было! Вечно ты все перепутаешь, мама. Погляди в окно!
- А ты поживи с мое, тогда и посмотрим. Восемьдесят семь лет... -
мечтательно произнесла бабушка.
Я сел на кровати, поставив ступни в снег на полу. Снег с легким шоро-
хом примялся, и я приподнял ноги, чтобы полюбоваться мягким рельефным
отпечатком. Ступни горели, обожженные снегом, и это обстоятельство неос-
поримо доказывало, что сон прошел, оставив лишь следы неизвестных женс-
ких ногтей на тыльной стороне моих ладоней. Я лизнул ранки, а затем
опустил руки в снег, отчего на них налипли сломанные снежинки, которые
быстро таяли, превращаясь в прозрачные целебные капли. Я слизывал их с
тупым наслаждением, мой мозг еще не работал, а регистрировал все как
есть, находя в этом известное удовольствие.
Бабушка продефилировала мимо нашей двери в обратном направлении,
подставив ладони падающим снежинкам и благостно улыбаясь.
- Ты будто на лыжах в своих шлепанцах! - крикнул я ей вслед.
- Восемьдесят восемь лет - это вам не хухры-мухры, - сказала отку-
да-то бабушка.
- Уже восемьдесят восемь! - буркнула в подушку жена. - А вчера было
семьдесят пять. Бабушка дает!
Она повернула голову, протерла кулаком глаза и уставилась на зимний
пейзаж.
- Платье пропало, - прошептала она, остановив взгляд на неровном суг-
робике, возвышавшемся на стуле. Я подошел к стулу, высоко поднимая ноги,
точно аист, и тряхнул платье, с которого полетела мелкая серебряная
пыль, как будто оторвался прозрачный шлейф и опустился на пол. Оно поче-
му-то пахло арбузом. Я бросил платье жене, и она поймала его, стараясь
не задеть снежного покрова на одеяле.
- Давай все остальное, - приказала она и хихикнула, наблюдая, как
один за другим, напоминая жонглерский реквизит, летят в редком снегопаде
лифчик с поясом, сорочка и чулки. Все это она быстро натянула на себя,
сидя на кровати и не переставая хихикать.
- Ну, теперь начнется! - наконец сказала она.
- Что начнется? - спросил я.
- Ты простудишься, надень тапки, - ответила она.
Я разыскал тапки, вытряхнул из них снег и подошел к окну.
Под окном ехал, позванивая, жизнерадостный красный трамвай, за кото-
рым бежало низкое облачко пыли. Лето еще не сдавалось, хотя изрядно по-
тускнело и постарело. Деревья на той стороне улицы уже высасывали из
земли желтую краску, которая понемногу примешивалась к темно-зеленой
листве, разбавляя косые тени на домах едва приметной охрой. Солнце под-
нималось, как всегда, справа, и никакого снега на улице не было и в по-
мине.
Снег лежал в нашей большой, несколько запущенной квартире; он слетал
с потолка и медленно падал на пол, ускоряя и усложняя свои полет только
в районе открытой форточки, - в прочих местах он падал отвесно и равно-
мерно со скоростью десяти сантиметров в секунду, - и я подумал, что так,
должно быть, выглядит сгустившееся и замерзшее время с секундами в виде
снежинок, падающих с неумолимой монотонностью.
Это была первая моя мысль с момента пробуждения. Первая мысль иногда
бывает наиболее близкой к истине.
Так началась в нашем доме пора снегопада в то утро. Было воскресенье,
и вся семья постепенно стягивалась к завтраку в кухню. Между взрослыми
пока царило молчание, а дети - наши, моего брата с женой и еще какие-то
дети, ни свет ни заря пришедшие в гости, - уже резвились, высыпавшись из
детской. Они с увлечением лепили небольшую снежную бабу у входа в ван-
ную, так что туда приходилось протискиваться боком, чтобы не повредить
их сооружение. В огромной ванной комнате каждый занимался своим делом,
стараясь ни на кого не смотреть. Там тоже падал снег, тихо скользя по
наклонно стоящему на полочке зеркалу, в котором отражалась голова отца.
Он сосредоточенно брился, густо намазывая подбородок пеной, тоже похожей
на снег, а его лицо выражало каменную решимость. Брат, голый по пояс,
выбирал из ванной горстями снег и с наслаждением растирал грудь. Я
пристроился к умывальнику, отвернул кран и с минуту наблюдал, как тонкая
струйка воды скрывается в узеньком отверстии, образовавшемся в снегу,
которым до краев была полна раковина.
Бабушка заглянула в ванную все в той же ночной рубашке и сказала:
- Ах, здесь мужчины! Пардон!
- Мама, да оденься же ты, ради Бога! Сколько можно ходить в рубашке?
- возмущенно сказала мать, отстраняя бабушку и тоже заглядывая в ванную.
- Завтрак готов, - сухо объявила она и исчезла. За этими двумя словами
скрывалось:
а) всегдашнее недовольство невестками, несущими слишком малую, по ма-
миному мнению, нагрузку по дому;
б) крайняя степень усталости от готовки, стирки, глажки. уборки, ба-
бушки, нас, внуков и постоянной экономии;
в) внутреннее возмущение невесть откуда взявшимся снегопадом и про-
чее, и прочее, и прочее.
Тут надо объяснить обстановку в нашей семье, иначе многое будет непо-
нятно. Живем мы все вместе в старой пятикомнатной квартире с громадной
кухней, в которой можно играть в футбол, что, кстати, мы с братом и де-
лали, когда были маленькими. Тогда у родителей была отдельная спальня,
была гостиная, детская и бабушкина комната. Плюс к тому у отца имелся
свой кабинет. Потом произошли различные перемены, связанные с увеличени-
ем семьи. В результате комнаты распределились так: в бывшей спальне жи-
вут родители, в гостиной мы с женой, в кабинете отца расположился брат
со своей женой, а в детской живут наши дети. Бабушка осталась в своей
комнате.
Мебель передвигалась тысячу раз, отчего сильно попортилась. Вообще,
многое пошло прахом: порядок, издавна заведенный в доме, пошатнулся, и
только мать с отцом делали отчаянные попытки его спасти. Мать, конечно,
больше. На ней всегда держался дом. Так и говорилось: дом держится на
матери, - мы к этой фразе привыкли давно. Отец всегда был крупным на-
чальником, а теперь вышел на пенсию, бабушке было что-то около девяноста
лет, а может, и больше, а теперь пошел снег. Снега нам как раз и не хва-
тало.
Кстати, бабушка - это мать моего отца, а не матери. Но моя мать зовет
бабушку мамой, потому что так повелось с незапамятных времен, когда нас
с братом еще не было на свете.
Теперь можно вернуться и к завтраку, во время которого, как это ни
странно, никаких обсуждении снегопада не было. Когда в кухню пригнали
детей - и своих, и чужих, - все расселись вокруг стола, в центре которо-
го стояла кастрюля с горячей картошкой. От кастрюли валил пар, и в нем
таяли, не долетая до картошки, снежинки. Мать успела подмести снег на
полу в угол и накрыть сугробик половой тряпкой. К сожалению, во время
завтрака снегопад усилился, и стол быстро припорошило, что вызвало нема-
лый восторг у детей, скатывавших маленькие снежки прямо на клеенке. Ба-
бушка торжественно улыбалась.
- У меня сегодня День Ангела, - наконец заявила она, после чего раск-
рыла рот и внимательно оглядела всю семью, ожидая реакции на свои слова.
Мать с силой захлопнула кастрюлю крышкой, а невестки улыбнулись сла-
бой улыбкой, понятной только нам с братом.
- Это ангел снегу насыпал? - спросила племянница и тут же получила
подзатыльник от жены брата.
- Моя ты лапочка! - умилилась бабушка.
- Бабушка, ты бы ела. Картошка стынет, - строго сказал отец. По его
лицу текли струйки тающего снега, но он даже не вытирал их, как ос-
тальные, и капли падали в его тарелку с подбородка. Закончив есть, отец
взял стакан чаю и ушел в свою комнату, не проронив больше ни слова.
- Девяносто три года... - опять начала бабушка, но мать резко оборва-
ла ее, сказав с надрывом в голосе:
- Мама, сколько можно одно и то же?
- А я что? Я ничего, - обиделась бабушка и поджала губы.
Жена брата принялась что-то торопливо рассказывать, чтобы снять нап-
ряжение, но напряжения снять не удалось. Казалось, что мать вот-вот зап-
лачет. Она и заплакала, но потом уже, когда осталась одна в кухне. Это я
определил позже по глазам и припухшему покрасневшему носу.
Весь воскресный день был посвящен борьбе со снегом. Собственно, боро-
лась только мать, непрерывно подметая кухню и коридор. Снег пошел
хлопьями, как бы намекая на бесполезность всякой борьбы, и мы с братом
быстро это поняли. Отец сидел у себя в комнате и читал газету. Когда на
ней скапливалось слишком много снега и читать становилось затрудни-
тельно, он переворачивал лист и начинал изучать другую сторону, а потом
снова переворачивал и так далее до бесконечности. Вряд ли такое чтение
доставляло ему удовольствие и было полезным.
Когда жены ушли гулять с детьми, мать позвала нас с братом на совеща-
ние. На нее жалко было смотреть - совсем уже старушка с зареванными гла-
зами. Она сидела в ванной комнате на табуретке, расставив ноги, и мето-
дично поливала горячей водой из душа снег, который она сгребла в ванну
из коридора. Снег быстро таял и проваливался в дырку, перегороженную
черным крестиком.
- Вот что, мальчики, я вам скажу, - начала мать тихо, и голос у нее
сразу же задрожал. - Я за отца волнуюсь, у него же сердце... А если бы
мы все дружно, и жены ваши, я ведь одна, как белка в колесе. С детьми
вашими нянчусь, с бабушкой нянчусь, она ведь как ребенок, вчера опять
съела весь компот, я говорю: "Мама, неужели ты голодная? Неужели мы тебя
не кормим?" - а она отпирается, говорит, что не ела... Теперь этот снег,
неизвестно, когда он кончится. Господи, всю жизнь, всю жизнь никакого
покою! Думала: вырастут дети, отдохну... Бабушка нас всех переживет, вот
увидите, здоровье у нее дай мне Бог такое, - говорила мама, раскачиваясь
на табуретке и водя душем над снегом.
Старые, бесконечные разговоры, к которым мы так привыкли, что уже и
не слушали, а только наблюдали, как струйки душа съедают остатки снега в
ванне, а сверху падают новые хлопья, и нет им никакого конца. Мать уста-
ло стряхивала снег с головы и рук, стараясь, чтобы он не попадал на пол,
а летел под горячую воду.
- Да ну! - сказал наконец брат. - Ничего страшного, всегда ты делаешь
проблему.
- Я вас только прошу: не говорите отцу, - сказала мать и шмыгнула но-
сом. Она отвернулась и провела по глазам рукавом платья.
- Чего не говорить? - спросил я.
- Да про снег этот проклятый! Про снег!
- Не понимаю, - пожал плечами брат и ушел.
- Вы уж у себя в комнатах хотя бы поддерживайте порядок, - сказала
мать, и я согласно кивнул, успокаивая ее.
- Может быть, попробовать пылесосом? - спросила она и вдруг рассмея-
лась так, что выронила душ в ванну, и тот превратился в фонтан, бьющий
вверх струями почти кипящей воды.
- Выкидывать его к черту на помойку, - предложил я, чтобы что-нибудь
предложить.
Мать испугалась и сделала круглые глаза.
- Что ты! С ума сошел! - замахала она руками. - Соседи увидят, разго-
воров не оберешься! Да ты сам подумай - снег будем выбрасывать в начале
сентября. Где это видано?
Я взял пылесос и принялся убирать снег в нашей комнате. Когда мешочек
пылесоса наполнялся, я относил его в ванную и вынимал из него аккурат-
ный, спрессованный цилиндр снега, который мать тут же начинала растапли-
вать горячей водой. Она повеселела, результаты борьбы были налицо и рож-
дали новое вдохновение. Однако снег падал так же методично, покрывая
тонким слоем только что убранные участки.
Отец вышел из бывшей спальни, похожий на Деда Мороза, и проследовал в
коридор. Там он оделся и вышел на улицу. Брат в своей комнате с веселой
песней протаптывал узенькие тропинки от стола к дивану и от дивана к
шкафу, а к остальному снегу не притрагивался. Он пел стихотворение Пуш-
кина "Зимнее утро". У них в комнате уже образовался покров сантиметров в
двадцать. К бабушке я не заглядывал, и она не напоминала о себе.
Вечером все сидели притихшие в своих углах, и только из детской слы-
шались радостные крики. Там шла игра в снежки. У матери разболелась го-
