прихотливо, ты посещаешь смелых и делаешь их обладающими. Не аргументами
доказываешь ты свою правоту, а картинами, и твой обман в тысячу раз
правдивей реальности, потому что осенен свободой.
А на экране между тем показались айсберги, оплывающие под солнцем и
изрезанные струями воды по бокам. Толик, повинуясь приказам капитана, крутил
штурвал, а лицо его побелело от напряжения и сделалось неподвижным.
Он вывернул штурвал вправо до отказа. Стена айсберга сдвинулась вбок и
пропала из поля зрения, а на ее месте возникла новая картина. Теперь
путешественникам открылась другая стена, состоящая из белых кафельных
плиток, на которых был укреплен крючок с висевшим на нем оранжевым махровым
полотенцем. Изображение в иллюминаторе поплыло дальше и обнаружило соседку
Ларису Павловну, которая склонилась над умывальником и плескала себе в лицо
пригоршнями воду.
Очевидно, иллюминатор каким-то образом выходил в ванную комнату, где и
застал не вовремя Ларису Павловну.
-- Лево руля! -- испуганно крикнул Пирошников, и соседка исчезла, но
зато снова голубой грудью надвинулся айсберг.
-- Правее! -- приказал Владимир. Толик исполнил приказ, и корабль
каким-то чудом проскочил между айсбергом и соседкой по узенькой полоске
воды.
Толик повернул голову к Пирошникову, и молодой человек увидел его
глаза. Темные и сидящие глубоко, эти глаза уже не излучали неприязни, но
светились вдохновением и ожиданием немедленного счастья.
-- Они нас встретят, -- твердо сказал Толик.
-- Кто встретит? -- спросил Владимир, все еще находясь под впечатлением
белой, как айсберг, соседкиной фигуры.
-- Мама и папа.
Ах вот зачем они плыли к Северному полюсу! До Пирошникова только теперь
это дошло. Они плыли на рандеву с несуществующими родителями мальчика --
поди ж ты! -- и Владимир, обругав себя за несообразительность, подумал, что
игра может завести слишком далеко, если обманет ожидания Толика.
-- Слушай меня внимательно, матрос, -- сказал Пирошников. -- И крепче
держи штурвал... На Северном полюсе нету твоих папы и мамы. Они находятся
здесь.
Толик не шелохнулся, продолжая смотреть в иллюминатор.
-- Они живут теперь здесь, -- продолжал Владимир, уже предчувствуя
последующие свои слова. -- Этот корабль они привезли тебе. Это наш корабль.
На нем мы все вместе будем путешествовать.
И вот оно вырвалось -- это слово "мы", разом объединившее его, Толика и
Наденьку, объединившее непреднамеренно, но тем не менее вполне определенно.
Толик понял его смысл одновременно с Пирошниковым и, обернувшись, посмотрел
на Владимира так, что трудно описать. Крушение легенды, за которую мальчик
держался из последних сил, уже было подготовлено в его душе -- и теперь он
смотрел на Пирошникова, как будто понимая его шаг и то, как тот ему дался;
он смотрел с готовностью поверить и со страхом обмануться, с радостью и
страданием одновременно, причем все это было выражено на его лице в крайней
степени, так что Пирошников на секунду отвернулся, чтобы проглотить
подступивший к горлу камень.
-- Смотри прямо, матрос, -- сказал он, кладя руку на плечо Толика.
Мальчик отвернулся, и с минуту они молчали. Пирошников кусал губы, но
ничего не поделаешь -- слезы стояли в его глазах, а грудь разрывало от боли.
Он тряхнул головой, сбрасывая слезинки с ресниц, и попытался проглотить
слюну, но во рту пересохло.
-- Правее, малыш, -- сказал он, но голос его дрогнул, и Пирошников,
обхватив Толика рукой, притянул его к себе и закрыл глаза, чувствуя, как
боль покидает его.
Толик, очевидно, переживал нечто подобное, но молчал и сдерживался.
Владимир отпустил его, и мальчик опять взялся за штурвал. Рука Пирошникова,
лежавшая на плече Толика, ощущала сквозь пижамку косточки этого острого и
маленького, целиком помещавшегося в ладони плеча, которое слегка дрожало.
К счастью, в иллюминаторе вновь возникла ванная комната, где на этот
раз находился дядюшка в красной своей майке. Он занимался чисткой зубов. Ни
единого звука сквозь иллюминатор не проникало, и было очень забавно смотреть
на дядюшку, производящего ритмичные и бесшумные движения щеткой. Эта картина
сняла напряжение в каюте. Толик и Пирошников не сговариваясь улыбнулись, и
капитан скомандовал:
-- Так держать!
Внезапно дверь в ванную комнату распахнулась, и на пороге появилась
Наденька, судя по ее лицу, чем-то весьма взволнованная. Она пошевелила
губами, на что дядюшка оборотился и прекратил движения щетки. Наденька еще
что-то сказала, дядюшка пожал плечами и тоже проговорил несколько слов. Лицо
Наденьки стало испуганным, она встревожилась не на шутку и скрылась, а дядя
Миша, поспешно закончив утренний туалет, выбежал вслед за племянницей.
По всей видимости, хватились путешественников.
В коридоре за дверью кладовой послышались голоса:
-- Они ушли вместе, я видела...
-- Да не волнуйся, Надюша! Что он, совсем, что ли, полоумный?
-- Толик может простудиться, он же в одной пижамке.
-- Господи, как же это? Володюшка ушел, вот беда, вот беда! И с
мальчиком, вот несчастье какое!
-- Нет, мне этот содом надоел! Я вам решительно заявляю!
-- Да погодите вы! Мальчик пропал.
-- Это какой еще мальчик? Надюха, твой, что ли?.. Сейчас мы его словим!
-- Кирилл, я вам поражаюсь. Вы же интеллигентный...
-- Не лезьте не в свое дело, слышите, вы!
-- Ах вот как?
За дверью затопали, задвигались, потом шум стих, и голоса удалились.
Пирошников виновато взглянул на Толика и, посмотрев по сторонам, обнаружил в
углу меховую куртку с капюшоном. Он снял ее с гвоздя и надел на мальчика,
тщательно застегнув молнию. Куртка оказалась Толику до пят, рукава смешно
болтались, а лицо утопало в капюшоне. Пирошников подмигнул мальчику и
приоткрыл дверь. В коридоре никого не было. Владимир вывел мальчика из
кладовой, и тут же, откуда ни возьмись, перед ними предстала бабка Нюра.
-- Ох, наделали делов, -- прошептала она, глядя на Пирошникова и Толика
почему-то с одобрением. -- Небось понравилось там-то?.. А все вас побегли
искать. Ну, да я никому не скажу, уж не бойтесь.
-- Где Наденька? -- спросил Владимир.
-- Первая сорвалась. Плачет, -- доложила бабка, крепче сжимая мягкий
меховой рукав, внутри которого еле прощупывалась тоненькая Толикова рука, и
увлекая мальчика за собой.
Они прошли по коридору к двери на лестницу. Дверь была открыта и
легонько поскрипывала от ветерка, продувающего квартиру от лестничной
площадки до кухни.
-- Володюшка, как же не одевшись? -- вскрикнула бабка, но Пирошников
лишь махнул рукой. Они с Толиком переступили порог, и уже оттуда, с
лестничной площадки, Пирошников оглянулся, чтобы увидеть длинный коридор с
крашеным полом, свисающую с потолка на голом проводе лампочку и старушку
Анну Кондратьевну с выражением надежды и печали на лице.
-==Глава 21. Восхождение==-
Пирошников рывком захлопнул дверь квартиры, отчего по лестнице
прокатилось короткое, как выстрел, эхо. На лестничной площадке было холодно.
Вероятно, внизу был распахнут подъезд, и декабрьский воздух распространялся
по лестнице. Тем не менее Владимир, будучи даже без пиджака, в одной
рубашке, начал спускаться вместе с Толиком к выходу на улицу, ибо
требовалось немедленно разыскать Наденьку и успокоить ее. О том, что
придется снова кружить по этажам, он в этот момент не думал, однако новая
встреча в лестницей заставила его, уже наученного печальным опытом,
насторожиться.
На первый взгляд лестница не подготовила ничего сверхъестественного.
Они спустились на один этаж, и тут Пирошников услыхал голоса, поднимающиеся
снизу. В говорящих он узнал соседку Ларису Павловну и дядю Мишу, которые шли
вверх и вели, как ни странно, вполне мирную беседу. Пирошников остановился и
прислушался, высунув голову за перила. Толик, любопытствуя, тоже поднялся на
носки и заглянул вниз. Дядюшки и соседки видно не было. Судя по всему, они
поднимались медленно, устав от безуспешной погони за нашими героями.
-- ...может совсем сбиться с пути, -- говорил дядюшка. -- Теперь они
все такие. Вот у меня, к примеру, Васька. Слова не скажи! А в голове
ветер...
-- Абсолютно правильно пишут, что общественность должна влиять, --
заметила Лариса Павловна тоном классной дамы.
-- Помочь нужно парню, -- вздохнул дядюшка.
-- Потребовать и призвать к порядку, -- решительно возразила Лариса
Павловна.
-- И требовать, не без того...
Пирошников осторожно оторвал Толика от перил и подтолкнул его наверх,
шепча:
-- Ну их совсем! Обождем, пока пройдут.
Толик кивнул, показывая, что встреча тоже не доставит ему особой
радости. Стараясь не шуметь, они стали подниматься, преследуемые голосами.
-- Грамотный он шибко, -- с болью сказал дядюшка. -- Усложняет...
На что соседка с живостью возразила:
-- Ах, это все напускное! Поверьте мне.
-- О себе, видать, много думает, -- продолжал вслух размышлять дядюшка,
причем Пирошников в этот момент почувствовал легкий укол совести и подивился
дядюшкиной наблюдательности.
-- Я вас предостерегаю в отношении Нади. Она ведь очень молода. Я желаю
ей только добра, -- внушительно проговорила соседка.
Дядюшка загадочно вздохнул:
-- Молодо-зелено...
-- Но нравственность не должна страдать, не правда ли?
-- Вроде и так, -- с тоской сказал дядя Миша и замолчал.
Пирошникова передернуло. Лариса Павловна рассуждала о нравственности!
Он ускорил шаг, и Толик, ведомый за рукав, вынужден был почти побежать. Они
поднялись еще выше, однако дверь их квартиры не появилась. Пирошников
чертыхнулся, понимая, что опять начинается вся эта свистопляска, которая
сейчас была совсем уж ни к чему.
-- Ничего, малыш, -- сказал он. -- Мы их всех, конечно, скрутим, хоть
всех скрутить ужасно трудно.
Скандируя этот стих так, чтобы ударения приходились на каждую
ступеньку, Пирошников с мальчиком поднялись еще этажа на четыре. Голоса
дядюшки и Ларисы Павловны пропали совсем, и на лестнице наступила тишина.
Пирошников продолжал подъем размеренным шагом, экономя силы и дыхание. Толик
с серьезным видом вышагивал рядом и не задавал никаких вопросов.
-- Понимаешь, малыш, -- объяснял Владимир мальчику, -- ты ничему не
удивляйся и не вешай носа. Когда устанешь, скажи мне. Мы должны найти маму,
правда?
Толик кивнул, но посмотрел на Пирошникова с беспокойством. Мальчик уже
заметил несуразности в поведении лестницы и теперь искал у молодого человека
уверенности.
-- Теперь я ее знаю, -- продолжал Пирошников, обращаясь одновременно к
себе и Толику. -- И теперь мы вместе кое-что знаем, верно?.. А поэтому мы
сильнее!
И Владимир, улыбнувшись, залез рукой под капюшон Толикиной зюйдвестки и
потрепал его волосы. Толик оказался взмокшим под меховым капюшоном, и
Пирошникову прибавилась новая забота -- как бы мальчик не простудился. Они
сделали передышку. Владимир откинул капюшон с головы Толика и вытер ему пот
со лба.
Сейчас он думал уже не о встрече с Наденькой, а больше о том, что бы
побыстрее доставить Толика в теплое и безопасное место, где он мог бы
передохнуть.
-- Надо идти, -- сказал Владимир. -- А ну-ка!..
И он подхватил Толика под мышки и посадил себе на плечи. Толик
вскрикнул от неожиданности и уже на плечах радостно рассмеялся, а Владимир,
как альпинист, плотно ставя ноги на каждую ступеньку, продолжил восхождение.
На лестнице, дотоле пустынной, стали попадаться люди, спешившие вниз.
Они обходили Пирошникова осторожно, боясь задеть и поглядывали на него с
