говорит мама.
- Чтобы не волновать, - отвечаю.
Папа шумно вздохнул и положил кулаки на стол. Все за столом скорбно
так переглянулись, будто я при смерти.
- Теперь скажи, - мама продолжает, - откуда у тебя эта птица?
- Прилетела, - говорю.
- Неправда. Пингвины не умеют летать, - покачала головой Татьяна
Ильинична.
- Ты сказал, что пингвина привез Дунин папа. Но Дуня это отрицает. -
Мама перевела взгляд на Дуньку.
Дунька башкой качает, мол, не было такого.
- Почему ты вступил на путь обмана? - строго спросила мама.
А на какой же мне путь вступать, когда никто в пришельцев не верит?!
Я же маму и берег, чтобы у нее крыша не поехала! Ну, чтобы она не свих-
нулась, значит...
- Я больше не буду, - говорю.
- Тогда объясни все это, - сказала Татьяна Ильинична.
Я объяснил все в натуре, как было. Показал им блюдо, на котором стоя-
ла голова Марцеллия. Мишка с Машкой хихикали тихонько. Витька Куролесов
рот раскрыл, то на учительницу посмотрит, то на меня. Дунька кивала.
Мне маму было жалко. Она оцепенела и не сводила с меня глаз. Я этот
взгляд знаю. Когда я ногу сломал в прошлом году, у мамы был такой же
взгляд. Желание спасти пополам с ужасом.
Татьяна Ильинична что-то записывала в тетрадку.
Ну а когда я им сказал, что попал в компанию с Данте, тут все и отва-
лились. Немая сцена, как у Гоголя. Я по телевизору видел.
И вдруг папа как засмеется!
- Ну, молодец! - хохочет. - Я и не знал, что сын у нас - сочинитель.
Это не вранье, а художественное творчество, - начал объяснять он маме.
Но у мамы глаза стеклянные, не слышит.
- Боря, мы эту сказку уже знаем, ты хорошо это придумал. Благодаря
твоей фантазии наш класс стал зачинщиком движения по сохранению планеты.
К сожалению, тебя не выбрали хранителем, но ты можешь бороться за это
звание, - начала свое занудство Татьяна Ильинична. - Но сейчас нас сов-
сем другое интересует. А именно - эта птица. Пингвин... Почему он здесь?
Может, он из зоопарка сбежал. Или из цирка. Пингвины у нас не водятся.
Глюк, склонив свою головку, смотрел на учительницу с сожалением. На-
верное, ему хотелось сказать, где он водится. Но Глюк не умел говорить,
он умел только читать.
- Татьяна Ильинична, можно мне? - вдруг возникла Дунька.
- Говори, Дуня.
- Татьяна Ильинична, мы же за другим пришли! Где водятся пингвины, мы
знаем. Может, Боря его на улице нашел и говорить не хочет. Но нам пинг-
вин нужен для дела. Вы же помните, что он является как бы прибором...
таким космическим... информацию передавать, помните? Боря должен нам его
отдать, потому что он сам не хранитель.
Я сразу понял, куда она клонит. Дуньке невыгодно было, чтобы все уз-
нали правду. Тогда ПИНГВИНа могли потребовать в Академию наук или еще
куда.
- Борис, ты не должен срывать мероприятие. Ты сам придумал, что птица
передает. эту... информацию другим планетам. Так что будь любезен... Вы
не возражаете, если мы заберем птичку? - обратилась Татьяна Ильинична к
маме.
- Ну уж нет! - заорал я. - Только через мой труп!
Мама вздрогнула.
- Борька, да отдай ты его... - сказал папа. - Не будь жмотом.
- Нет, пусть она скажет - прилетал Марцеллий или нет! - закричал я,
указывая на Дуню. - Вспомни, пожалуйста! Сама с ним разговаривала!
- Я не разговаривала! - орет Дуня. - Это он говорил про Шкловского.
Абракадабра, анонс... - Дунька вдруг заревела.
- Дуня, успокойся... Я не понимаю... Ты его действительно видела? -
спросила Татьяна Ильинична.
- Видела... видела... Как вас... Вот здесь башка торчала и говори...
говорила... - всхлипывала Дуня.
Мама вдруг встала. Вид у нее был самый решительный,
- Все! Надо принять срочные меры. Это уже массовый психоз!
- Света, да погоди... - сказал папа.
- Я лучше знаю. Я врач!
ПИНГВИН вдруг повалился набок, прямо на столе, и стал хлопать себя
крыльями по бокам. При этом хрипел.
- Водички, водички ему! - закричала Татьяна Ильинична.
- Какой водички! - я ору. - Дайте что-нибудь почитать! Ну! Быстро!
Учительница испугалась, кинулась к сумочке, сует мне методичку из ро-
но. Я ее раскрыл наугад, сунул под нос ПИНГВИНу. Тот голову поднял, чи-
тает, Опять немая сцена,
Глюк клювом пощелкал благодарно, на ноги поднялся. Я его снял со сто-
ла и унес за кресло.
- Видите... я же говорила... - всхлипнула Дуня.
А мама уже крутила диск телефона. Палец срывался, она била по рычаж-
кам, снова набирала...
- Павел Тимофеевич? Это Светлана Викторовна. Павел Тимофеевич, я про-
шу вашей помощи... Как врач и как мать...
Глава 7 ОБСЛЕДОВАНИЕ
Короче говоря, нас с Дунькой поместили на обследование в больницу - в
психушку. В детское отделение.
Дуньку провожал ее папа, антарктический летчик. Он все ее успокаивал
и обещал, что привезет настоящего пингвина. Дунька опять ревела. Она го-
ворила, что ей нужен передатчик из Центра Вселенной.
Мама в белом халате привела нас в палату.
Там уже было двое. Пацан лет десяти и девочка-дошкольница. Потом мы
познакомились. Пацана звали Рудольф. Он зациклился на кубике Рубика.
Вертел его днем и ночью, не мог отцепиться. А если отнимали - то бился в
конвульсиях. Он никак не мог его собрать, вечно один кубик был не на
месте. У него уже руки сами собой делали вращательные движения. Схватит
кусок хлеба за обедом - и давай его крутить!
А девчонка вообще-то нормальная была, только пела все время Гребенщи-
кова: "Возьми меня к реке, положи меня в воду, научи меня искусству быть
смирной,..". За это, наверное, и попала в больницу. А так - отличная
девчонка. Музыкальная. Кристиной звали.
Мы с Дунькой устроились на своих койках, и мама ушла готовить обсле-
дование.
- Вот видишь. Допрыгалась, - говорю Дуньке.
- Ничего, разберутся. ПИНГВИН все равно наш будет. Я сама Марцеллия
вызову и все ему расскажу. Он против пионерской организации не пойдет, -
говорила она.
- Ты себя с пионерской организацией не путай, - сказал я.
А Рудольф все кубик вертит под песенку Кристины: "Когда наступит вре-
мя оправданий, что я скажу тебе, что я скажу тебе..."
Стали нас обследовать. Сначала температуру, потом анализы и рентген.
Будто рентгеном можно увидеть, что у нас в голове делается. А на третий
день назначили электроэнцефалограмму. Я это слово целый день учил, чтобы
правильно выговаривать.
Хорошо, что я договорился перед отъездом в больницу с папай насчет
Глюка. Его же надо кормить текстами. Я это потихоньку от мамы сделала.
Папа обещал Глюку энциклопедию.
Время от времени приходили профессор и три его ассистента.
Они с нами разговаривали. Мы с Дунькой все им рассказали про Марцел-
лия, ПИНГВИНа, галактические волны разума...
- Редкий случай двойной мании, - сказал профессор.
Но вообще-то их больше волновал Рудольф. Он почти не спал - все пы-
тался кубик собрать. Ассистенты хотели ему помочь, но тоже не умели. Ру-
дольф есть перестал, осунулся.
Наконец мне это надоело. За завтраком, перед самой энцефа... В общем,
понимаете... я отобрал у него кубик, оторвал зеленую нашлепку в центре
грани - там есть винтик такой - повернул его вилкой, и кубик рассыпался.
- Теперь собирай, - говорю Рудольфу.
Он, как ненормальный, накинулся на рассыпанные маленькие кубики, в
два счета собрал их правильно, захохотал как бешеный, а потом к окну
подбегает и вышвыривает этот кубик на улицу.
- Ура! - кричит и как накинется на кашу с котлетой!
Вот так я его и вылечил. Через день Рудольфа выписали. Его бабушка
мне коробку конфет подарила.
Но это потом. А тогда, после завтрака, нас с Дуней повели в кабинет,
где стоял аппарат. Он вроде как тоже волны разума регистрирует и записы-
вает их на длинную ленту.
Сначала посадили Дуньку и стали ей к голове прилаживать электроды.
Много электродов, штук сорок. Дунька стала, как в бигудях. Сидит серьез-
но, о чем-то важном думает. Хочет, наверное, чтобы ее важные мысли запи-
сали.
Включили ток, и бумага поехала, а перышки стали на бумаге чертить ли-
нии. Одна - почти прямая, другая - волнистая, а третья с зазубринками.
Аппарат гудит, Дуня думу думает.
- Не лопни от мыслей, - говорю я ей.
Она глазами зло стрельнула, и сразу одно перышко подпрыгнуло и нари-
совало загогулину. Я эту загогулину расшифровал: "Сам дурак!"
Потом от Дуньки долго отлепляли электроды, бумагу свернули в рулон и
куда-то унесли.
Принялись за меня. Я решил думать о том, как буду хранить планету.
Пусть они запишут и убедятся, что я не дурак.
Вспомнил, что мне Дмитрий Евгеньевич говорил, а еще вспомнил поче-
му-то бабушкину деревню по Угличем. Вот там планета так планета! Прос-
торная, зеленая. Мы с бабушкиной козой играли в корриду. Она меня бода-
ла, а я уворачивался и махал перед ее носом полотенцем.
Дуня ревниво смотрела, как перышки чертят мои мысли.
- Интеллект - ноль, - говорит.
Ну, это мы еще посмотрим, у кого - ноль!
Меня отсоединили от электродов и нас с Дуней повели обратно в палату.
Через час пришла мама. Глаза зареванные.
- У Дуни отклонений не обнаружено, а у тебя синусные волны эпилепти-
ческого характера, - говорит.
Дунька мне язык показала.
- Все равно ПИНГВИНа не отдам, - сказал я. Мне и с этими волнами хо-
рошо.
- Откуда у тебя это? - Мама опять собралась плакать.
- Мама, неужели ты веришь этому аппарату? - спросил я. - Что для тебя
важней - я или электроды?
- Я верю в науку, - всхлипывает мама.
- Тогда почему не можешь понять, что Марцеллий - это правда!
- Опять... - вздохнула мама.
Дуньку выписали, и Рудольфа выписали. Остались мы с Кристиной. Мне
стали давать таблетки. Я их под языком держал, пока медсестра не уходи-
ла, а потом выплевывал и выбрасывал в форточку.
Горькие такие. И Кристину научил, а то она их глотала, как дурочка.
Я ей тоже про Марцеллия рассказал. Кристина даже петь перестала, слу-
шает. Потом спросила:
- А планета - это что?
- Здрасьте! - говорю. - Гребенщикова поешь, а таких простых вещей не
знаешь. Планета - это большой шар, на котором мы все живем. Он летит по
Вселенной неизвестно откуда и куда. А на нем города, страны и люди, как
приклеенные. Вокруг шара - пустота, а в ней другие шары летают во всех
направлениях. Некоторые их них раскаленные. Это звезды. Видела на небе?!
Кристина уже плачет.
- Ой, как страшно! Они же все друг с другом перестукаются!
- Ничего. Может быть, проскользнем, - говорю ей.
Кристина задумалась, потом затянула: "Под небом голубым есть город
золотой..."
- Погоди, - говорю, - Чего ты все одно и то же!
- А что же петь? Я другого не знаю, - говорит.
- Пой свое.
- Я не умею.
- Давай сочиним!
И мы стали сочинять песню. Кристина мелодию, а я слова. Про то, как
мы в больнице лежим, а вокруг нас шары летают, раскаленные, Веселая по-
лучилась песенка! Вскоре мы ее уже хором пели. То есть дуэтом.
Нянечки сбежались, слушают. Потом профессор пришел. Я думал, он уколы
нам назначит, это было бы неприятно: укол не выплюнешь.
Но профессор послушал наше творчество, улыбнулся и говорит:
- Кажется, на поправку идет. В песнях появился смысл!
Я так понял, что мы с Кристиной круче Гребенщикова текст сочинили.
Однако нас продержали еще три дня, пока мы не выплюнули свои баночки
с таблетками до конца. За это время мы сочинили еще пять песен. Из дру-
гих палат психованные дети приходили их переписывать и разучивали наи-
зусть. Профессор сказал, что нас с Кристиной надо выписывать, а то мы их
всех заразим.
Когда прощались с Кристиной, она мне говорит:
- Я тебя прошу, пожалуйста, следи за планетой! А то залетим куда-ни-
будь не туда.
Я же говорил - нормальная девчонка!
Глава 8 ПОБЕГ
За мной в больницу приехал папа. Он был какой-то хмурый и виноватый.
Я ему сказал:
- Как так Глюк?
Папа вздохнул, глаза прячет.
