заворачивать фарфор и стекло.
-- И что же в "Утреннем комментаторе" написали про Энди?
-- Его знак -- Водолей. Там говорилось, что ему надо
опасаться обмана.-- Она вопросительно взглянула на
Квиллерена.-- Я прочитала это только после его смерти.
Журналист хладнокровно пыхтел трубкой.
-- Навряд ли это можно назвать существенным
доказательством... А Энди и эта девушка были обручены?
-- Неофициально, и они постоянно то сходились, то
расходились,-- приподняла брови Айрис.
-- Она очень привлекательна,-- заметил Квиллерен, вспомнив
глаза Драконихи.-- А как она отреагировала на смерть Энди?
-- Она была в отчаянии. Да, просто в отчаянии! И это
удивило меня, потому что она всегда была холодной, как рыба. Си
Си говорит, что Энди успел... ну, вы понимаете... Но я не верю.
Энди был слишком порядочным.
-- Возможно, он был более земным человеком, чем вам
кажется.
-- Он погиб еще до Дня всех святых, а сейчас уже почти
Рождество, а Дракониха по-прежнему худая, как палка... Но она
изменилась. Стала нервной и подавленной.
-- А что будет с остальным имуществом Энди?
-- Не знаю, этим занимается мистер Маус. Родители Энди
живут где-то в северной части штата.
-- А как другие антиквары к нему относились? Его любили?
Айрис задумалась.
-- Все его уважали, но некоторые думали, что он слишком
хороший.
-- Что вы имеете в виду?
-- Как вам объяснить... В этом деле нужно использовать
любую подвернувшуюся возможность. Работаешь изо всех сил, а
денег нет. Иногда мы едва можем уплатить за дом, потому что Си
Си вкладывает деньги во что-нибудь глупое -- как, например, эта
пузатая печь.-- Она вытерла рукавом мокрый лоб.-- Так что если
видишь возможность получить хороший куш, хватаешься за нее... А
Энди всегда старался, просто из кожи вон лез, чтобы быть
чистым, и осуждал тех, кто пытался заработать пару лишних
долларов. Кому ж такое понравится? Но не печатайте про это в
газете. В целом Энди был чудесным человеком. Таким
внимательным, заботливым!
-- Например?
-- Ну, во-первых, он всегда хорошо обращался с Папа
Попопополусом, продавцом фруктов. Все остальные просто не
обращают внимания на бедного старика... А еще Энн Пибоди. Когда
антиквары собирались вместе, Энди всегда беспокоился о том,
чтобы Энн присутствовала, даже порой приносил ее чуть не на
руках. Энн девяносто лет, и у нее все еще есть магазин, хотя за
последние четыре года она едва ли продала крупинку соли.-- Утюг
легко ходил по спортивной рубашке в красно-серую полоску.-- Что
в наем деле хорошо, так это то, что не надо носить белые
крахмальные рубашки.
-- А у Энди хорошо шли дела? Я имею в виду, в финансовом
отношении?
-- Я думаю, неплохо. Он писал статьи в журналы и вел
вечерние курсы по антиквариату. Каждому из наших приходится
подрабатывать на стороне -- если нет богатого дядюшки. Вот Си
Си -- профессиональный пикетчик. И в это утро, в такой холод,
он тоже работал.
-- Где?
-- Не знаю. Он идет туда, куда посылает агентство. Ему
работа нравится, да и платят в плохую погоду в полтора раза
больше.
-- И у мисс Дакворт есть побочный заработок?
-- Ей-то зачем? Я думаю, у нее денег хватает. Она продает
отличные вещи -- избранным клиентам. У нее есть
шератоновский<$FШератон (англ. Sheraton) -- известный
английский мебельный мастер XVIII в.> ломберный столик, за
который я бы ничего не пожалела! Это не для нас...
-- Я удивился, когда нашел в Хламтауне такой дорогой
магазин.
-- Мне кажется. она хотела быть поближе к своему парню. Да
место не так и важно: покупатели пойдут за тем, что ищут, на
край света.
-- Но разве не рискованно держать ценные вещи в таком
районе?
Айрис нахмурилась.
-- Вы совсем как все остальные! Думаете, что район,
пришедший в упадок,-- рассадник преступности. Это не так! У нас
все спокойно.
Она замолчала, сосредоточившись на воротнике блузки.
Журналист встал.
-- Что ж, я, пожалуй, займусь делом. Пойду, опробую новую
машинку. Может, напишу что-нибудь про аукцион.
-- Да, кстати,-- вспомнила Айрис,-- видите на тумбочке
ампир стоит коробка со старыми ключами. Посмотрите, может, один
из них подойдет к вашему замку.
Он заглянул в коробку и увидел ключи длиной сантиметров по
десять.
-- Нет, я не намерен запираться,-- сказал журналист.
Вернувшись к себе, Квиллерен открыл дверь и нащупал
выключатель, связанный одновременно с тремя источниками света:
лампой для чтения возле кресла, напольной лампой у бюро и
раскрашенным розами реликтом на хромом столике. Потом поискал
глазами котов -- как делал всегда, приходя домой.
Вот и они -- сидят на позолоченных стульях, как король и
королева на престоле. Каштановые лапки изящно поджаты под
белоснежные грудки, а шоколадные уши -- словно маленькие
короны.
-- А вы, ребята, выглядите ничего себе,-- заметил
Квиллерен. -- Быстро же вы освоились.
Коко прищурился и сказал "Йоу", а Юм-Юм посмотрела на
приятеля немного косыми глазами с таким видом, словно хотела
сказать: "Не понимаю, о чем вы толкуете!", и что-то
промурлыкала. Обычно она издавала высокие вопли, но в редкие
спокойные минуты произносила только "м-м-м", не раскрывая рта.
Журналист принялся за работу. Он открыл футляр пишущей
машинки, ударил по паре клавиш своего нового приобретения и
подумал: может, Энди был благоразумным, этичным, умным и
приятным, но с машинкой он обращался неряшливо. Внутри мусор от
стирательной резинки, лента изорвана в лохмотья. Более того,
недостающей буквой оказалась не малоупотребительная "Z", а
вездесущая "O". Квиллерен начал печатать:
"Дух п*к*йн*г* Эндрю Гланца н*сился над Хламтаун*м, к*гда
б*гатства эт*г* уважаем*г* антиквара пр*давали на аукци*не
сливкам г*р*дских любителей древн*стей".
Он описал сливки: их нарочито безвкусную одежду, странные
разговоры, продуманные выражения лиц. За день он не сделал ни
одной заметки: за двадцать пять лет газетной беготни его память
приучилась работать не хуже фотоаппарата.
И все же статья продвигалась медленно. Стол шатался,
нехватка "O" выводила из себя, а от звездочек, которые он
вставлял для наборщика, было уже тошно. К тому же его то и дело
отвлекало воспоминание о глазах. Квиллерен знал, что выражал их
взгляд. Он означал одно из двух: элегантная мисс Дакворт либо
близорука, либо... испугана.
Квиллерена насторожило низкое ворчание, исходившее из
горла Коко. Вскоре кто-то поднялся по лестнице и зашел в
соседнюю комнату. Несколько минут спустя где-то зазвонил
телефон. Потом тяжелые шаги снова раздались в коридоре.
Любопытство оказалось сильней усидчивости, и журналист
подошел к двери, чтобы посмотреть на человека в шапке Санта
Клауса. Вместо этого он увидел над круглым безбровым лицом
наполеоновскую треуголку.
Мужчина с преувеличенным испугом вскинул руки. Его
маленькие налитые кровью глаза широко раскрылись от изумления.
-- Сэр! Вы испугали нас! -- сказал он с театральной
высокомерностью.
-- Простите, я не хотел. Я только что здесь поселился.
Меня зовут Квиллерен.
-- Добро пожаловать в нашу скромную обитель,-- ответил
мужчина, разводя руками. Вдруг он посмотрел вниз.-- А это что
здесь у нас?
Коко последовал за Квиллереном в коридор и теперь ласково
терся о галоши незнакомца.
-- Никогда за ним такого не замечал. Обычно Коко не
ластится к незнакомым людям.
-- Они чувствуют! Да, они чувствуют! Бен Николас -- друг
всякой птицы и зверя.
-- А-а, это у вас магазин в соседнем доме! Я работаю в
"Беге дня" и пишу серию статей о Хламтауне.
-- Прошу вас, удостойте нас своим посещением и напишите
пару добрых слов. Нам нужна реклама.
-- Завтра,-- пообещал Квиллерен.
-- Тогда до встречи!
Весело помахав рукой, антиквар отправился вниз, волоча за
собой до смешного длинный шарф.
-- Нас ожидает покупатель,-- объяснил он.-- Мы должны
идти.
Миссис Кобб оказалась права, подумал Квиллерен. Бен
Николас -- сумасшедший. Но коту он явно понравился.
За дверью снова стало тихо. Журналист легкомысленно
принялся писать о вещах, ему неведомых (мейсенский гербовик,
раннеамериканское дерево, квизальская компотница с шахматным
узором), то и дело справляясь в словаре.
Через некоторое время, когда он указательными пальцами
перепечатывал чистовик, ему показалось, будто что-то движется.
Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как дверь медленно
открывается: приотворилась сантиметров на десять и замерла.
-- Да? Кто там? -- требовательно произнес Квиллерен.
Ответа не последовало. Журналист вскочил, подошел к двери
и резко распахнул ее. Там никого не оказалось, но в конце
коридора как будто что-то мелькнуло. Квиллерен надавил пальцами
на усталые глаза и всмотрелся в завалы красного дерева, сосны и
ореха -- ножки, крышки, ящики, сиденья, спинки... Вот что-то
мелькнуло снова -- за низким постельным шкафом. Кончик
коричневого хвоста.
-- Коко! -- резко крикнул он.
Кот никак не отреагировал.
-- Коко, вернись!
Он знал, что это Коко: кончик хвоста не был загнут.
Кот не обращал на Квиллерена никакого внимания, как обычно
делал, когда сосредотачивался на каких-то личных делах.
Журналист двинулся по коридору и увидел, как Коко шмыгнул
за кабинетный орган. В этих старых домах двери, разбухшие от
сырости и многочисленных покрасок, вечно закрываются неплотно
или не закрываются вообще; неудивительно, что сиамец выбрался
из комнаты.
Добравшись до коридорной мебельной свалки, Квиллерен
протиснулся мимо комода с мраморной полкой и всмотрелся в
пространство за органом, где скрылся Коко.
-- А ну, вылезай, нет там для нас ничего интересного!
Кот вспрыгнул на стул и внимательно принюхался. Потом,
словно добравшись до цели, стал, распушив усы, водить носом,
точно измерительным прибором, вдоль полосы черного металла,
заострявшейся кверху наподобие меча, и покоившейся на медном
шаре.
Теперь усы встопорщились уже у журналиста. Вот значит как!
Коко выбрался из комнаты, чтобы добраться до злосчастного
шпиля, купленного мистером Коббом на аукционе! Теперь он
обнюхивал его, приоткрыв пасть и обнажив клыки. Так кот выражал
только одно чувство -- отвращение.
Квиллерен нагнулся и схватил Коко поперек туловища. Тот
пронзительно заорал, будто его душили.
-- Миссис Кобб! -- крикнул журналист в открытую дверь
хозяйской комнаты.-- Я передумал! Мне нужен ключ!
Пока Айрис рылась в коробке, Квиллерен прикоснулся к усам.
В корнях волос появилось характерное покалывание. Так уже
несколько раз бывало. Так бывало, когда речь шла об убийстве.
Глава 6
В тот же вечер, чуть позже, Квиллерен занялся библиотекой
борца за отмену рабства и так зачитался переплетенными в
толстый том номерами "Освободителя", что только после полуночи
сообразил: утром нечем будет завтракать. Он надел пальто и
последнее свое приобретение -- шляпу в черно-белую клетку с
круглыми мягкими твидовыми полями и со щегольским красным
пером, самым красным из когда-либо им виденных, а красный цвет
Квиллерен обожал,-- и отправился в бакалейный магазин на углу,
примеченный еще днем; объявление обещало круглосуточную
торговлю.
Он запер дверь десятисантиметровым ключом и спустился по
скрипучей лестнице. Падал снег -- на этот раз совсем не
