утвержденное общественными законами, различие обязанностей супругов,
принятое общественным мнением, ложные понятия о супружеской чести и все
нелепые взгляды, проистекающие из предрассудков и неправильных установ-
лении, всегда будут уничтожать доверие между супругами и охлаждать их
пыл, причем наиболее искренние, наиболее предрасположенные к верности
пары будут прежде других опечалены, напуганы продолжительностью срока
обязательства и быстрее других разочаруются друг в друге. В самом деле,
отречение от личной свободы противно требованию природы и голосу совес-
ти, если оно происходит под чужим давлением, влекущим за собой иго неве-
жества и грубости, но оно отвечает стремлению благородных сердец и тре-
бованиям религиозного инстинкта людей твердой воли, если бог помогает
нам бороться с ловушками, которые люди расставляют вокруг брака с целью
сделать его могилой любви, счастья и добродетели, сделать его узаконен-
ной проституцией, как говорили ваши отцы лолларды, хорошо вам известные
и часто вами упоминаемые. Итак, отдайте богу богово и отнимите у кесаря
то, что не принадлежит кесарю.
- А вы, сыны мои, - обратилась она к тем, кто стоял в центре группы,
- вы только что поклялись не посягать на святость брачного союза, но,
быть может, не поняли всего значения этой клятвы. Повинуясь порыву вели-
кодушия, вы с восторгом отозвались на призыв чести, и это достойно вас,
учеников победоносной религии. Но теперь уясните себе, что в ваших сло-
вах прозвучало нечто большее, нежели восхваление добродетели отдельного
человека. Вы подтвердили закон, без которого целомудрие и верность вооб-
ще не могут быть возможны. Вникните в смысл принесенной вами клятвы, и
вы убедитесь, что не может быть истинной добродетели отдельного челове-
ка, пока все члены общества не будут придерживаться по этому поводу од-
них и тех же взглядов.
О любовь, о священный огонь, такой могучий и такой изменчивый, такой
внезапный и такой мимолетный! Небесная искра, которая проникает в нашу
жизнь и гаснет раньше самой этой жизни, словно боясь испепелить нас и
уничтожить! Все мы ясно чувствуем, что ты - животворящее пламя, исходя-
щее от самого бога, и что тот из нас, кто смог бы сохранить тебя в своей
груди и поддерживать до последнего часа все таким же жгучим и сильным,
был бы самым счастливым и самым великим из смертных. Поэтому-то последо-
ватели идеала всегда будут стараться приготовить для тебя в своих серд-
цах святилище, которое ты не стремилась бы покинуть, чтобы вновь вознес-
тись на небо.
Но, увы, ты, любовь, которую мы превратили в добродетель, в одну из
основ человеческого общества, желая уклоняться тебе, ты все же не позво-
лила заковать себя в цепи, как того требовали наши установления, и оста-
лась свободной, как птица в полете, и изменчивой, как огонек на алтаре.
Ты словно смеешься над нашими клятвами, договорам"; даже над нашей во-
лей. Ты бежишь от нас несмотря на все, что мы изобрели, чтобы приковать
тебя к нашим обычаям. Ты так же не можешь ужиться в гареме, охраняемом
бдительными стражами, как в христианской семье, окруженной угрозами свя-
щенника, приговором судьи и ярмом общественного мнения. В чем же причина
твоего непостоянства и твоей неблагодарности, о таинственная иллюзия, о
любовь, принявшая образ жестокого и слепого божества - ребенка? Какую же
нежность и какое презрение внушают тебе поочередно все эти человеческие
души, которые ты сначала обжигаешь своим огнем, а потом покидаешь - поч-
ти все до единой, - предоставляя им гибнуть в муках сожалений, раскаяния
или отвращения, что еще ужаснее? Почему люди на коленях призывают тебя
на всем земном шаре, превозносят и обожествляют тебя, почему дивные поэ-
ты воспевают тебя как душу мира, а варварские народы приносят тебе чело-
веческие жертвы, сжигая на погребальном костре вдову покойного вместе с
супругом? Почему юные сердца призывают тебя в самых сладких своих гре-
зах, а старцы проклинают жизнь, когда ты обрекаешь их на ужас одиночест-
ва? В чем причина поклонения - то возвышенного, то фанатического, - ко-
торое тебе расточают, начиная с золотого детства человечества и вплоть
до нашего железного века, если ты всего лишь химера, мечта, порожденная
минутой опьянения, ошибка воображения, распаленного исступленной
чувственностью? Причина в том, что ты не плод низменного инстинкта, при-
митивной животной потребности! О нет, ты не слепое порождение язычества
- ты дщерь истинного бога, составная часть божества! Но пока что ты
раскрыла нам свою сущность лишь сквозь туман наших заблуждений и не по-
желала поселиться среди нас, ибо не пожелала быть оскверненной. Ты вер-
нешься и останешься навсегда в нашем земном раю, как в сказочные времена
Астреи, как в мечтах поэтов, вернешься тогда, когда своими высокими доб-
родетелями мы заслужим присутствие такой гостьи! О, сколь сладостно бу-
дет тогда жить на этой земле и как радостно будет родиться на ней. Когда
все мы станем сестрами и братьями, когда союзы будут заключаться добро-
вольно и основой их будешь только ты одна, когда вместо той ужасной, той
немыслимой борьбы, с помощью которой супружеская верность вынуждена за-
щищаться от нечестивых посягательств разврата, лицемерного обольщения,
разнузданного насилия, вероломной дружбы и утонченного порока, - вот
тогда каждый супруг увидит себя окруженным лишь целомудренными сестрами,
ревниво и бережно охраняющими блаженство своей сестры, которую они отда-
ли ему в подруги жизни, а каждая супруга увидит, что все остальные муж-
чины - это братья ее мужа, счастливые и гордые его счастьем, естествен-
ные покровители его достоинства и покоя! Тогда верная жена перестанет
быть одиноким цветком, который прячется, чтобы уберечь хрупкое сокровище
своей чести, перестанет быть жертвой, нередко покинутой, которая чахнет
в уединении и слезах, бессильная оживить в сердце возлюбленного то пла-
мя, что сама она сохранила нетронутым в своем сердце. Тогда брату не
придется больше мстить за сестру и убивать того, кого она любит и опла-
кивает, убивать для того, чтобы вернуть ей ложно понимаемую честь. Тогда
мать не будет больше дрожать за свою дочь, а дочь не будет краснеть за
свою мать. Главное же - супруг перестанет быть подозрительным и деспо-
тичным, а супруга навсегда откажется от горечи жертвы или от злопа-
мятства рабыни. Жестокие страдания, чудовищные несправедливости не будут
больше омрачать радости семейного очага. Любовь сможет длиться долго, и
- как знать! - быть может, настанет день, когда священник и магистрат,
рассчитывая с полным основанием на непреходящее чудо любви, смогут освя-
щать нерасторжимые союзы именем самого бога, проявляя при этом столько
же мудрости и справедливости, сколько, сами того не зная, проявляют ныне
кощунства и безумия.
Однако эти счастливые дни еще не наступили. Здесь, в таинственном
храме, где мы "собрались сейчас втроем или вчетвером во имя господа",
как сказано в Евангелии, мы можем лишь мечтать о добродетели и пытаться
общими усилиями ее достигнуть. Если бы мы привлекли для утверждения на-
ших обетов или для охраны наших установлении людей из внешнего мира, они
осудили бы нас на изгнание, неволю или даже на смерть. Так не будем же
подражать его невежеству и его тирании. Освятим супружескую любовь этих
двух детей, которые пришли к нам за отеческим и братским благословением,
именем бога живого, покровителя всяческой любви. Позвольте им поклясться
друг другу в вечной верности, но не записывайте их обещания в книгу
смерти, дабы не напоминать им об этом впоследствии с помощью страха и
принуждения. Предоставьте богу быть их стражем, и пусть они сами каждод-
невно призывают его, чтобы он поддерживал зажженный им священный огонь.
- Вот чего я ждал от тебя, вдохновенная сивилла! - вскричал Альберт,
принимая в объятия свою мать, изнуренную длинной речью и силой своего
убеждения. - Я ждал, что ты даруешь мне право обещать все той, кого люб-
лю. Ты поняла, что это самое дорогое и самое священное мое право. Итак,
я обещаю и клянусь верно и неизменно любить ее одну всю мою жизнь и при-
зываю бога в свидетели моей клятвы. Скажи же мне, о прорицательница люб-
ви, что в этом нет богохульства.
- Ты находишься под властью чуда, - ответила Ванда. - Бог благослов-
ляет твою клятву - ведь это он влил в тебя веру, чтобы ты мог произнести
ее. Вечно - вот самое пылкое слово, какое слетает с уст влюбленных в ми-
нуты экстаза, в минуты самых пленительных радостей. Вот пророчество, ко-
торое вырывается тогда из глубины их душ. Вечно - вот идеал любви, идеал
веры. Никогда человеческая душа не подходила ближе к вершине своего мо-
гущества и своего ясновидения, нежели в минуты восторга истинной любви.
Вечно любовников - это внутреннее откровение, проявление божества, кото-
рое должно озарить дивным светом и согреть благотворным теплом все мгно-
вения их союза. Горе тому, кто нарушит этот священный обет! Он перейдет
из состояния благодати в состояние греха: он погасит веру, свет и жиз-
ненную силу в своем сердце.
- А я, - сказала Консуэло, - я принимаю твою клятву, о Альберт! И
заклинаю тебя принять мою. Я тоже чувствую себя под властью чуда, и в
моих глазах это вечно нашей короткой жизни - ничто по сравнению с той
вечностью, в которой я буду принадлежать тебе.
- Благородная и отважная девушка! - сказала Ванда с восторженной
улыбкой, сияние которой, казалось, проникло сквозь ее покрывало. - Проси
у бога вечной жизни с тем, кого ты любишь, в награду за верность ему в
нашей краткой земной жизни.
- Да, да! - вскричал Альберт, поднимая к небу руку, сжимавшую руку
жены. - Такова наша цель, надежда и награда! Пылко и возвышенно любить
друг друга в этой фазе нашего существования, а потом встретиться вновь и
соединиться в других фазах. Да, я чувствую, что сегодня не первый день
нашего союза, что мы уже любили, что мы принадлежали друг другу в преж-
ней жизни. Такое великое счастье - не результат случайности. Это десница
божья приблизила нас друг к другу и соединила, словно две половинки од-
ного существа, которое в вечности будет нераздельно.
После торжественной церемонии брака все перешли, несмотря на весьма
поздний час, к обрядам окончательного посвящения Консуэло в члены ордена
Невидимых. Потом судьи удалились, а остальные разбрелись по священному
лесу, но вскоре вернулись и сели за братскую трапезу. Главой ее был
князь (брат-оратор), который взялся объяснить Консуэло все глубокие и
трогательные символы этого празднества. Ужин подавали верные слуги, дос-
тигшие низших степеней ордена. Карл познакомил Консуэло с Маттеусом, и
наконец-то она увидела без маски его честное, доброе лицо. Однако она с
восхищением заметила, что эти почтенные слуги вовсе не рассматривались
как низшие своими братьями, стоявшими на более высоких ступенях. Между
ними и старшими членами ордена не замечалось никакого различия, незави-
симо от их положения в свете. Братья-прислужники, как их здесь называли,
по доброй воле и охотно выполняли обязанности виночерпиев и дворецких;
они занимались этим как помощники, владеющие искусством подготовить пир-
шество, которое, впрочем, считалось у них как бы религиозным обрядом,
пасхой с причащением. Вот почему эти обязанности нисколько их не унижа-
ли, как не унижало левитов храма участие в жертвоприношениях. Подав яст-
ва, они садились за стол и сами, причем не Отдельно от других, а среди
гостей, на специально Предназначенные для них места, и каждый гость с,
превеликой охотой наполнял их бокал или тарелку. Как и на масонских па-
радных обедах, гости не поднимали ни одного бокала без того, чтобы не
высказать какую-нибудь благородную мысль, не рассказать о каком-нибудь
великодушном поступке, не вспомнить о каком-нибудь высоком покровителе.
