вавший пива, стал делать в ларьке заначки спиртного - то маленькую прип-
рячет, то бутылку пива. Напрасно тетя Зоя выговаривала ему: когда бывал
трезвый, мрачно соглашался, что алкоголизм губителен для Вселенной,
пьяному же космос был по колено.
В пространстве между кораблем и ларьком трудно было пролететь теперь,
не натолкнувшись на пустую бутылку или банку из-под пива.
Тетя Зоя безуспешно пыталась обратить внимание гостей на горячие точ-
ки планеты и напомнить об их миссии; пришельцы, болтаясь в невесомости у
ларька, лишь рассказывали друг другу политические анекдоты, почерпнутые
на Земле вместе с запасами спиртного, одним словом, деградировали.
По Северному полушарию прокатывалось зеленою волною лето, в Южном шла
зима, а лебедяне исправно гоняли на своем корабле за водкой, чачей, ара-
кой, сакэ, самогоном, спиртом-ректификатом... Кажется, они задались
целью перепробовать все возможные напитки, пока, наконец, не случилось
непоправимое.
На яблочный Спас пришельцы приурочили празднование какой-то своей да-
ты, связанной с историей лебедянской космонавтики. Знакомец тети Зои
объяснил, что когда-то давно в этот день удалось впервые перевести массу
в лучистую энергию и обратно. "Между прочим, это произошло на Земле", -
сказал лебедянин, как всегда, покачиваясь в невесомости с похмелья.
...Проснувшись, тетя Зоя увидела страшную картину. Вокруг корабля в
окружении синих прозрачных капель плавали безжизненные тела лебедянских
космонавтов. Сначала тете Зое показалось, что они пьяны и спят, но вот
один из них проплыл совсем рядом с ларьком, и тетя Зоя увидела его синее
мертвое лицо с распахнутыми желтыми глазами... Вся экспедиция бессмерт-
ных лебедян была мертва. Синяя капля разбилась о стекло пивного ларька,
и в нос тете Зое ударил резкий запах денатурата. "Господи Иисусе..." -
прошептала она, глядя на безжизненные тела в скафандрах, напоминавшие
мертвых мух. Мысль о том, что Земля осталась без зашиты, лицом к лицу со
своими грозными проблемами, еще больше опечалила тетю Зою. "И то ска-
зать, какие из них защитники? С водкой совладать не смогли..." - рассуж-
дала она, а потухший корабль, потерявший управление, кувыркался сам по
себе в трехстах метрах от нее.
Впрочем, через некоторое время и корабль, и космонавты стали таять,
точно крупинки сахара в воде. На этот раз они не превращались в свет, а
просто исчезали, обращались в ничто, навеки оставляя тетю Зою и Землю
нашу в одиночестве перед своими бедами.
Глава 26
СЕМЕЙСТВО НЕСТЕРОВЫХ
Историю человеческую можно представить себе по-разному. В учебниках
мы находим имена государей и полководцев, мыслителей и бунтовщиков,
столбики памятных дат; мы видим на картах, как дышат на протяжении веков
границы государств - то одно, то другое расползается вдруг вширь, как
масляное пятно на воде, потом дробится либо же скукоживается до размеров
фасоли, а то и вовсе исчезает с лица Земли.
Но смотрел ли кто и когда на историю как на движение и переплетение
родов и фамилий, причем не только царственных или геральдических, прос-
леживающих свою генеалогию на десятки колен, но и простых, холопских, не
помнящих своего родства?
Движение родовых кланов от поколения к поколению, их переплетение
вследствие брачных союзов можно сравнить с потоком, низвергающимся с ог-
ромной горы времени, от Адама и Евы, дробящимся на струйки и ручейки,
которые сливаются, распадаются, набирают силу и чахнут, производя на
своем пути разрушительную и созидательную работу истории. Стоит лишь пе-
ревернуть вниз головою безмятежное генеалогическое древо человечества,
чтобы получить эту лавину огромной энергии, которая либо сольется у под-
ножия горы в величавую реку, объединяющую все расы и народы, либо же
распылится в мириады брызг, враждующих друг с другом и бессильных в зло-
бе из-за собственной малости.
Один такой ручеек, вернее, малую его часть, называемую фамилией Де-
милле, мы уже исследовали в свое время. Перепрыгнувший с французского
склона горы на русский через низкий водораздел, образовавшийся после то-
го, как царь Петр "прорубил окно в Европу", наш ручеек не затерялся, не
провалился в расщелину, а продолжал свой скромный путь, пополняемый
русскими ручейками, сохранив, как мы видели, французское наименование.
Различные препятствия, ложбинки, уклоны, камни, кустарники, обусловлен-
ные историческим ландшафтом, по которому он протекал, преодолевались не
без потерь и ветвлений вплоть до середины нашего века, когда ручеек
раздробился на три части по числу детей Виктора Евгеньевича Демилле.
Нас интересует сейчас тот узел, помеченный 1967 годом, когда род Де-
милле пересекся с родом Нестеровых.
Подобные пересечения, как мы знаем из истории, приводили к междуна-
родным союзам или, наоборот, войнам, когда происходили на уровне
царствующих фамилий. Но в нашем случае никаких исторических катаклизмов
не произошло, исключая перелет кооперативного дома из одной части города
в другую.
По отцу Ирина принадлежала к потомственному крестьянскому роду, кото-
рый лишь три поколения назад выбился из крепостной зависимости. Жили
Нестеровы в Ярославской губернии, в небольшой деревеньке Ковшово, и
судьбы всех предков Ирины различались большим или меньшим количеством
неурожаев, выпавших на их долю, да числом ртов в семье, пока, наконец,
первый из Нестеровых - Михаил Лукич - не шагнул в город в тридцатом го-
ду, в возрасте шестнадцати лет, где поступил на завод, а потом, окончив
фабзавуч, - на рабфак кораблестроительного института.
Здесь он встретился с будущей своей женой Серафимой Яковлевной Коже-
ватовой, а тогда еще просто Симой, которая тоже была горожанкой в первом
поколении, но вышла, в отличие от Михаила, из южных крестьян России, с
Дона, из казаков да еще с примесью цыганской крови - крепких, статных,
работящих и удалых. Этой статью и удалью Сима смутила сердце Михаила Лу-
кича. Сам он был крепок, коренаст, с круглой белобрысой головой и небес-
ной сини глазами; некоторая неуклюжесть и медлительность происходили бо-
лее от застенчивости перед городскими, работал же споро, основательно.
Сима была выше его на полголовы - стройная, широкоплечая, чернобровая, с
прямым, прожигающим насквозь взглядом карих глаз, с толстой, в руку,
черной косой. За словом в карман не лезла.
Сима была на три года младше Михаила и точь-в-точь ровесницей Советс-
кой власти: родилась она 25 октября 1917 года; однако на рабфаке они
оказались вместе, поскольку Михаил пришел из деревни с шестью классами и
наверстывал упущенное в фабзавуче.
Это поколение ровесников Октября, вырванное из далеких и глухих мест
России ветром революции, очень скоро почувствовало себя хозяевами жизни.
Оно лишено было истории, лишено было возможности сравнивать свою жизнь с
чем-либо. Прошлого не существовало, поскольку оно было раз и навсегда
отвергнуто как неудавшееся, теперь только от них зависело, какова будет
новая жизнь. Их детство прошло под гром раскулачивания и коллективиза-
ции, юность же начиналась победными фанфарами первых пятилеток, стаха-
новским движением, перелетами Чкалова и Марины Расковой, папанинцами,
"Челюскиным"... Блестящая эпоха выпала им на долю, и они не наблюдали ее
со стороны, а создавали своими руками.
Шагай вперед, комсомольское племя!
Шути и пой, чтоб улыбки цвели!
Мы покоряем пространство и время,
Мы - молодые хозяева Земли!
Так пели они и действительно шутили и покоряли пространство. С поко-
рением времени, как выяснилось через несколько десятилетий, оказалось не
столь просто.
Сима, кроме учебы на рабфаке, работала машинисткой на полставки и за-
нималась парашютным спортом. Два раза в неделю, нацепив на спину ранец с
парашютом, она взлетала в небо на "утенке", как называли самолет У-2, и
бесстрашно выбрасывалась в пустоту. Миша Нестеров, которому учеба дава-
лась туго, стал председателем студсовета и на заседаниях парткома инсти-
тута допекал ректора хозяйственными вопросами общежития. В партию Сима и
Михаил вступили одновременно, в 1938 году.
Они поженились в мае тридцать девятого, в те дни, когда газеты печа-
тали фотографии Молотова и Риббентропа, приехавшего подписывать пакт о
ненападении. На скромной "комсомольской" свадьбе радовались: "Войны не
будет!" - впрочем, оптимизм этого поколения вообще не поддается измере-
нию.
На следующую осень у молодых, только что окончивших институт и нап-
равленных на Балтийский завод, родилась дочь Лиля, старшая сестра Ирины,
а еще через несколько месяцев началась война.
Они недаром пели в той же песне: "Когда страна быть прикажет героем,
у нас героем становится любой". Они пошли воевать, ни секунды не сомне-
ваясь в том, что победят. И они победили! Минуты сомнений и неувереннос-
ти в исходе войны случались у более старших по возрасту, у них - никог-
да. Михаила взяли в морскую авиацию, в технический состав, воевал он в
одном из соединений Балтийского флота, готовил машины к боевым вылетам,
залечивал им раны. Сима записалась добровольцем в женский батальон МПВО,
ее зенитное орудие стояло на Марсовом поле. За маленькой Лилей присмат-
ривала старшая сестра Симы, перед самой войной приехавшая из Ростова да
так и не успевшая уехать из Ленинграда домой.
Блокаду пережили, как и все пережившие блокаду, - неизвестно как, чу-
дом, усилием духа и отчасти молодой уверенностью, что смерть -это для
кого-то другого, не для них. Михаилу удавалось время от времени переда-
вать семье свой офицерский паек. Весной, после страшной зимы сорок пер-
вого - сорок второго годов, разбили огород рядом со своею зениткой. Сима
выставляла на солнышко коляску с Лилей - тоненькой и бледной, как свеча,
до двух лет не научившейся ходить - и рылась в огороде, подоткнув зеле-
ный подол форменной юбки. Была она младшим лейтенантом войск ПВО.
За сбитый самолет Сима получила орден Красной Звезды, а после прорыва
блокады - еще и Отечественной войны, не считая медалей, так что к концу
войны превзошла мужа по количеству наград, хотя в звании отстала на одну
звездочку. Михаил Лукич встретил мирное время инженер-капитаном да так и
остался в кадрах - крестьянская его душа быстро прикипала к какому-то
одному делу и не любила перемен.
Сима в этом смысле была полною противоположностью Михаилу. Ее темпе-
рамент требовал нового - и не просто перемены мест, а захватывающих дух
целей, порою казавшихся фантастическими. Так, Сима решила стать академи-
ком; с этой целью уже в первый послевоенный год, будучи на сносях, пос-
тупила в аспирантуру того же кораблестроительного института (фронтовикам
были льготы), осенью родила Ирину и пристроила обеих девочек с сестрою,
которая так в Ростов и не уехала (не к кому оказалось ехать - всю ее
семью выжгло войной). Тогда же Михаил Лукич получил хорошую квартиру на
Петроградской; быт устраивался, Сима работала как одержимая, вгрызаясь в
науку, получая полставки в лаборатории и успевая прирабатывать машино-
писью. Одно время взяли даже домработницу - это было принято, а к общеп-
ринятым вещам Серафима Яковлевна относилась с почтением. В доме последо-
вательно появились холодильник, телевизор с линзой, стиральная машина.
Но домработница вскоре ушла: соперничать с Симой никто не мог, все равно
получалось, что она делала по хозяйству больше, чем домработница, а
старшая сестра Лида вовсе оказалась не у дел.
Характерно, что Серафима свою девичью фамилию на мужнину не поменяла
- еще тогда, до войны, имела насчет себя самостоятельные планы, среди
которых один из главных был - зарабатывать не меньше мужа. Забегая впе-
ред, скажу, что это ей вполне удавалось, даже с превышением. Двинул же
Симу в академики один разговор, случившийся еще в блокаду, вернее даже,
одно слово, брошенное сестрой. По соседству с ними жил одинокий старик
