сознании и стала жить дальше, как бы забыв о случившемся.
Именно в то время началась роковая история, закончившаяся своего рода
крахом семьи Нестеровых.
Дело в том, что старшая сестра была распределена в институт, где ра-
ботала Серафима Яковлевна, и именно в ее филиал, который уже начал функ-
ционировать, хотя и не был достроен. Серафима пока исполняла обязанности
директора, но всем было ясно, что с получением докторской степени ее ут-
вердят окончательно.
Направление Лили в филиал, конечно, не было случайным. Сработало одно
из знакомств, которых у Серафимы было пруд пруди, так что старшая дочь и
не догадывалась о планах матери, пока не получила направления.
Филиал в то время являл собою странную картину, напоминавшую гене-
ральную уборку в доме, охваченном пожаром. Верхние этажи еще отделыва-
лись, на нижних уже кипела научная деятельность. Серафима пробивала но-
вую модернизацию проекта, намереваясь пристроить к зданию одно крыло,
так что наиболее дальновидные сотрудники начали понимать, что это состо-
яние -навсегда. Оно в наибольшей степени соответствовало характеру руко-
водительницы. И действительно, последующие события показали, что филиалу
суждено находиться в состоянии непрерывного строительства. Когда крыло
было пристроено, в помещениях, введенных в строй первыми, уже начался
ремонт, который стал распространяться по филиалу волной, повторяющей
первичную волну строительства.
Однако этот процесс затягивал работу над диссертацией Серафимы. Злые
языки поговаривали, что Серафима Яковлевна спряталась за строительство,
как за ширму, ибо не осилила докторской. Возможно, в этом был резон, но
организационная деятельность, и вправду, занимала Серафиму полностью,
так что на науку не хватало времени.
Для этого у Серафимы Яковлевны имелся заместитель, кандидат техничес-
ких наук Олег Александрович Спицын, который совершенно не касался орг-
вопросов, а разрабатывал научную линию филиала. Было ему немногим более
сорока, к докторской он, по всей видимости, не рвался, ибо не был често-
любив. Имел жену и двух сыновей. Серафима Яковлевна в Спицыне души не
чаяла, называла его "мой Олежка", хотя те же злые языки посмеивались над
Спицыным, утверждая, что он тюфяк и рохля.
Придя в филиал, Лиля как биолог попала в ту самую группу инженерной
психологии, которая возникла благодаря ненужному электрокардиографу.
Несмотря на совершенно случайное происхождение группы, народ там подоб-
рался молодой и творческий. Лиля несколько раз встречалась со Спицыным,
обсуждая направления работы и постановку задач. Они понравились друг
другу и незаметно для себя стали искать новых научных поводов для разго-
вора, пока вдруг каждый по отдельности не обнаружил, что серьезно увле-
чен. Первой поняла это Лиля, когда уже поздно было что-либо поделать.
Они стали встречаться помимо службы, отношения развивались медленно, но
верно; они понимали, что идут навстречу собственной гибели, но ничего не
могли изменить.
Ирина узнала первая. К этому времени она ушла из проектного института
и училась в финансово-экономическом институте. Мать направила ее туда,
потому что в тот момент как раз испытывала недостаток в финансистах у
себя в филиале.
Когда Лиля рассказала свою страшную тайну, Ирина смертельно испуга-
лась -она хорошо знала мать. Ирина как могла помогала влюбленным: летом,
когда родители жили на даче, тоже находилась там, чтобы в нужный момент
позвонить и предупредить, если мать или отец возвращались в город. Иног-
да они втроем выезжали за город просто погулять, и обедали где-нибудь в
дешевом кафе. Олег смеялся, говорил, что "Иринка у нас на атасе" - вооб-
ще хохотали и были возбуждены более обычного, как будто чувствовали, что
крах близок.
Олег уже был готов уйти из семьи, но Лиля не принимала такого шага.
Не говоря о научной карьере Спицына (Лиля была убеждена, что мать не ос-
тавит его в институте, если узнает), ей не давала покоя мысль о младшем
сыне Олега, которого тот нежно любил. Словно сговорившись, Лиля и Олег
ждали, когда пройдет, кончится само собой, иной раз предпринимали робкие
попытки порвать, то есть не встречались более недели, но тем острей и
неизгладимее была следующая встреча.
Открылось все весною шестьдесят седьмого года. По институту вдруг по-
ползли слухи и сплетни: "Что вы говорите! Надо же!" - "Я давно замечала!
" - "Какой ужас! Дочь директорши! Вы подумайте!" - "Спицын полетит, как
пить дать!" - неизвестен был их источник, непонятно, какую промашку со-
вершили влюбленные. Матери донесли тут же. Она вызвала обоих в свой ка-
бинет и, тяжело глядя из-за директорского стола, спросила: "Правда?" Оба
молчали. "Ну, спасибо, Олежка... Спасибо, доча..." - только и сказала
Серафима Яковлевна.
Следствие и судилище были проведены с огромным размахом. Тут же было
создано персональное дело на обоих. Серафима добилась, чтобы Лилю исклю-
чили из комсомола, а Олега - из партии. Она словно хотела показать свою
принципиальность и то, что стоит выше родственных чувств. Даже жена Оле-
га склонна была простить, но Серафима убедила ее подать на развод, обе-
щала всячески помогать детям. Спицын ушел из института с соответствующей
характеристикой, Лиля, конечно, тоже. Постельное белье ворошилось на
всех этажах института. Слава Богу, следствию осталась неизвестной роль
младшей сестры, иначе Ирине тоже пришлось бы худо.
Михаил Лукич нашел в себе жалость, сказал как-то неуверенно: "Сима,
ты бы того... помягче..." - "Ты мне изменял, Нестеров?" - спросила Сера-
фима холодно. "Да что ты говоришь такое! Будто не знаешь!" - "Тогда за-
молкни!"
Несчастье усугублялось тем, что Лиля была беременна. Когда шло суди-
лище, еще не поздно было сделать аборт, но Лиля не захотела. Чем хуже,
тем лучше. О беременности знала пока только Ирина, мать узнала уже ле-
том, когда скрыть было нельзя. Спицын сделал попытку предложить руку -
Серафима не пустила его на порог. Она заперла Лилю на даче и каждый день
методично сверлила ей душу попреками, пересказом сплетен и воспоминания-
ми о своей чистой молодости. Лиля страдала молча, даже с Ириной не раз-
говаривала -слишком было тяжело. Она почернела и упрямо носила будущего
ребенка.
В филиале между тем надвигался пятидесятилетний юбилей Серафимы Яков-
левны. Происшедший инцидент не подмочил ее репутации -наоборот, Кожева-
това предстала в блеске принципиальности и исключительных моральных ка-
честв. Уже шло в Москву представление на орден Трудового Красного Знаме-
ни, уже сочинялись стенгазетные оды и сценарий юбилейного вечера; пого-
варивали, что к юбилею Серафима лишится наконец двух буковок в наимено-
вании своей должности - "и. о." - и без всякой докторской диссертации.
В начале октября Лиля родила мертвого ребенка и через две недели пря-
мо из роддома ее увезли в психиатрическую лечебницу Бехтерева.
Юбилей между тем остановить было нельзя. Он совпал со всенародным
юбилеем и от этого приобрел еще большую значимость. Все свершилось по
плану: подоспел указ с орденом, и грамоты, и оды, и утверждение в долж-
ности. Однако атмосфера на торжественном вечере была тягостной. Произно-
сились речи, перечислялись заслуги, но за всем этим стояла тень мертвого
Лилиного ребенка, и этот неживший младенец упрямо тянул чашу весов в
другую сторону. Серафима Яковлевна, сидевшая на сцене в парадном костю-
ме, в окружении букетов, чувствовала, что смотрят на нее с неприязнью и
ненавистью.
На следующий день после юбилея Серафима поехала в райком партии и
попросила разрешения уйти из института. Ее пытались отговорить, но она
была тверда. Ей мало было страха и уважения, она добивалась любви своих
подчиненных. Общественное мнение, которое всегда было для нее руководя-
щим, отвернулось от нее. Она не раскаялась в содеянном, но желала теперь
лишь одного - уйти, исчезнуть, уехать из этого города туда, где ничего о
ней не знают.
Как всегда, этот план она претворила в жизнь немедля. Была продана
дача, а квартиру обменяли на особняк в Севастополе. Этот город был выб-
ран потому, что там Серафиму ждала работа в одном из смежных институтов,
выполнявших заказы флота.
Михаил Лукич к тому времени уже два года был в отставке. Уволили его
из кадров в звании подполковника, дальше он без военного образования не
продвинулся. И ему обещали работу в Севастополе. В ноябре Лилю выписали
из больницы с диагнозом "стойкий невроз". Лиля была апатична, окружающее
мало интересовало ее. "Иришка, беги, пока не поздно", - сказала она
сестре. Ирина объявила, что остается в Ленинграде. "Где?" - спросила
мать. "Я замуж выхожу", -вырвалось у Ирины почти непроизвольно. "За ко-
го?" -зловеще спросила мать. "Не ваше дело! За кого надо!" -выкрикнула
Ирина.
Слово было сказано.
Глава 27
СУПРУГИ
Историю своих взаимоотношений с Евгением Викторовичем Ирина вспомина-
ла часто, стараясь найти звено в цепочке, начиная с которого брак стал
непрочным. И не находила. Рассуждая одним способом, можно было прийти к
заключению, что он никогда не был прочным. Рассуждая же по-другому, она
убеждалась, что он и остался прочным, в другом только смысле, в смысле
их предопределенности друг другу, и тогда выходка, которую учинил дом,
служила лишь испытанием этой предопределенности, требующим преодоления.
Каждое утро Ирина спешила на работу, отсиживала положенные часы и за-
тем возвращалась обратно. Она не стала записывать Егорку в детский сад
по новому месту жительства и оставляла дома под присмотром генерала или
отправляла гулять на Петровский остров. В обеденный перерыв прибегала из
своего училища на полчаса, кормила сына и снова убегала обратно. Она и
раньше не отличалась особой общительностью, теперь же жила в полном уе-
динении, не считая разговоров с Григорием Степановичем. Он один стал ее
постоянным собеседником и поверенным. На службе, в окружении галантных
майоров и подполковников, многие из которых норовили слегка приударить
за нею, а некоторые так и вовсе были настроены решительно, Ирина была
подчеркнуто суха и деловита. Не хватало ей приключений! С Григорием Сте-
пановичем же не знала - что делать.
Появление пьяной дочери генерала на кооперативном банкете испугало
Ирину. Между ними было сказано всего несколько слов. Мария Григорьевна
вежливо, но твердо попросила Ирину оставить ее отца в покое. "Вы считае-
те, что я... что я его соблазняю?" - шепотом, чтобы не услышали сидящие
за столиком кооператоры, вымолвила Ирина. "Вот именно". - "Я вас уверя
ю... нет, вы ошибаетесь!" - пыталась защититься Ирина, но поняла, что
это бесполезно. Она встала и ушла.
После этого в течение нескольких дней Ирина боялась подойти к окну,
боялась встретиться с Григорием Степановичем, пока наконец он, не на
шутку встревожившись, не пригласил ее к телефону через Егорку. Надо было
оборвать телефон! Но она не смогла бы объяснить этого Егорке.
"Иринушка Михайловна, дорогая, вы не заболели?" - раздался в трубке
участливый голос генерала. Ирина против воли взглянула в окно и увидела
генерала с трубкой, прильнувшего к самому стеклу и вглядывающегося в их
комнату. "Нет", - сказала Ирина безжизненным голосом. "Почему же вы не
подходите к окну? Я очень скучаю". - "Извините, Григорий Степанович, мне
некогда", - сказала Ирина, пытаясь разжечь в себе гнев против генерала.
Он помолчал мгновение, потом горячо произнес: "Я вас умоляю, спуститесь
в сквер. Мне надо с вами поговорить". Ирина не смогла отказать.
В сквере, у детской площадки, генерал буквально вытянул у нее слово
за словом все обстоятельства ресторанного разговора. Поняв причину, ге-
нерал потемнел, и вечером Мария Григорьевна извинилась по тому же теле-
фону перед Ириной. Была она на сей раз трезва и, по всей видимости, рас-
каивалась в своем поступке.
