и никто, кроме Пирошникова, этого не замечал.
Налили снова, и Пирошников, взяв свой стакан, как бы между прочим
подошел сначала к окну, потом прошелся по комнате и закурил. Его примеру
последовали другие, кроме Старицкого; комната сразу же утонула в дыму, а
Владимир, оставив стакан на подоконнике, прикрываясь дымовой завесой,
выскользнул в коридор. Там на боевом посту находилась старушка Анна
Кондратьевна, которая тщательно поправляла кружевную накидку на своем
комоде.
-- И пошто пришли? -- начала она неодобрительно, подлаживаясь под
хмурый и сосредоточенный взгляд Пирошникова.
-- Праздник у них, бабушка Нюра, -- пожал плечами Владимир.
-- У их всегда праздники, -- сказала бабка, махнув рукой, но слегка
потеплев.
Пирошников без стука вошел в Наденькину комнату и увидел Толика и
Наденьку, сидящих вместе на диване. Судя по виду Толика, мальчик старался
сохранять независимость, зато Наденька была вся устремлена к нему, так что
даже не перевела взгляда на Пирошникова.
И опять он, словно со стороны, увидел себя и свою мать незадолго до ее
смерти. Она тогда уже не понималась с постели и все просила его посидеть
рядышком, а он рвался гулять. "Подожди, Володя! Потом погуляешь, еще
нагуляешься", -- тихо говорила она, поглаживая его по голове и точно так же,
как Наденька сейчас, устремляясь к нему и рукою, и взглядом, и голосом, так
что ему становилось на мгновенье страшно и горькое предчувствие тенью
пролетало в душе.
Пирошников почувствовал себя лишним рядом с Наденькой и Толиком, но
лишь на миг. Наденька повернула голову и взглянула вопросительно, будто
ожидая каких-то слов, а Толик неожиданно улыбнулся Пирошникову.
-- Будем еще играть? -- спросил он.
-- Тебе нужно спать, маленький! -- сказала Наденька. -- Завтра
поиграете.
Мальчик состроил недовольную гримасу и оглянулся на Наденьку с вызовом.
-- Вот мама приедет, я ей все расскажу. Хочу к бабушке!
Наденька на эти слова отвернулась, и молодому человеку показалось, что
она едва сдерживается, чтобы не заплакать. Пирошников подошел к Толику и
взъерошил ему волосы.
-- Завтра, -- сказал он, кивая. -- Честное слово.
-- Честное-пречестное?
-- Самое-самое пречестное.
Толик сейчас же решился спать, чтобы утро наступило быстрее. Наденька
постелила ему на диване, он улегся и крепко зажмурил глаза, надеясь таким
образом скорее заснуть. Наденька и Владимир сели у стола, на котором стояла
лишь тарелка с остатками манной каши -- ужином Толика, и несколько минут
смотрели на засыпающего мальчика. Поначалу веки его мелко подрагивали, и
дыхания не было слышно, но вот он перевернулся на другой бок и задышал
глубоко и ровно, как дышат во сне. Наденька уронила голову себе на руки да
так и осталась в этой окаменевшей позе.
-- Хочешь спать? -- спросил Пирошников шепотом. (Наденька отрицательно
качнула головой.) -- Почему ты оттуда ушла?
Наденька, не поднимая головы, повернула к нему лицо и устало
усмехнулась. Несколько секунд она смотрела в какую-то точку, расположенную
над шкафом, а потом сказала:
-- Толика нужно было кормить... Ты можешь возвращаться обратно.
-- Я не хочу, -- еще тише сказал Владимир и погладил Наденьку по
голове.
-- Не надо, -- сказала она. -- Мне и без того тошно.
-- Будет легче.
-- Может быть, -- вздохнула она, снова пряча лицо.
А Владимир склонился к ней и дотронулся губами до затылка, прикрыв
глаза, и снова, как вчера с Наташей, проваливаясь в мягкую пропасть. Но на
этот раз он не скоро оттуда выбрался. Сколько времени они сидели не
шелохнувшись, объединенные только дыханием, нельзя точно сказать. Может
быть, пять минут, а может быть, час. Во всяком случае, когда Пирошников
открыл глаза, он как бы заново увидел эту комнату с желтым светом в углу, с
такими уютными, старыми, пожившими вещами, на которых лежала тонкая и
светлая пыль, и лицо мальчика в тени с голубыми ото сна веками, и руки
Наденьки, невесомо лежащие на столешнице красного дерева, и свои руки,
лежащие рядом и словно отъединенные от него. Боясь стряхнуть ощущение покоя,
он прислушался к звукам, доносившимся из-за стены. А они становились все
интенсивнее. Некоторые из них не поддавались расшифровке, тогда как другие
-- звон сдвигаемых стаканов, женский смех, хлопанье дверьми и шарканье
ногами в танце -- были очень хорошо знакомы Пирошникову. Кстати, танцы,
по-видимому, и начались, поскольку музыка доносилась все громче.
-- Поди скажи им, чтобы не шумели. Разбудят ребенка, -- попросила
Наденька, и Пирошников вышел в коридор.
Там горела лампочка, музыка прямо так и ударила в уши, причем
доносилась сразу отовсюду. Игралось старое танго "Брызги шампанского". Но
все как-то отодвинулось в сторону, как только Владимир узрел человека в
зеленой шляпе с обвисшими полями, который уже попадался ему на глаза перед
спуском по черной лестнице. Он уже успел оставить где-то пиджак и теперь был
в майке и брюках. Однако дело было совсем не в этом! Человек в шляпе стоял,
извините, вниз головою на потолке! Да, на высоком потолке коридора,
неподалеку от лампочки, которая торчала перед ним, подобно экзотическому
цветку, приводя, по всей видимости, его в немалое недоумение. Он стоял,
успевая при этом покачиваться в ритме танго, с видом печальным и задумчивым.
Пирошников по инерции сделал несколько шагов вперед, и человек в майке
заметил его, а заметив, обрадовался. Однако что-то тут же омрачило его
мысли. Он шагнул по направлению к Владимиру и погрозил ему пальцем, задравши
голову. Молодой человек, тоже задравши голову смотрел на эквилибриста,
медленно наливаясь злобой. Человек, заметив это, испугался и отступил назад,
но задел плечом лампочку, которая как ни в чем не бывало начала
раскачиваться. Вдобавок она обожгла человеку голое плечо, отчего он
подпрыгнул, если можно так выразиться по отношению к предмету, находящемуся
на потолке. Затем он выругался, осторожно поймал лампочку за патрон и
успокоил ее.
-- Слезай! -- крикнул Пирошников с яростью. -- Слышишь?
-- Чур! Чур! -- каркнул посетитель, отмахиваясь от Владимира, как от
черта.
-- Ах ты скотина! -- заявил Владимир и, подпрыгнув, уцепился
потолочнику за подмышки, повисая на них. Человек задергался, стараясь
сбросить Пирошникова, и схватил его за руки, но от потолка не оторвался ни
на сантиметр. Владимир подтянулся на руках, и глаза его оказались на уровне
перевернутых глаз пьяницы, абсолютно бессмысленных, какими и полагается быть
перевернутым глазам.
-- Чего пристал? -- прохрипел человек.
Он вдруг повалился на бок и упал (на потолок, разумеется), а пальцы
Пирошникова, скользнув по его коже, упустили зацепку, от чего наш герой тоже
грохнулся, но на пол. Не помня себя, он подбежал к двери на лестнице,
распахнул ее и стал выгонять посетителя в шляпе, как муху, размахивая руками
и крича: "Кыш! Кыш!" Гость неохотно поднялся, последовал к двери, перелез
через притолоку и скрылся в темноте. Пирошников захлопнул дверь и вытер пот
со лба.
Возбужденный и решительный, он рванул дверь мастерской, где его глазам
открылась следующая картина. В центре комнаты, рядом с газетой-самобранкой,
на которой стояли пустые уже бутылки, располагался граммофон, поблескивающий
крутящейся и шипящей пластинкой. Рядом с ним танцевали дядюшка с бабкой
Нюрой, -- танцевали, взявшись за руки, как танцуют кадриль, причем бабка
Нюра поминутно хихикала в кулачок. Приятели Кирилла сидели, обнявшись, на
одной раскладушке, а сам Кирилл лежал на другой, закинув ногу за ногу и
закрыв глаза. Георгия Романовича в комнате не было.
Пирошников шагнул к граммофону и наступил ногой на пластинку, отчего та
крякнула и сломалась.
-- Хватит! -- сказал он в ответ на недоуменный дядюшкин взгляд.
Дядя Миша горестно вздохнул и поплелся к выходу, а старушка,
пробормотав свое обычное "господи!", засуетилась, приводя граммофон в
порядок и закрывая его.
-- Брось, старик! -- раздельно произнес Кирилл, приподнимая голову,
которую, впрочем, тут же уронил обратно на подушку. В мастерской воцарилась
тишина.
Пирошников вышел и направился к кухню. Там приводил себя в порядок
дядюшка, который, вывернув шею, сунул лицо под кран, одновременно умываясь и
поглощая ртом воду. Пирошников повернул обратно и зачем-то приоткрыл дверь в
комнату Ларисы Павловны. На этот раз пол имел форму вогнутой поверхности,
попросту говоря, ямы, в нижней точке которой, у столика с горящей свечей,
сидели в креслах Георгий Романович и соседка. Лариса Павловна обернулась и,
вынув изо рта сигарету, сказала презрительно:
-- Закройте дверь, молодой человек! Вы с ума сошли!
Пирошников криво усмехнулся и последовал далее, где был встречен бабкой
Нюрой, которая все еще находилась в прекрасном расположении духа. Она
поманила Владимира к себе и, не говоря ни слова, выдвинула верхний ящик
комода. Внутренние его стенки оказались оклеенными серебряной бумагой, но
интерес был не в этом. Ящик показался Пирошникову слишком уж глубоким, и,
подойдя ближе, он заглянул в него, надеясь увидеть дно. Дна он не обнаружил,
но зато в конце этой длинной, покрытой серебром прямоугольной трубы ему
открылся миниатюрный мирок, напоминавший репродукцию какой-то картины
Брейгеля-старшего, однако с движущимися фигурками. Фигурки эти в полном
молчании предавались веселью: они наливали друг другу вино, чокались, кивали
головами, улыбались, падали под столы, снова улыбались, пошатывались,
засыпали, улыбались опять и опять наливали себе вино. Это напоминало вечное
движение.
-- Старинная вещь. От прабабки досталась, -- значительно произнесла
старушка и задвинула ящик. -- А ты, батюшка, иди-ка спать. Притомился
небось.
Пирошников, и вправду утомленный, вернулся в Наденькину комнату, где
при свете ночника нашел одеяло, расстеленное на полу рядом со шкафом, а на
одеяле подушку. Наденька уже спала на самом краешке дивана, лежа в халатике
поверх одеяла Толика. Владимир скинул ботинки и повалился на приготовленную
постель.
-==Глава 18. История Наденьки==-
Несколько минут Пирошников неподвижно лежал на спине, вонзив взгляд в
потолок и заново переживая только что происшедшие события. Господи, как это
все надоело! Как хочется простой и счастливой жизни! Ведь кто-то, по всей
вероятности, живет полно, занимает свое -- и только свое -- место, у него
есть дом, близкие люди, работа; этот кто-то выполняет свое прекрасное
предназначение -- да! да! -- а не валяется где-то в чужих домах, на чужом
полу. Пирошников сел и обхватил руками колени. Тоска, тоска!
Он повернул голову к Наденьке и тихо позвал:
-- Наденька, ты спишь?
-- Нет, -- ответила она, не открывая глаз.
-- Плохо мне... -- сказал Владимир.
-- Думаешь, тебе одному? -- сказала Наденька и открыла глаза. -- А это
не так. Вот посмотри: рядом спит мой сын, а ему даже не снится, что я его
мама. Тебе это понятно?
Молодой человек в растерянности взглянул на нее, ибо слишком
неожиданным было признание. То есть, конечно, после слов Ларисы Павловны
можно было бы что-то предположить, но, во-первых, слова эти могли быть
лживыми, а во-вторых, -- при чем здесь Толик? Да и по возрасту вряд ли могла
Наденька быть его матерью.
А она между тем поднялась с дивана и, отошедши к окну, закурила,
выпуская дым в приоткрытую форточку. Пирошников молча ждал продолжения,
которое, как он чувствовал, должно было последовать. Наденька выкинула
