- Нет-нет, никуда не обращался.
- Гражданин Альшоль, перестаньте морочить мне
голову! - вскричал Мулдугалиев. - Вы ленинградец?
- Теперь - да.
- А раньше?
- Раньше - нет.
- Откуда же вы?
- С Фассии, - ответил Альшоль.
Участковый задумался. Он не слыхал о таком городе или местности. Вок-
руг между тем понемногу собирались зеваки. Милиционер наклонился к ста-
ричку и спросил в упор:
- С какой целью прибыли в Ленинград?
- Умирать... - печально вздохнув, ответил Альшоль.
- Так чего же... это... - участковый растерялся.
- Почему не умираю? Время требуется. Подождите немного. Я уже
чувствую необратимые изменения, происходящие в моем организме. За неделю
я постарел на несколько десятков лет.
Все это Альшоль выговорил участковому тихо и смиренно, будто давно
свыкся с мыслью о близкой смерти и ему неприятно причинять хлопоты окру-
жающим.
Мулдугалиев побагровел. А что если этот седобородый старик и впрямь
загнется здесь, на его участке? Разборок не оберешься!
- Следуйте за мной, - приказал он, выпрямляясь.
- Куда? - удивился Альшоль.
- В отделение. Там разберемся.
- Эй, лейтенант, чего к старику привязался? Он что - мешает тебе? -
раздался голос из толпы.
Участковый оглянулся. Спрашивал парень лет двадцати с квадратными би-
цепсами. Рядом с ним стояли двое таких же. Наверное, культуристы из клу-
ба "Атлант", неиначе.
- Нарушение... - сбавил голос Мулдугалиев.
- В чем нарушение? Сидит себе на солнышке, монетки меняет...
- Да он же сумасшедший... - еще более понизив голос, отвечал участко-
вый. - Вот скажи, дед, какой у тебя возраст? - снова повернулся он к
Альшолю.
- Семьсот пятьдесят один год, - ответил Альшоль.
- Ну, видите! - обрадовался Мулдугалиев.
- Ничего не значит. Мафусаилу еще больше было, - сказала из толпы де-
вушка.
- Кому? - насторожился участковый.
- Это из Библии. Вы не знаете.
- А он тоже из Библии?! - закричал Мулдугалиев.
- Ладно, лейтенант. Если старику нужна помощь, врача пришли. А в от-
деление таскать нечего, - спокойно, с расстановкой произнес парень с би-
цепсами.
Его друзья согласно кивнули.
Мулдугалиев струсил. Эти старика не отдадут.
Он изобразил на лице фальшивую улыбочку.
- Я же как лучше хотел... Пожалуйста, пусть сидит. Мне не жалко... А
в собес обратиться надо, гражданин Альшоль, - напутствовал он старика и
вразвалку, стараясь сохранять достоинство, двинулся по улице дальше.
Парень с бицепсами положил перед Альшолем кусочек бумажки.
- Вот мой телефон, дед. Если что - звони. Я здесь рядом живу...
- Спасибо, - сказал Альшоль. - Только вы напрасно беспокоитесь, пото-
му что мне скоро умирать.
- Ну, с этим делом можно не торопиться, - сказал парень.
А лейтенант милиции, обдумывая планы мести, дошел по Пушкарской до
скверика на углу улицы Ленина. И вправду, на детской площадке с деревян-
ными домиками и горками стоял обрубок бревна в два обхвата со следами
свежей резьбы. Судя по всему, неизвестные злоумышленники пытались выре-
зать человеческое лицо, но не успели. Из бревна торчал нос, а глаз смот-
рел на участкового инспектора с выражением неземной кротости.
"Надо дать команду дворникам, чтобы убрали", - отметил про себя Мул-
дугалиев и вернулся в свой кабинет. Там он сел за стол, вынул из ящика
толстую тетрадь и занес в нее сведения о старичке с Большой Пушкарской.
Сведения выглядели так:
"Фамилия, имя, отчество - Альшоль.
Год рождения - 1239 (по его же словам).
Место рождения - Фассия.
Национальность - не установлена.
Род занятий - без определенного местожительства и занятий (БОМЖиЗ), в
настоящее время занимается разменом монет на Большой Пушкарской, ночует
в телефонной будке".
Занеся эти сведения в общую тетрадь, Мулдугалиев придвинул к себе
чистый лист бумаги и принялся писать представление районному прокурору
на предмет принудительного психиатрического обследования гражданина
Альшоля, лица БОМЖиЗ, 1239 года рождения, обитающего ныне на вверенном
ему участке.
Глава 2 СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
Санька закончила шестой класс с двумя тройками - по русскому языку и
ботанике. Возникла перспектива ехать на дачу с дедушкой и его сестрой
бабушкой Клавой.
Санька как только вспоминала бабушку Клаву, так сразу дергалась. Баба
Клава любила закатывать банки с маринованными огурцами и употребляла
слова "намедни" и "давеча", а Санька никак не могла понять - какая раз-
ница между этими словами. Но мама все равно намеревалась упрятать Саньку
на дачу, поскольку сама уезжала на гастроли со своим хореографическим
кружком по старинным русским городам - Углич, Ростов, Ярославль и Мыш-
кин.
Санькина подруга Кроша, когда услыхала про город Мышкин, чуть не
расплакалась - так ей стало жаль этот город! Они в тот день сидели и об-
суждали, как на лето избавиться от родственников: Крошу тащили в Крым, в
пансионат. От пансионата не отвертишься, там путевки и трехразовое пита-
ние. Кроше и самой было жалко питания, если оно пропадет. Поэтому она
больше изобретала идею для Саньки, понимая, что сама на трехразовое пи-
тание обречена.
- Запишись в городской пионерский лагерь при ЦПКиО, - посоветовала
Кроша.
- Мама не разрешит. Она говорит, что на даче - воздух.
- А ты скажи... Скажи, что у тебя пионерское поручение! - придумала
Кроша. - Запишись в отряд милосердия!
Отряд милосердия создали в школе недавно, когда узнали про это слово
и стали вспоминать, что оно означает. И Кроша записалась в отряд мило-
сердия. А Санька - нет. Раз в неделю Кроша навещала старушку Софью Рома-
новну на Гатчинской улице, бегала для нее в магазин за кефиром и подме-
тала коридор в коммунальной квартире, где старушка жила. Софья Романовна
давала Кроше конфетку, и они прощались до следующего вторника. Кроша
считала; что сеет добро и милосердие. Санька не соглашалась.
- Если уж милосердствовать, - говорила Санька, - то каждый день!
- Каждый день я не могу, - вздыхала Кроша.
- У меня музыкальная школа.
И вот теперь, накануне отъезда в пансионат, Кроша со всей щедростью
предложила свою старушку подруге.
- Я скажу Софье Романовне, что ее передали тебе. Будешь ходить, как
договоритесь. Остальное время - твое, - сказала Кроша. - Твоя мама не
станет возникать против милосердия.
- А если она узнает, что отряд на лето распущен?
- Откуда она узнает? Школа уже закрыта, Наталья Валентиновна в отпус-
ке, - резонно возразила Кроша.
- А эта... Софья Романовна твоя... Что она заставляет делать? - за-
капризничала Санька.
- Что значит - "заставляет"? - возмутилась Кроша. - Если "заставляет"
- это уже не милосердие, а рабство! Ты должна сама! Ты теперь сестра ми-
лосердия...
- Ну, хорошо, - согласилась Санька.
Вечером того же дня Санька проверила маму на милосердие. Она так рас-
писала немощь и болезни Софьи Романовны, что мама сдалась. Конечно, ей
очень не хотелось, чтобы Санька летом болталась в городе одна, но Санька
уверила, что отряд милосердия не даст ей скучать.
- Мы утром со старичками, а вечером - дискотека!
- Лучше уж и вечером со старичками, - сказала мама.
Дедушка разворчался, вспомнил свое деревенское детство и зачем-то
войну, но в конце концов тоже смирился. Против милосердия не попрешь.
Перед отъездом в пансионат Кроша повела Саньку к Софье Романовне. Они
пришли на Гатчинскую улицу, во двор, где была навалена куча угля, и под-
нялись по грязной лестнице на четвертый этаж.
Кроша позвонила три раза. Дверь открыл парень лет двадцати в майке и
в брюках. В руках он держал вилку. На вилку был насажен огурец.
- Софь Романовна дома? - спросила Кроша.
- Она умерла, - заявил парень и с хрустом откусил огурец.
- Как?!. Я же у нее была месяц назад... - пролепетала Кроша.
- Угу, - кивнул он, жуя. - Две недели, как представилась.
- Что сделала? - не поняла Кроша.
- В ящик сыграла, - пояснил парень. - Вы родственницы?
- Нет... Мы так... Спасибо...
Парень захлопнул дверь, и Кроша с Санькой бегом кинулись вниз. Они
вышли со двора и молча дошли до скверика на углу улицы. Там уселись на
скамейку и вздохнули.
- Она хорошая была? - спросила Санька.
- Не знаю, - сказала Кроша. - Постой, у нее же кошка жила! Аграфеной
звали. Серенькая такая, гладкая....
- Пошли! - Санька поднялась со скамейки.
- Куда? - Кроша испуганно уставилась на Саньку.
- За Аграфеной.
На этот раз парень принял их совсем неприветливо. В руке он держал не
вилку, а стакан с налитым в него красным вином.
- Ну, чего вы опять?! - закричал он.
- Мы за кошкой. У Софьи Романовны кошка была. Где она? - смело сказа-
ла Санька.
- А я почем знаю? Шастает где-то по квартире, жрать просит! - Парень
пошел к дверям своей комнаты.
Санька первой вошла в квартиру, Кроша за ней. Кошку они нашли быстро.
Она сидела в кухне под раковиной и вылизывала пустую консервную банку.
- Эта? - спросила Санька.
- Да.
- Пошли, Аграфена, - Санька сграбастала кошку, и они покинули дом на
Гатчинской окончательно.
- Что же ты с ней делать будешь? - спросила Кроша, когда он проща-
лись.
- Дрессировать, - сказала Санька. - Как Куклачев.
И подруги расстались. Кроша отправилась в Крым, а Санька, проводив
маму в Углич, а дедушку на дачу, осталась одна с Аграфеной.
На душе у Саньки было муторно. А всему виной была мама. Уезжая, мама
тоже решила проявить милосердие и оставила Саньке вязаный шерстяной жа-
кет, почти совсем новый, чтобы Санька передала его Софье Романовне.
- Зимой ей будет холодно, - сказала мама. - Вот и погреется.
Санька даже вздрогнула от этих слов. Нужно было сразу сказать, что
никакой Софьи Романовны уже нет на свете!
Первым делом Санька упрятала жакет на антресоли, чтобы он не мозолил
глаза. Но настроение не улучшилось. Саньке все время вспоминался парень,
который сказал: "Она умерла", и хруст огурца у него на зубах.
Вдобавок Аграфена вела себя неспокойно: бегала по комнатам, мяукала,
иногда набрасывалась на стену и начинала драть обои когтями.
Санька сварила рыбу, бросила ее Аграфене. Кошка ткнулась в горячую
рыбу. мордочкой, попробовал лапой, а затем принялась отрывать когтями по
кусочку не спеша, интеллигентно есть. Наверное, ее хозяйка была воспи-
танной старушкой, преподавательницей музыки или французского языка, ре-
шила Санька.
"Да что это я все о старушке!" - рассердилась она на себя.
Санька выглянула в окно и увидела тополиный пух, который кружил по
двору, как теплая метель, собираясь в небольшие сугробы. И от этого неж-
ного пуха родилась в душе такая тоска, что Санька тут же схватилась за
телефонную трубку.
Но кому позвонить? Все разъехались. Кроша уже в пансионате, доедает,
наверное, вечернее питание под названием "ужин".
И тут Санька вспомнила про "эфир".
"Эфиром" назывался способ телефонного знакомства. В городе существо-
вало несколько телефонных номеров, по которым можно было выйти в "эфир".
Эти номера были свободны, они не соединялись ни с какими абонентами.
Секрет заключался в том, что если по этим номерам звонили сразу нес-
колько человек, они могли слышать друг друга.
Когда на телефонной станции узнали про "эфир", свободные номера стали
закрывать один за другим. Но
остался один, самый тайный, самый секретный. Он еще действовал.
И Санька набрала этот номер.
В трубке послышался легкий шорох, где-то вдали пищали тихие гудки,
едва слышались голоса. Саньке показалось, что она выплыла в открытый
космос.
- Эй! Есть кто-нибудь? - крикнула Санька в трубку.
- Я в эфире? - вдруг гаркнул голос так близко, что Санька отшатнулась
от трубки.
- Кто ты? - недовольно спросила она.
- Позвони - узнаешь. Мой номер 212 - 85 - 06, - сказал голос. - А
твой.
Санька повесила трубку. Так она сразу и сказала! Подумав немного, она
