Пусть так! Но если бы у него были хотя бы нормальные имя и фамилия!
Как, например, у Олега Попова. Или у того же Куклачева. Но Санькин папа
носил ужасную цирковую кличку, или по-другому - псевдоним. Его звали Мя-
вуш. На афишах так и было написано: "Весь вечер на манеже клоун Мявуш".
Санька не знала, откуда произошла эта странная кличка, но ей было непри-
ятно. Папа - Мявуш, подумать только!
Клоун Мявуш был не очень знаменит. Его всего дважды показывали по те-
левизору в сборных цирковых программах, а в Ленинград на гастроли он не
приезжал ни разу с тех пор, как перестал жить здесь. Мотался где-то по
Сибири: Омск, Тюмень, Красноярск.
Дома о папе "оворили редко. Точнее, совсем не говорили, будто его
нет. Когда он звонил из очередного Иркутска, мама здоровалась с ним до-
вольно сухо и тут же передавала трубку Саньке. Папа всегда спрашивал -
что новенького и про отметки в школе. Санька коротко докладывала о своих
успехах, а потом слушала что-нибудь из цирковой жизни: как заболела в
дороге обезьянка или что слон отравился кислой капустой. Все папины но-
вости были почему-то печальные, хотя говорил он бодрым голосом. Однажды
он упал с трапеции и сломал руку. Его положили в больницу в Хабаровске,
откуда он звонил особенно часто. Иногда от папы приходили посылки с по-
дарками: конфеты, кедровые орехи, сибирский мед. А однажды Санька полу-
чила рукавицы и сапожки из оленьей кожи на меху. Это значит, папа доб-
рался до Чукотки.
Год назад, когда папу впервые показали по телевизору, дедушка сказал:
- Несерьезный человек, это самое!
Мама промолчала.
Все это Санька вспомнила, когда они с Альшолем готовили нехитрый
обед. Саньке очень хотелось вкусной жареной курицы, но Альшоль, увидев
замороженного цыпленка, помрачнел.
- Если бы я знал, что здесь так обращаются с живностью, низа что не
вернулся бы! - сказал он.
Пришлось ограничиться вареной картошкой и салатом из огурцов.
Альшоль был задумчив. Он чистил огурцы, поминутно вздыхая. Кончик его
бороды печально лежал на кухонном столе.
- Это было на хуторе Флюгумири... - вдруг сказал Альшоль, отложив нож
в сторону.
Санька в это время солила кипящую картошку. Она оглянулась и увидела,
что Альшоль сидит на табуретке, подняв лицо к потолку, а взгляд его уст-
ремлен далеко-далеко.
- Там я последний раз видел своих родителей, - продолжал Альшоль. -
Мой дядя Гиссур праздновал свадьбу своего сына. Мама с отцом сидели за
праздничным столом, а детей угощали в соседней комнате... И тут на нас
напали. Внезапно на селение налетел целый отряд конников. В руках у них
были факелы. Они подожгли дом с четырех сторон. Я помню, как кричали в
огне люди. Всадники не давали им выйти из дома. Отец успел крикнуть мне:
"Беги, Альшоль!". Я вылез через узкое слуховое окошко на крышу и спус-
тился с задней стороны дома по стене. Там не было врагов. Дом уже пылал,
как огромный костер. А я побежал к Полям Тинга.
Санька слушала, раскрыв рот. Она старалась представить себе древнюю
Исландию, тринадцатый век, и эти загадочные Поля Тинга, куда скрылся че-
тырнадцатилетний Альшоль. Но у нее плохо получалось.
- В Полях Тинга было пустынно. Недавно закончился альтинг, люди
разъехались, остались черные пятна костров. Ни души, только горы громоз-
дились вокруг котловины. И Скала Закона чернела в небе. Я взобрался на
нее, я карабкался вверх целый час... А когда я встал на Скале Закона и
передо мной раскинулась вся моя страна, я почувствовал себя великим годи
Торгейром...
- Кем? - не выдержала Санька.
- В моей стране был такой великий законодатель.
- "Годи" - это его имя?
- Нет. "Годи" означает "жрец"... И я, внезапно осиротевший мальчик,
произнес свою речь со Скалы Закона. Я сказал, что запрещаю людям враждо-
вать друг с другом. Я попросил Бога, чтобы он уничтожил зло, оставил на
Земле только любовь. Я так хотел любить, но мне любить было некого. Мои
мать и отец заживо сгорели в огне Флюгумири... А когда я закончил свою
речь, я увидел, что в Полях Тинга приземляется блестящий воздушный ко-
рабль.
- Летающая тарелка? - догадалась Саша.
- Да, - кивнул Альшоль. - Оттуда вышли существа с Фассии и забрали
меня к себе...
Санька с Альшолем обедали в полном молчании. Каждый был занят своими
мыслями. Аграфена в сторонке ела вареную рыбку и тоже думала о своем.
Санька старалась нарисовать в своем воображении Альшоля на громадной
Скале Закона посреди древней Исландии, выкрикивающего в пустую долину
слова о любви. Альшоль думал о Санькином отце, который сохранился в доме
в виде портфеля с письмами, и вспоминал о своих родителях. Аграфена раз-
мышляла о привидениях. Бывают ли привидения у кошек или способность ста-
новиться привидениями доступна лишь людям?
А вечером Санька не выдержала и достала из кладовки папин портфель.
Альшоль тактично не мешал ей только суметь его увидеть. И это лицо -
всегда прекрасно! Это утверждаю я - твой папа, клоун Мявуш".
Санька всхлипнула. Почему все так одиноки? Одинокий папа где-то в Си-
бири смешит чужих детей. Одинокая мама ездит по городам России с концер-
тами. Одинокий Альшоль вздыхает на антресолях и собирается умирать. А
ведь это он говорил со Скалы Закона о любви! Семьсот с лишним лет прош-
ло, целая вечность... Санька вытерла слезу, решительно спрыгнула с дива-
на и выбежала в коридор, где свисала с антресолей веревочная лестница.
Санька вскарабкалась по ней наверх, как Альшоль на Скалу Закона.
- Ты здесь? - спросила она.
- Здесь, - отозвался Альшоль.
- Альшоль, мы всегда будем вместе! И ты никогда не умрешь! Слышишь!
Это утверждаю я!
Из темноты выплыла белоснежная борода Альшоля.
- Саня, я люблю тебя, - сказал он.
- И я, - прошептала Санька.
Она протянула руки к Альшолю, чтобы обнять его, но лестница под нею
качнулась, и Санька грохнулась на пол.
Глава 8 МАМА ПРИЕХАЛА
Мама с дорожной сумкой через плечо и чемоданом в руке вошла во двор и
по привычке взглянула на окна третьего этажа. В окнах своей квартиры ма-
ма не заметила ничего, но в окне соседки Эмилии мелькнуло лицо. Мама
заглянула в почтовый ящик и поднялась наверх. Соседка уже встречала ее у
открытых дверей своей квартиры.
- Татьяна Игоревна, зайдите ко мне, пожалуйста.
- Что? - мгновенно испугалась мама. - Что с Сашей?
- Не волнуйтесь. С Сашей все в порядке. Почти... - сказала Эмилия. -
Но я должна вас предупредить.
Мама бросила тревожный взгляд на дверь своей квартиры, но все же заш-
ла к соседке.
- Я вас слушаю, - сказала она.
- У вас живут чужие люди. Я их никогда не видела раньше. А Саша ведет
себя очень странно. Дерзит... - скороговоркой докладывала Эмилия.
- удалился на антресоли и лежал там в темноте, тяжко вздыхая. Аграфе-
на мурлыкала у него под боком. Привидение в тот вечер не появлялось.
Санька читала папины письма.
Ее поразило, что многие конверты были не распечатаны, хотя письма
пришли несколько лет назад. Вероятно, мама засовывала их в портфель, не
читая. Но почему не выбрасывала? В отношениях между родителями была ка-
кая-то тайна. Читая папины послания, Санька пыталась догадаться: он
что-то старался объяснить маме, за что-то просил прощения, в чем-то уп-
рекал...
Она распечатала очередной конверт. В нем были листок и еще запечатан-
ный конверт. Листок был адресован маме и начинался словами: "Здравствуй,
Таня!", а на конверте было написано: "Саше, когда она вырастет".
"Я уже выросла", - подумала Санька. Она с волнением надорвала конверт
и принялась читать папино письмо.
"Дорогая моя, любимая дочка!
Я не знаю, сколько лет будет тебе, когда ты прочтешь это письмо. Сей-
час"тебе только семь" Но ты вырастешь и непременно все поймешь пра-
вильно. Ты поймешь, что люди очень несовершенны, у них масса недостат-
ков, они могут совершать неправильные и даже гадкие поступки. Но все
равно их можно и нужно любить, ин"че они никогда не станут лучше. Людей
нужно прощать, иначе никто и никогда не простит тебя, когда ты совершишь
некрасивый поступок. Я хочу, чтобы любовь освещала твой путь, а нена-
висть запрячь глубоко или лучше выброси вон. Не старайся искоренять зло,
не воюй и не гневайся, потому что изменить что-то можно только любя. В
твоем характере поровну от меня и от мамы. Ты решительна и непреклонна,
как она, но в тебе есть росток жалости, который прорастет, и тогда ты
увидишь, что любой человек заслуживает сострадания, потому что он в оди-
ночку идет к смерти. Я очень скучаю по тебе. Когда я выхожу на манеж и
вижу смеющихся мальчиков и девочек, я вспоминаю тебя и жалею их еще
больше, потому что редко кто из них счастлив и не одинок. Я люблю их,
поверь мне. И я люблю тебя.
Прости меня за то, что мое лицо закрашено гримом. Когда-нибудь ты
увидишь его таким, какое оно на самом деле. У каждого человека есть ис-
тинное лицо, нужно
- Что? Какие люди? - еще больше испугалась мама.
- Какие-то старики. Старичок маленький, с бородой, а старуха - прямо
до потолка! Явно сумасшедшая!
- Господи! - мама дернулась к двери.
- Постойте! Вы, может быть, мне не верите? Д"вайте позвоним участко-
вому, - не унималась Эмилия.
- Какому... участковому? - мама побледнела и опустилась на стул в
прихожей Эмилии. - Саша здорова? С ней "се в порядке? Не обманыв"йте ме-
ня!
- Саша в полном порядке! Позавчера выбегала в магазин, принесла целую
сумку продуктов...
Эмилия уже набирала номер участкового Мулдугалиева.
- Может, не надо в милицию... - робко возразила"мама.
- Я обещала Тофику Бахрамовичу позвонить, как только вы появитесь.
Разговор с участковым еще более встревожил маму. Мулдугалиев сообщил,
что старик, скрывающийся в их квартире, - бродяга и преступник, подозре-
ваемый в совершении ряда правонарушений и сбежавший из-под ареста. Про
старуху в подвенечном платье с фатой известно было меньше, но сам ее ог-
ромный рост наводил на нехорошие предположения.
- Разберитесь и позвоните мне, - предложил участковый. - В случае че-
го я пришлю наряд с милицией. Для старухи могу прислать грузовик. В фур-
гон она не поместится...
- Боже... - прошептала мама, живо представив себе, как грузят в кузов
огромную неизвестную старуху в подвенечном платье.
Мама подхватила вещи и поспешила к месту событий. Она открыла дверь
своим ключом, чтобы застать компанию врасплох.
И застала. Уже в прихожей она услышала голоса и смех из ванной комна-
ты. Мама побросала вещи на по" и, не раздеваясь, бросилась на звук. Она
распахнула дверь ванной и увидела голого по пояс старика, склонившегося
над раковиной, и свою собственную дочь. Саша в одной руке держала руко-
ятку душа, из которого брызгала вода, а в другой - намыливала старику
голову и бороду. Оба были так увлечены этим занятием, что не сразу уви-
дели маму. Санька закончила намыливать и обрушила на седые волосы стари-
ка струю воды. Мыльная пена стекала по длинной мокрой бороде.
Трудно было представить себе что-либо более ужасное.
- Саша... - с трудом проговорила мама.
От неожиданности Санька резко обернулась, забыв о душе, находящемся у
нее в руках. Вода ударила маме в лицо. Мама отшатнулась.
- Что ты делаешь?! - закричала она, закрывая лицо руками.
- Мамочка приехала! - заорала Санька, бросая трубку душа в ванну и
обнимая маму мокрыми руками.
- Прости, я нечаянно! Ух, как я рада! Я так соскучилась!
Старичок смущенно вытирал голову полотенцем и тоже радостно улыбался.
- Саша, прекрати! - воскликнула мама. - Кто это? - указала она
пальцем на Альшоля.
- Это Альшоль. Я тебе сейчас все расскажу! Он мой муж... То есть, он
станет моим мужем, когда мне исполнится восемнадцать. Мы решили поже-
ниться! - тараторила Санька, не замечая, что мама вот-вот потеряет соз-
нание.
- Как?.. - прошептала мама, отступая назад.
