделавшая ее полуслепой, пла-
чевное состояние, в которое она намеренно привела свое здоровье, чтобы
избавиться от необходимости замужества, ужасная перемена, совершившаяся
в ее характере; словом - все эти десять мучительных лет, превративших
Тренка в мученика, а его знатную возлюбленную - в постаревшую, уродливую
и злую женщину, полную противоположность тому ангелу кротости и красоты,
каким она была прежде и каким могла бы быть и дальше, если бы от нее не
отвернулось счастье [24]. Все эти факты принадлежат истории, но истори-
ки, рисуя портреты Фридриха Великого, вспоминают о них слишком редко.
Это преступление, сопровождавшееся ненужными и утонченными жестокостями,
остается неизгладимым пятном на памяти этого деспота-философа.
Наконец Тренк был выпущен на свободу. Как известно, это произошло
благодаря вмешательству Марии-Терезии, которая потребовала его выдачи
как Своего подданного. И этой запоздалой милостью он был обязан все тому
же полотеру опочивальни ее величества - нашему Карлу. В мемуарах того
времени есть немало любопытных и трогательных страниц, посвященных изоб-
ретательным уловкам, которые пускал в ход этот великодушный простолюдин,
когда хотел добиться чего-нибудь от своей повелительницы.
В первые годы заключения Тренка его двоюродный брат, знаменитый
Тренк-пандур, жертва более обоснованных, но не менее жестоких и злобных
обвинений, был отравлен и умер в Шпильберге. Сразу после освобождения
Тренк Прусский явился в Вену и потребовал огромное наследство Тренка
Австрийского. Однако Мария-Терезия была отнюдь не склонна исполнить его
желание. Она уже давно пользовалась плодами похождений этого разбойника,
она покарала его за совершенные преступления, теперь она хотела извлечь
пользу из его грабежей и преуспела в этом. В то время как ее могущество
ослепляло толпу, она, подобно Фридриху II, подобно всем коронованным
особам, обладавшим к тому же недюжинным умом, не гнушалась тайными несп-
раведливостями, в которых ей предстояло отдать отчет перед судом божьим
и человеческим и которые будут так же взвешены на одной чаше весов, как
явные добродетели на другой. Завоеватели и властители, напрасно тратите
вы свои сокровища на возведение храмов: все равно вы останетесь нечес-
тивцами, если хоть одна золотая монета досталась вам ценой крови и стра-
даний. Напрасно порабощаете вы целые народы своим сверкающим оружием:
даже люди, наиболее ослепленные блеском вашей славы, все равно упрекнут
вас в истреблении одного-единственного человека, одной-единственной тра-
винки, хладнокровно загубленных вами. Муза истории, еще слепая, еще неу-
веренная, готова допустить, что в прошлом бывали преступления необходи-
мые и заслужившие оправдание, но неподкупная совесть-человечества про-
тестует против своих собственных ошибок и порицает хотя бы те преступле-
ния, которые ничем не послужили успеху великих начинаний.
Корыстолюбивые устремления императрицы быстро подхватили ее поверен-
ные, подлые агенты, которых она назначила опекунами имущества пандура, а
также недобросовестные судьи, вынесшие решение о правах наследника. Каж-
дый получил свою долю добычи. Мария-Терезия полагала, что ее доля будет
львиной, но напрасно несколькими годами позже отправила она в тюрьму и
на галеры неверных сообщников этого огромного ограбления - ей не удалось
полностью завладеть состоянием Тренка. Он же был разорен, но так и не
добился правосудия. Ничто не может дать лучшего представления о характе-
ре Марии-Терезии, чем та часть "Мемуаров" Тренка, где он излагает свои
беседы с императрицей по поводу этого дела. Избегая проявлять неуважение
к королевской власти, священной для всех знатных людей того времени, он
дает нам почувствовать черствость, лицемерие и жадность этой великой
женщины, в чьем характере сочеталось столько противоположных черт: воз-
вышенность и мелочность, простодушие и хитрость. Таково развращающее
действие противоестественной неограниченной власти, причины всяческого
зла, - подводного камня, о который неизбежно разбиваются самые прекрас-
ные, самые благородные инстинкты. Заранее решив отказать просителю, им-
ператрица тем не менее удостоила его выражениями сочувствия, подала на-
дежду, обещала свою помощь в борьбе с бессовестными судьями, которые его
разоряли. А в конце концов, сделав вид, что потерпела неудачу в поисках
истины и заблудилась в лабиринте этого бесконечного процесса, предложила
ему в возмещение убытков жалкий чин майора и руку некой пожилой дамы,
некрасивой, весьма набожной и развратной. Тренк отказался, и тогда импе-
ратрица, раздосадованная провалом своих матримониальных планов, заявила,
что он сумасшедший, что он чересчур самонадеян, что она не знает способа
удовлетворить его чрезмерное честолюбие, и отвернулась от него уже нав-
сегда. Поводы для конфискации наследства пандура видоизменялись в зави-
симости от обстоятельств и от лиц, занимавшихся этим делом. Один суд
постановил, что завещание пандура, поскольку тот умер, не сняв с себя
позорного обвинения, недействительно; другой - что даже если бы оно и
считалось действительным, то права наследника, как прусского подданного,
не имеют законной силы; третий - что долги покойного с лихвой поглотили
наследство и т.д. и т.д. Словом, препятствие нагромождалось на пре-
пятствие, правосудие тысячу раз нарушалось, и истец так и не добился его
