- Понимаешь... Как бы тебе сказать... В общем, не уследил я за твоим
Глюком.
- Как не уследил? - У меня аж поджилочки затряслись!
- Нету его.
- Подох?! - кричу я.
- Нет-нет! - испугался папа. - В общем, забрали его.
- Кто?! Дунька?! - ору.
- Не знаю. Меня дома не было. Разговаривай с мамой.
Ну, все, думаю. Это конец. Они меня специально в больницу упрятали, а
сами разделались с Глюком. Я разозлился страшно. Вот родители попались!
Мама встретила меня ласково, целует, обнимает... Я вырвался и сразу к
креслу. Смотрю - там никого, только - энциклопедия стоит на пюпитре. Я к
маме обернулся.
- Где Глюк? - спрашиваю. Мама сразу стала неприступной, как крепость
Измаил, которую Суворов брал.
- Его унес хозяин, - говорит.
- Марцеллий? - я ничего не понимаю.
- Почему Марцеллий? Скворцов.
- Какой Скворцов? Не знаю никакого Скворцова! Да расскажи же наконец!
И мама рассказала, что вчера приходил молодой человек. Вежливый та-
кой. Одет хорошо, в кроссовках. Сказал, что его зовут Скворцов, работает
он в биологическом институте. У них недавно пропал пингвин, и вот он уз-
нал, что птица у нас.
- Ну, я ему вернула... - мама говорит.
- Врет он все! ПИНГВИН у нас на кухне возник! Из лучика! Я сам видел!
- кричу я.
- Опять ты за свое, - жалобно сказала мама.
- Как он выглядел, этот Скворцов?
- Да аккуратный такой. Пингвина в сумке унес. "Адидас".
- "Адидас"! Вот он, вот кто! Наверное, его Дунька подослала, - говорю
я.
- Нет-нет, это не Дуня, - покачала головой мама.
- Почему?
- Потому что она тоже расстроилась, когда узнала, - отвечает мама.
- Откуда она узнала? - насторожился я.
И тут мама рассказала, что пока я в больнице был, Дуня приходила уха-
живала за Глюком, кормила его...
- Чем это она его кормила? - удивляюсь.
- Ну, я не знаю...Они там за креслом прятались.
- Какие-то листочки ему показывала, - объяснил папа.
Все понятно стало. Дунька подсовывала ему ту информацию о планете,
которую они в классе собрали. Наверняка - уровень безработицы в капита-
листических странах.
- Вчера Дуня пришла после этого... Скворцова. Я ей сказала, так она
даже заплакала, - говорит мама.
Значит, не Дунька ПИНГВИНа свистанула...
Тогда кто же? Ничего не понимаю. Кому он нужен? Может, узнали в Ака-
демии наук? Тогда плохо дело. Оттуда его не выцарапать.
Но он ведь у них подохнет без информации!
Весь вечер я промучился в догадках, наутро в школу пошел.
Встречаю в коридоре Дмитрия Евгеньевича. Историк обрадовался, что ме-
ня увидел. Мы с ним в сторону отошли, как заговорщики.
- Ну как, - спрашивает, - ваше самочувствие?
- Да ну их! - говорю. - Думают, что я сумасшедший!
- Тернист путь Хранителя, тернист... - улыбнулся Дмитрий Евгеньевич.
- Чего? - спрашиваю.
- Это только первые трудности. Дальше будет хуже, - успокоил меня ис-
торик.
- Уже хуже, - сказал я. - ПИНГВИН пропал.
- Какой пингвин? - Он забыл видно, что я ему рассказывал.
- Ну, тот, который у вашего отца паучком был.
- А-а, передатчик...
- Ну да! Что мне делать, Дмитрий Евгеньевич?
Историк задумался. Смотрит на меня оценивающе. Наши мимо проходят,
думают, он меня прорабатывает.
- А зачем вам ПИНГВИН, Боренька? - вдруг он спрашивает.
- Как зачем? Информацию передавать.
- Какую?
- Ну какую-нибудь. Энциклопедию.
Он грустно головой покачал.
- Для того чтобы приносить вашему ПИНГВИНу энциклопедию, совсем не
обязательно быть Хранителем. Это может любой человек. Даже ваш Юра Ро-
дюшкин.
- Конечно, может! - говорю. - Но назначили-то меня!
- В том-то и дело, что тебя! - рассердился Дмитрий Евгеньевич. - А ты
за ПИНГВИНа борешься, вместо того, чтобы задуматься, как стать настоящим
Хранителем!
В общем, все-таки стал меня прорабатывать. Все только прорабатывают!
Никто помочь не хочет.
- Нужно собрать свои духовные силы, - говорит историк.
- Да зачем они мне? Без ПИНГВИНа?
- ПИНГВИН - просто прибор. Механизм. От него ничего не зависит. Ста-
нешь Хранителем - найдешь способ девать важное для человечества! - ска-
зал Дмитрий Евгеньевич и пошел дальше.
Озадачил он меня.
Прихожу в класс, на меня смотрят, как на Валерия Леонтьева. Герой
дня. Так мне сначала показалось. Но потом понял, что хуже смотрят.
- Что, - говорят, - Быстров, вылечил свои мозги?
- Ага, - говорю, - прочистил. А вы так и живете с замусоренными?
Галдеж поднялся. Видят, что я не желаю раскаиваться. Стали изде-
ваться. Дунька уже всем растрезвонила, что у меня какие-то синусные вол-
ны не в порядке. Я сначала отшучивался, а потом взбесился, когда Витька
Куролесов сказал, что у меня в голове - только один шарик, да и тот
квадратный.
Я ему, конечно, сумкой по башке. Он - мне. И покатились с ним по по-
лу. Подкатились прямо к дверям, под ноги Татьяне Ильиничне. Она как раз
в класс входила.
Вскочили, отряхиваемся.
- Значит, ты, Быстров, опять за старое? - говорит она. - Давай днев-
ник.
- Можете его себе оставить на память, - говорю.
Положил на стол дневник и вышел из класса с сумкой. Только меня и ви-
дели.
Целый день проболтался у Петропавловки на берегу. Сидел, смотрел на
воду. По воде щепки плывут. Рядом "моржи" купались - тетенька и дя-
денька. Толстые такие. Они растирались полотенцами и смеялись. У самих
жир так и трясется.
Плюнул я в воду и поехал домой.
Смотрю, у нашего подъезда стоит Катя Тимошина. Помните, я говорил?
Тихоня наша. Вообще она недалеко живет, может, случайно здесь оказалась?
- Ты чего здесь делаешь? - спрашиваю.
- Тебя жду.
- Зачем?
- Бепс, тебя из пионеров хотят исключить, - говорит она.
- За что?! - Я остолбенел.
- За то, что ты не уберег общественное имущество. То есть ПИНГВИНа, -
объясняет она. - И еще за грубость и прогул.
- Они тебя послали это сказать? - говорю.
- Нет. Я сама, - и смотрит жалостливо.
- Так. Жди меня здесь. Я сумку оставлю и отмечусь, что пришел. Расс-
кажешь все подробно, - я говорю.
- Хорошо, - она кивнула.
Я домой поднялся. На пороге - мама. Я по глазам понял, что уже все
знает. Кто-нибудь позвонил, доложил - или Дуня, или Татьяна Ильинична.
- Бабася, господи, как я волновалась! Ты где был?
- В школе, - говорю.
- Опять ты врешь! Ты сбежал с уроков!
- Я ПИНГВИНа искал, - опять вру.
- Я не хочу слышать про этого пингвина! - закричала мама. - Пойдем,
пойдем!
Хватает меня за руку и ведет в комнату. А там сидит маленький такой
волосатый человек с черными глазами. Сидит и чай пьет.
- Вот он, - говорит мама. - Можете приступать, Аркадий Семенович.
- Мама, мне некогда... - пытаюсь обороняться.
- Молчи! - сказала мама и подтолкнула меня к Аркадию Семеновичу.
А он встал с места - ростом с меня, ей-богу, не вру! - подошел и по-
ложил обе свои маленькие ручки на плечи. В глаза смотрит. Я, конечно,
стою, как дурак.
- Слушай меня внимательно, - говорит, а сам глазами так и сверлит. -
Успокойся, расслабься... Тебе хочется спать...
- Нет, не хочется, - мотаю головой.
- Тебе неудержимо хочется спать! Слушай только меня. Ничего вокруг не
существует. Только мой голос, только мой голос...
В общем, это гипнотизер оказался, понимаете? Мама решила меня гипно-
зом лечить от пришельцев и плохого поведения. Ну уж нет! Я так просто не
дамся!
- Глаза закрываются, веки тяжелеют... - поет он и пальцами мне в пле-
чи впивается. Вдруг как рявкнет:
- Ты спишь!
Я испугался. Надо его перехитрить, думаю. Закрыл глаза, делаю вид,
что сплю.
- Спишь! - шептал он. - Спишь и слышишь только
меня. Марцеллия нет, ПИНГВИНа нет, пришельцев нет... Подчиняешься
только мне.
Этого только не хватало, думаю. А сам стою, не шелохнувшись, с закры-
тыми глазами.
- Он спит, Светлана Викторовна, - говорит гипнотизер.
- Что же, он так стоя и будет спать? - спрашивает мама.
- Ничего, это не страшно... Думаю, за три сеанса мы его поправим...
Ты не Хранитель планеты, ты Боря Быстров, пионер... - снова мне говорит.
"Ага, пионер, - думаю, - уже почти не пионер и еще не Хранитель".
Чувствую, что спать все-таки хочется. Губу прикусил до крови, сон как
рукой сняло.
- Пускай он немного поспит, не будем ему мешать, - говорит гипноти-
зер.
Я слышу - они на цыпочках уходят на кухню и там продолжают беседу. А
меня Катька внизу ждет. Надо срываться. Я глаз приоткрыл, оглядел комна-
ту. Вижу, у моей тахты на столике, рядом с блюдом, целая гора лекарств -
баночки, упаковочки и ампулы со шприцем.
Ну и влип, думаю, с этими пришельцами. Размышлял я недолго. Тихо-тихо
подкрался к входной двери, отодвинул задвижку - и был таков! Лифта не
стал дожидаться, побежал по лестнице вниз.
Катя героически дожидается у подъезда.
- Бежим! - говорю ей. И мы - на пустырь.
У Нас на пустыре между домами - трубы, видели? Бетонные такие, огром-
ные. Целый большой штабель. Строители их забыли. Мы в этих трубах в раз-
ведчиков играем. Там целый лабиринт. Мы молотками дырки в них пробили,
путешествуем из трубы в трубу. У меня там одно место было секретное.
Никто о нем не знал. Нужно просунуться в верхнюю трубу, проползти по
ней, там дырка вниз, в толстую, где почти стоять можно. По ней в самый
конец и направо, в другую трубу. И опять до конца. Здесь труба кончается
расширением. И главное - иллюминатор вверху имеется, из которого свет.
Там у нас в прошлом году штаб был: три ящика из-под бутылок, накрытые
старым одеялом, и огарки свечей.
Мы с Катей туда заползли. Я думал, она испугается. Ползли в полной
темноте - я впереди, она за мной. Но ничего. Ни слова не сказала. Пыхтит
сзади, но ползет.
Залезли в штаб. Я спички нашел, зажег свечу. Из иллюминатора слабый
свет пробивается.
Уселись мы на ящики. У Катьки глаза блестят.
- Рассказывай, - говорю ей.
И Катя рассказала, что после уроков был сбор отряда, на котором Дуня
предложила исключить меня из пионеров, а также сообщить в милицию о про-
паже ПИНГВИНа. Татьяна Ильинична возражала, не хотела беспокоить милицию
по пустякам. Но Дунька проявила твердость и поставила вопрос на голосо-
вание. У .нас теперь демократиями большинством голосов решили искать
ПИНГВИНа через милицию...
- Милиции нам только не хватало... - пробормотал я.
- Татьяна Ильинична попросила только не говорить в милиции, что ПИНГ-
ВИН - это космический прибор, - сказала Катя.
- Ты-то хоть в это веришь? - спрашиваю.
- А то нет! - говорит Катя. - Я сразу поняла, что это правда.
- Ну слава богу. Хоть один человек верит... - вздохнул я.
- Почему один?! А Дуня?
- Дуня - предательница! - говорю:
- Бепс, что дальше будешь делать? - спросила Катя.
- Не знаю. Домой не пойду. Заколют лекарствами. А гипноз вообще нена-
вижу!
- Какой гипноз?
Я ей рассказал про гипнотизера. Катя нахмурилась, потом говорит:
- Сиди здесь. Я сейчас приду.
И уползла по трубе.
Через полчаса она вернулась с портфелем. Там был фонарик, книжка, о
дореволюционных подпольщиках, бутылка пепси-колы, колбаса и хлеб. И еще
какой-то рваный свитер.
- Ночью будет холодно, - сказала Катя.
- Катька, да ты прямо боевая подруга! - обрадовался я.
- А то нет! - отвечает.
Вот вам и тихоня! Уселись мы рядышком при свете, стали вместе книжку
читать, как революционеры скрывались от преследования жандармов. Такие
книжки только в трубе и читать! И колбасу с хлебом жуем. Отлично!
За иллюминатором уже вечер. Холодно стало. Катя ежится.
- Ты иди домой, - говорю. - Тебе-то за что страдать? И дома будут
волноваться.
- А у тебя не будут?
- Ничего. Сами виноваты. Нужно доверять детям, - говорю. А у самого
кошки на душе скребут. Мама там, наверное, с ума сходит.
- Вот что, Катерина, - говорю подруге. - Иди домой, по дороге позвони
