когда успех явился бы следствием любовной интрижки, и она никогда не по-
лучала драгоценностей и миллионов, купленных ценой позора. Ее лавры ос-
тавались незапятнанными - их не бросали на сцену корыстные руки. После
десяти лет трудов и странствований она не стала богаче, чем в первый
день, ибо не умела да и не хотела совершать сделки, без чего богатство
никогда не приходит к труженику, к какому бы слою общества он ни принад-
лежал. К тому же она не умела откладывать про запас и те небольшие, не-
редко оспариваемые администрацией деньги, которые зарабатывала. Она пос-
тоянно тратила их на добрые дела, и, так как жизнь ее была посвящена
тайному распространению учения общества, ее собственных средств часто не
хватало; в таких случаях главные руководители Невидимых приходили ей на
помощь.
Каковы же были результаты бесконечных и неутомимых странствований
Альберта и Консуэло по Франции, Испании, Англии и Италии? Это осталось
неизвестным, и, мне кажется, надо перенестись на двадцать лет вперед,
чтобы по отдельным признакам обнаружить в истории восемнадцатого века
следы деятельности тайных обществ. Не оказали ли эти общества большее
влияние во Франции, нежели в самой Германии, где они зародились? Фран-
цузская революция решительно дает на это утвердительный ответ. Однако же
европейский заговор иллюминатов и грандиозная концепция Вейсгаупта дока-
зывают, что мистическая легенда о святом Граале не переставала волновать
умы немцев в течение тридцати лет, несмотря на распыление и отступни-
чество первых адептов.
Из старых газет мы узнаем, что Порпорина в эти годы с большим успехом
выступала в Париже в операх Перголезе, в Лондоне - в ораториях и операх
Генделя, в Мадриде - с Фаринелли, в Дрездене - с Фаустиной и с Минготти,
в Венеции, Риме, Неаполе - в операх и в церковных музыкальных произведе-
ниях Порпоры и других великих мастеров.
Деятельность Альберта осталась для нас почти неизвестной. Из нес-
кольких писем Консуэло к Тренку или к Ванде видно, что эта таинственная
личность была полна веры, убежденности, энергии и отличалась необыкно-
венно ясным умом. Однако далее мы уже не располагаем никакими документа-
ми. Вот что рассказала группа лиц, из коих ныне почти все уже умерли, о
последнем появлении Консуэло на театральной сцене.
Это произошло в Вене около 1760 года. Певице было тогда лет тридцать.
Говорят, что она стала красивее, чем в ранней юности. Непорочная жизнь,
нравственное спокойствие и непритязательность помогли ей сохранить всю
силу своего обаяния и своего таланта. При ней находились прелестные де-
ти, но никто не знал ее мужа, хотя молва гласила, что у нее есть муж и
что она неизменно ему верна. Порпора, совершивший много поездок по Ита-
лии, вернулся в Вену и поставил на сцене императорского театра свою но-
вую оперу. Последние двадцать лет жизни этого композитора так мало из-
вестны, что ни в одной из его биографий нам не удалось обнаружить назва-
ние этого последнего произведения. Мы знаем только, что Порпорина высту-
пила там в заглавной роли с несомненным успехом, исторгнув слезы у всех
придворных. Императрица удостоила ее своего одобрения. Но в ночь, после-
довавшую за этим триумфом, Порпорина через какого-то таинственного пос-
ланца получила известие, преисполнившее ее ужасом и отчаянием. Ровно в
семь часов утра, то есть в тот момент, когда к императрице обычно являл-
ся ее верный слуга, который именовался полотером ее величества (его обя-
занности состояли в том, что он открывал ставни, растапливал камин и на-
тирал полы, пока императрица понемногу просыпалась), итак, ровно в семь
часов утра Порпорина, завоевав с помощью золота и красноречия всех стра-
жей, стоявших на пути к покоям августейшей особы, оказалась у дверей ее
опочивальни.
- Друг мой, - сказала она полотеру, - мне необходимо броситься к но-
гам императрицы. Жизнь одного благородного человека находится под угро-
зой, честь целой семьи задета. Если я не увижу ее величество сию же ми-
нуту, через несколько дней может совершиться страшное преступление. Я
знаю, что вы неподкупны, но знаю также, что вы добры и великодушны. Так
говорят все. Вы добились для некоторых лиц таких милостей, о каких не
посмели бы просить самые знатные из придворных.
- Боже великий! Вас ли я вижу, моя дорогая синьора! - воскликнул по-
лотер, выронив метелку и всплеснув руками.
- Карл! - воскликнула, в свою очередь, Консуэло. - Благодарю тебя,
боже, я спасена. У Альберта есть ангел-хранитель даже в этом дворце!
- У Альберта? - повторил Карл. - Так это Альберт в опасности? В таком
случае входите, синьора, пусть даже меня уволят за это!.. Хотя богу из-
вестно, что я стал бы жалеть о своем месте, - ведь здесь я делаю хоть
немного добра и служу нашему святому делу лучше, чем смог бы служить ему
в любом другом месте. Но раз речь идет об Альберте!.. Императрица - доб-
рая женщина, когда она не управляет государством, - шепотом добавил он.
- Входите же, все подумают, что вы пришли раньше меня. И пусть вина па-
дет на мошенников лакеев - они недостойны служить королеве, потому что
все время лгут ей!
Консуэло вошла, и императрица, подняв отяжелевшие веки, вдруг увидела
ее коленопреклоненной, почти распростертой ниц у подножия своей постели.
- Что это? - вскричала Мария-Терезия, набрасывая на плечи одеяло сво-
им обычным царственным жестом, в котором на этот раз не было ничего на-
игранного, и приподымаясь с подушек такая же великолепная и грозная в
ночном чепце, какой бывала на троне с диадемой на голове и со шпагой у
пояса.
- Ваше величество, - промолвила Консуэло, - я смиренная ваша поддан-
ная, несчастная мать, убитая горем жена и в отчаянии, на коленях, молю
вас о спасении жизни и свободы моего мужа.
В эту минуту в комнату вошел Карл, притворяясь крайне удивленным.
- Презренная! - вскричал он, разыгрывая ужас и возмущение. - Кто поз-
волил вам войти сюда?
- Благодарю тебя. Карл, - сказала императрица, - за твою бдительность
и верность. Никогда еще со мной не случалось ничего подобного. Быть раз-
буженной так неожиданно и с такой дерзостью!..
- Одно слово вашего величества, и я убью эту женщину на ваших глазах,
- смело ответил Карл.
Карл хорошо изучил императрицу. Он знал, что она любит совершать акты
милосердия при свидетелях и умеет быть великой королевой и великодушной
женщиной даже перед слугами.
- Твое усердие чрезмерно, - ответила она с величественной и в то же
время материнской улыбкой. - Уходи и не мешай этой бедной женщине гово-
рить - видишь, она плачет. Ни один из моих подданных не может сделать
мне ничего дурного. Что вам угодно, сударыня? Ба, да это ты, моя прек-
расная Порпорина! Ты испортишь голос, если будешь так рыдать.
- Ваше величество, - ответила Консуэло, - я замужем уже десять лет, и
брак мой освящен католической церковью. На моей чести нет ни одного пят-
на. У меня законные дети, и я воспитываю их в правилах добродетели. Поэ-
тому я осмеливаюсь...
- В правилах добродетели, да, знаю, - прервала ее императрица, - но
не в правилах религии. Вы ведете себя безупречно, мне это говорили, но
никогда не ходите в церковь. Тем не менее продолжайте. Какое несчастье
вас постигло?
- Мой супруг, с которым я никогда не расставалась, - снова заговорила
просительница, - сейчас находится в Праге. Вследствие чьей-то гнусной
интриги его схватили, бросили в каземат, обвинили в том, будто он хочет
присвоить себе чужое имя и титул, отобрать чужое наследство, словом - в
том, что он бесчестный человек, самозванец, шпион, и вот теперь его при-
говорили к пожизненному заключению, а быть может, и к смерти.
- В Праге? Самозванец? - хладнокровно повторила императрица. - Да, в
отчетах моей тайной полиции есть какая-то история вроде этой. Как зовут
вашего супруга? Ведь вы, актрисы, кажется не носите имя своих мужей?
- Его имя Ливерани.
- Да, да, это он. В таком случае, дитя мое, я очень огорчена, что вы
замужем за подобным негодяем. Этот Ливерани в самом деле авантюрист или
сумасшедший. Благодаря необычайному сходству с графом Рудольштадтом он
выдает себя за графа, хотя тот умер более десяти лет назад, что досто-
верно известно. Он явился в замок Рудольштадтов к старой канониссе, ос-
мелившись назваться ее племянником, и, безусловно, завладел бы нас-
ледством, если бы в тот момент, когда составлялось завещание в его
пользу, добрым людям, преданным семье Рудольштадтов, не удалось избавить
бедную, впавшую в детство старуху от его домогательств. Его задержали, и
это очень хорошо. Я понимаю ваше горе, но ничем не могу помочь вам. Если
будет доказано, что этот человек - сумасшедший, чему мне хотелось бы ве-
рить, то его поместят в больницу, и вы сможете видеть его и ухаживать за
ним. Но если он просто мошенник, - а боюсь, что это так, - придется со-
держать его в тюрьме построже, чтобы он не мог нарушить права истинной
наследницы Рудольштадтов - некой баронессы Амалии. После некоторых оши-
бок молодости она исправилась и скоро выйдет замуж за одного из моих
офицеров. Хочу думать, мадемуазель, что вам неизвестны поступки вашего
мужа и что вы заблуждались относительно него, - в противном случае я
сочла бы ваше ходатайство весьма неуместным... Можете удалиться.
Консуэло поняла, что ей не на что надеяться и что, пытаясь установить
тождество Ливерани с Альбертом, она может только повредить ему. Она
встала и пошла к двери, бледная, готовая лишиться чувств. Мария-Терезия,
следившая за ней испытующим взором, сжалилась над ней.
- Вы достойны сострадания, - сказала она более мягким тоном. - Я уве-
рена в вашей невиновности. Придите в себя и займитесь своим здоровьем.
Дело будет тщательно расследовано, и, если ваш муж не пожелает погубить
себя сам, я устрою так, чтобы его признали сумасшедшим. Сообщите ему
это, если вам удастся. Вот вам мой совет.
- Я последую ему и благословляю ваше величество. Но без покрови-
тельства императрицы я бессильна что-либо предпринять. Мой муж сейчас
заточен в Праге, а я служу в императорском театре Вены. Если ваше вели-
чество не соблаговолит распорядиться, чтобы мне дали отпуск и разрешение
на свидание с мужем, который находится под строжайшим надзором...
- Вы просите слишком многого! Не знаю, согласится ли господин Кауниц
отпустить вас и возможно ли будет заменить вас на сцене. Мы решим это
через несколько дней.
- Через несколько дней!.. - воскликнула Консуэло, обретая свое му-
жество. - Но через несколько дней будет поздно! Я должна выехать немед-
ленно!
- Довольно, - сказала императрица. - Если вы проявите такую же нас-
тойчивость, когда будете говорить с менее хладнокровными и менее снисхо-
дительными судьями, она может повредить вам. Идите, мадемуазель.
Консуэло поспешила к канонику*** и поручила ему своих детей, сообщив,
что уезжает, и притом неизвестно, на какой срок.
- Если вы покидаете нас надолго, очень жаль! - ответил добрый старик.
- А дети мне ничуть не мешают. Они прекрасно воспитаны и составят компа-
нию Анджеле - со мной она немного скучает.
- Послушайте, - сказала Консуэло, в последний раз прижав к сердцу де-
тей и не в силах удержаться от слез, - не говорите им, что мое от-
сутствие будет длительным, но знайте: быть может, оно окажется вечным.
Боюсь, что меня ожидают такие муки, от которых я уже не оправлюсь, -
разве только бог сотворит чудо. Молитесь за меня и научите молиться моих
детей.
Добрый каноник не стал пытаться выведать секрет Консуэло, но так как
его мирный и беспечный нрав нелегко мирился с мыслью о непоправимом нес-
частье, он постарался ее утешить. Однако, видя, что ему не удается вну-
шить ей надежду, он решил по крайней мере успокоить ее относительно
участи детей.
- Мой милый Бертони, - сказал он ей с участием, стараясь улыбаться
