лова, и она терла виски снегом, собирая его с подлокотника кожаного
кресла, в котором сидела. В каждой комнате, по-видимому, стихийно выра-
батывалась линия поведения в создавшихся условиях.
А снег все шел и шел, не переставая, и когда поздно вечером бабушка
открыла окно в своей комнате и устроила, как всегда, сквозняк в кварти-
ре, снег повалил из ее двери в коридор, образовал там заносы и завалил
одежду и обувь. Получилась настоящая метель с поземкой, поддувающей под
закрытые двери, с вихрями, рисующими на стенах изящные белые вензеля,
пока это безобразие не прекратила мать.
Она выскочила в коридор, напустилась на бабушку. потом на нас и быст-
ро расправилась с метелью.
Все мы сравнительно скоро привыкли к снегопаду. Уже через неделю снег
придал каждой комнате нашей квартиры свой неповторимый облик, точно со-
ответствующий укладу ее обитателей. Я даже не подозревал, что простой,
равномерный снегопад может столь резко подчеркнуть тот факт, что мы уже
давно разошлись и не составляем более единой семьи. Раньше это не так
бросалось в глаза. Квартира была как квартира - ну, большая, местами
неприбранная, с разношерстной мебелью,- однако на первый взгляд все было
как надо. Теперь же на эту картинку стоило посмотреть.
Кухня, коридор и комната родителей превратились в арену непрестанной
борьбы со снегом, которой посвятила себя мать. Вооруженная пылесосом и
веником, она начинала каждый день с уборки и заканчивала его тем же. Ве-
роятно, и днем она делала то же самое, но днем мы все были на работе, а
спрашивать не решались просто потому, что мать перестала с нами разгова-
ривать. Отец продолжал игнорировать весь этот снег, смотрел телевизор, с
которого капала вода, читал газеты и говорил о футболе. Я удивлялся ему,
его характеру, пока однажды не обнаружил, что отец тоже держится с тру-
дом. Ночью, когда я выносил из своей комнаты двух маленьких снеговичков,
чтобы поставить их в детской рядом с кроватками, я увидел отца, взгро-
моздившегося в коридоре на стремянку и внимательно исследующего потолок.
Он водил по нему ладонью, затем подносил ее к носу, нюхал, пробовал на
вкус и даже пытался скрести потолок столовым ножом. С потолка вместе со
снегом падала мокрая известка, только и всего. Я вдруг подумал, что отец
сильно постарел. Он так увлечен был своими опытами, что не заметил меня,
и я поспешил спрятаться за дверью.
В комнате брата снегу было привольней всего. Там его никогда не уби-
рали, отчего кое-где образовались высокие сугробы, а в других местах -
там, где часто ходили, - снег слежался в крепкий синеватый лед. который
мать в отсутствие невестки посыпала песком, чтобы, не дай Бог, кто-ни-
будь не подскользнулся. Дело в том, что комната брата была проходной, и
родители были вынуждены ходить через нее в свою спальню. У брата часто
бывали гости, что создавало дополнительные неудобства. Снег из комнаты
выносился подошвами в коридор, гости, веселясь, бросали друг друга в
сугробы и вообще всячески развлекались, а потом отряхивались в коридоре
перед уходом домой. Конечно, это не прибавляло матери энтузиазма.
У нас, как я уже упоминал, организовалась маленькая мастерская снеж-
ной скульптуры, что позволяло нам с женой коротать долгие, зимние вече-
ра. Каждый день мы лепили двух-трех снеговиков и расставляли их в комна-
те, благо она была большой. Вскоре наша комната стала напоминать остров
Пасхи с высоты птичьего полета, с той разницей, что скульптуры, торчащие
тут и там, были белоснежного цвета и более разнообразны.
С бабушкой творилось что-то странное. Она ходила в основном в ночной
рубашке и валенках и каждую неделю прибавляла себе один год жизни. Скоро
ей перевалило за сто, показывалась из комнаты она редко, но настроение у
нее было превосходным. В ее комнате снег лежал абсолютно нетронутым,
исключая кровать. Кроме того, на полу были пять или шесть глубоких ям в
снегу, тянувшихся цепочкой от кровати к двери. Бабушка всегда ходила ту-
да и обратно след в след.
И наконец, в детской, как и полагается, было смешение всех эпох и
стилей. Мать периодически выгребала оттуда снег, дети плакали, потому
что со снегом было интереснее, жена брата тайком подбрасывала в детскую
охапки снега, чтобы возместить потери, а мы с женой носили туда снегови-
ков. Анархия, да и только.
Дети катались на лыжах и санках, строили снежные крепости и ночевали
в них, играли в снежки, приглашали своих приятелей из детского сада, ко-
торые уходили с плачем, и тому подобное. Дети жили в свое удовольствие.
Хорошо было иногда ночью выйти из комнаты со снеговиком в руках и ос-
тановиться в коридоре, слушая тихое электрическое потрескивание, с кото-
рым падал снег. Включив лампочку, можно было увидеть всю непотревоженную
завесу снега от дальней двери в бабушкину комнату, проступавшую нечетким
серым контуром, и до вешалки, на которой висели снеговые шубы. Завеса
струилась, рябила под светом и падала, падала, падала, словно пустая
засвеченная пленка, прокручиваемая на бледном вытертом экране. Но глав-
ное было, конечно, в звуке - таком тихом и таком отчетливом, что каза-
лось, будто он возникает в крови, когда она с тончайшим шорохом бежит по
сосудам. Было немного жутковато, если стоять долго, пока голова не пок-
роется снежной шапкой.
Но эти редкие мгновения никак не компенсировали постоянного нервного
напряжения, установившегося в нашей семье. Теперь трудно даже припом-
нить, из-за чего произошел тот самый,заключительный скандал. Кажется,
все началось с детей. Как-то вечером мать выкатила из детской огромный
снежный ком, над изготовлением которого внуки трудились половину дня.
Естественно, что дети бежали за ней, цепляясь за платье, плача и требуя,
чтобы ком был возвращен обратно. К несчастью, вся семья была дома. В ко-
ридор выскочили невестки, услыхавшие плач детей, а за ними нехотя появи-
лись и мы с братом. Мать, раскрасневшаяся, разгоряченная, со злым лицом,
толкала ком по коридору.
- Да оставьте вы их в покое! - сказала вдруг моя жена.
Мать привалилась к снежному кому и зарыдала в голос. Дети останови-
лись, задрав головки, как маленькие снеговички, которыми полна была моя
комната. Так они и торчали из снега, следя за событиями.
- Все вам отдаю, - сквозь рыдания говорила мать. - Такая неблагодар-
ность, такая неблагодарность...
- Перестань, мама! - сказал брат.
- Ну почему, почему нельзя дружно, всем вместе?.. - продолжала мать.
- А потому, что вы вмешиваетесь, - зло и спокойно проговорила вторая
невестка.
Отец уже появился в коридоре и напряженно прислушивался к разговору,
смотря на всех как-то поверх голов. Услышав последние слова, он засопел
и вдруг выкрикнул:
- Убирайтесь все из моего дома! Слышите?
- Это такой же мой дом, как и твой, - заявил брат.
- Да как ты смеешь! - закричал отец. - Привели сюда жен, понимаешь,
детей нарожали, а о нас, о нас вы подумали?
- А вы много о бабушке думаете? - сказал брат.
- Все дело в снеге, - негромко сказал я.
Я произнес эти слова как бы про себя. Скорее, это была просто мысль,
высказанная вслух, а не реплика в споре, но все, кроме отца, замолчали и
посмотрели на меня с испугом, будто я позволил себе сказать что-то ужас-
ное.
Отец побелел и выкатил глаза. Он шагнул ко мне, сжав кулаки и отбро-
сив их назад, а затем прохрипел:
- Нет никакого снега! Нет! Что ты выдумываешь, идиот?!
На лицо отца хлынула багровая краска, и он схватился рукою за грудь.
"Сейчас он умрет", - подумал я и успел даже удивиться тому спокойствию,
с которым я это отметил. Но отец лишь часто задышал и прислонился к ве-
шалке с одеждой, откуда на него посыпался густой снег.
Первым шевельнулся наш сын. Он вздрогнул всем телом, а его глаза были
так широко раскрыты и такой в них стоял ужас, что жена упала на колени,
чтобы схватить его и успокоить. Но он вырвался и побежал по коридору к
бабушкиной комнате. Перед самой дверью он поскользнулся на снегу, упал и
въехал в дверь на боку, открыв ее своим телом.
За дверью, распахнувшейся в конце коридора, были тишина и спо-
койствие. Тяжелые покатые сугробы в глубине комнаты доставали почти до
потолка, обрамляя окно на улицу плавными зализами, будто вычерченными по
лекалу. С верхнего края оконного проема свисали прозрачные сосульки раз-
ной величины, с которых срывались полновесные круглые капли, падающие в
снег со слабым причмокиванием. Торжественность этого ледяного царства,
открывшегося нам, была настолько выше наших страстей, а покой, исходив-
ший из комнаты, так не соответствовал всему, происходящему в коридоре,
что все вдруг опустили глаза, будто стыдясь чего-то.
Сын поднялся на ноги перед стеной снега, бывшей ему по грудь, и пос-
мотрел в сторону на что-то, не видимое нам из коридора.
- Прабаба спит, - прошептал он, и, хотя это был вполне возможный ва-
риант, мы все почувствовали нечто другое, некое прикосновение холода ко
лбу, словно снежная тень махнула темным крылом.
Толпясь, мы пошли к бабушкиной комнате. Мать с отцом шли впереди, а я
замыкал шествие. Когда я вошел в комнату, все уже неподвижно стояли по
колено в снегу полукругом перед бабушкиной кроватью. Бабушка лежала на
спине, прикрытая снегом, накопившимся, вероятно, дня за два. Ее лица не
было видно. Валенки стояли рядышком у кровати, высовываясь из снега, как
трубы затонувшего парохода,
- Зима пришла! Настоящая зима пришла! - закричал наш сын и, протис-
нувшись между взрослыми, побежал обратно в детскую.
За черным окном поднимались к небу световые снопы фонарей, в их бед-
ном, ненастоящем свете падал на землю другой свет - небесный, настоящий,
густой, искрящийся огнями цветовых пылинок, радостный и печальный первый
снег зимы. Мы и не заметили, как он пришел и завалил всю округу, объеди-
няя улицы и дома одним легким покрывалом, состоящим из мириадов снежи-
нок, сцепленных хрупкими лучами. Это был тот же самый снег, но показав-
ший вдруг свою красоту и могущество. Бороться с ним или проклинать его
было бы безумием.
Последняя снежинка с потолка, блеснув плоскими лучами, упала на пол,
а потом снег в квартире начал стремительно таять, превращаясь в чистые
потоки воды, ринувшейся из квартиры на лестницу. Это был настоящий водо-
пад, унесший с собой старые стулья и диваны, вымывший квартиру до блеска
и оставивший после себя запах весны.
Не может быть, чтобы этого никто не заметил.
1973
Подарок
И вдруг он увидел, что из-за спичечного коробка, изображавшего угло-
вой дом с булочной в первом этаже, возле которого были воткнуты в плас-
тилин три автомата газированной воды в виде лампочек от карманного фона-
рика, - из-за угла этого дома с нарисованными окошками появился его отец
в расстегнутом пальто. Генка отодвинулся от стола, на котором стоял го-
род, и замер. Отец подошел к автомату, потом к другому, будто чего-то
ища, и тут в его крохотной руке блеснул едва видимый стакан. Отец тороп-
ливо сунул стакан в карман пальто и, оглянувшись, скрылся за углом бу-
лочной. Затаив дыхание, Генка заглянул за спичечный коробок и увидел от-
ца, ростом не выше мухи, вместе с двумя какими-то мужчинами, один из ко-
торых сидел на обломанной спичке и курил. Струйка дыма завивалась, как
пружинка.
Генка на цыпочках отошел от стола и направился в кухню. Там у окна
неподвижно стояла мать, скрестив на груди руки, как изваяние, и не мигая
смотрела сквозь стекло на темную улицу. Услышав Генкины шаги, она сказа-
ла, не оборачиваясь:
- Да иди уж так! Не съедят...
- Не пойду, - буркнул Генка и уселся на стул.
- У-у... сволочь проклятая! - глухо простонала мать, обращаясь не к
Генке, а к черному окну, за которым раскачивался и звенел на ветру фо-
нарь под жестяным колпаком.
Генка вернулся к своему столу, к фанерке, на которой стоял город. Он
