то хотя бы с толком пользоваться тем, что хранилось за дверцами с резным
пучком трав.
Там замерли в ожидании сотни сосудов причудливой формы из стекла и
фарфора, из золота и серебра, из драгоценных камней с выдолбленной
сердцевиной, ибо всякое лекарство, снадобье, яд или целительный бальзам
полагалось держать в своем особом вместилище. Страшное зелье, что варилось
из корней саниссы и смертоносных выделений гремучих змей, разъедало любой
металл и стекло; его жгучее прикосновение выдерживал лишь благородный
алмаз. Настойка же из трав, даривших облегчение переполненному желудку,
усиливала свое исцеляющее воздействие, простояв несколько лет в серебряном
кувшинчике - равно как и бальзам от головной боли. Чудодейственную мазь,
заживляющую раны и ожоги, лучше было хранить в фарфоровой банке, а для
микстур от кашля, от бессилия и слабости в членах больше подходили
бутылочки из стекла. Густое тягучее масло, спасавшее от ломоты в суставах
и разогревавшее кожу, также содержалось в стеклянном сосуде, в который
были погружены пластинки благовонного сандала - их полагалось прикладывать
к больным местам, обматывая полотняной тряпицей. Наконец, в граненых
флаконах из рубинов и изумрудов, в крохотных флягах из нефрита, в
хрустальных ретортах и полированных шариках из яшмы, блестевших на верхней
полке, хранились магические эликсиры и нектары, применявшиеся при разной
волшбе - вызывании духов, усмирении ветров, общении с демонами или богами.
Саракка еще ни разу не прикасался ни к одному из этих могущественных зелий
и не знал, каковы они в деле.
Сейчас, отодвинув хрустальный цилиндр, в коем плавал в маслянистой
жидкости цветок черного лотоса, молодой маг нащупал некий сосуд, стоявший
у задней стенки шкафа. Он походил на простую бронзовую флягу размером с
половину ладони; поверхность ее позеленела со временем, но пробка из
каменного дуба на ощупь казалась столь же твердой, как и металл. Фляга
была закупорена с особой тщательностью, и Саракка не торопился вынимать
пробку: вначале он потряс сосудик, прислушиваясь к раздавшемуся внутри
шуршанию.
Если верить записям Зитарры-целителя, служившего еще прадеду
нынешнего дуона, в бронзовой фляжке хранился порошок минерала арсайя, за
великие деньги выписанного некогда из Вендии. Страна сия, как было
известно во всем мире, была богата всевозможными чудесными камнями,
травами, деревьями и животными, сосредоточенными, в основном, в южной ее
части, отделенной от севера большим заливом. Там обитали и люди, хранившие
древние знания, мудрецы, не уступавшие стигийским; но, в отличие от
чародеев Черного Круга, их не интересовали ни власть, ни могущество, ни
богатство - ничего из преходящих земных соблазнов и благ. Жизнь свою они
проводили в смирении, довольствуясь немногим и не причиняя зла даже самой
мелкой твари; обычно эти отшельники удалялись в горы или непроходимые
леса, и там, погруженные в нирвану, обращались мыслью к своим древним
богам. Среди них были великие подвижники, чьи души на время могли покидать
бренные тела, воспаряя в астрал - что требовало не только истинной
святости, но и определенного состояния разума, некоего просветления и
предельной концентрации, которые достигались вдыханием паров арсайи.
Минерал этот, чрезвычайно редкий и встречавшийся только в Вендии,
добывался людьми особой касты, бескорыстными служителями вендийских
мудрецов; Саракка не представлял, какими хитростями Зитарре удалось
раздобыть хотя бы малую толику.
Но, как бы то ни было, сейчас фляжка с арсайей была у него в руках -
самое подходящее средство, чтобы принести облегчение лишенному памяти
варвару. Молодой маг еще раз встряхнул ее, а потом не без труда
раскупорил, быстро вытянув на полную руку и прикрывая горлышко пальцем.
Несмотря на эти предосторожности, пронзительный свежий аромат коснулся его
ноздрей, и Саракка с мудрой поспешностью сотворил охранное заклятье - он
вполне доверял своей голове, и просветления, помогавшего собраться с
мыслями, ему не требовалось.
Приблизившись к ложу и по-прежнему держа бронзовый сосуд в вытянутой
руке, он поднес его к лицу спящего и отставил палец. Несколько мгновений
Саракке казалось, что ничего не происходит, но вдруг щеки северянина
полыхнули румянцем, дыхание сделалось глубже и сильней; он застонал,
заворочался и с губ его слетели осмысленные звуки.
- Кром! - пробормотал он. - Кром! Что со мной?
Маг, довольно кивнув, закрыл флягу пробкой. Порошок арсайи, как
утверждалось в манускрипте мудрого Зитарры, был весьма летуч и не стоило
расходовать его попусту; другого такого зелья ни в Дамасте, ни в Селанде
не раздобудешь. Саракка не представлял, сколь действенным окажется его
метод лечения - возможно, память возвратится к варвару лишь на один
краткий миг, либо он придет в сознание на день или два. В любом случае,
стоило поберечь чудодейственный вендийский порошок.
- Кром! - стонал северянин. - Кром!
Саракка отодвинул кресло подальше и на всякий случай сотворил еще
пару охранных заклинаний. Кто знает, что придет в голову этому исполину в
момент пробуждения! Он выглядел таким могучим, что вряд ли с ним
справилась бы целая сотня стражей дуона!
Внезапно варвар открыл глаза. Они были уже не тускло-серыми и
бессмысленными, а синими, как небо при закате солнца, и горели странным
огнем. Напряглись и расслабились мощные мышцы, дрожь пробежала по телу,
шевельнулись пальцы, сошлись в кулак; северянин с хриплым вздохом
приподнялся, спустил ноги на пол и сел, опираясь кулаками на край ложа.
Теперь глаза его смотрели прямо на Саракку; потом зрачки метнулись,
осматривая подземный чертог, и на лице восставшего от сна отразилось
недоумение.
- Кром! - опять произнес он, но на сей раз в полный голос,
напомнивший магу рычанье разъяренного льва. - Кром! Где я?
- В моем доме, - ответил молодой звездочет, стараясь сохранить
спокойствие. - В моем доме, чужестранец, и я не желаю тебе зла.
- В твоем доме? - медленно повторил варвар, озираясь по сторонам. -
Странный дом! Похож на логово чародея!
Быстро же он догадался, где находится, подумал Саракка. Несмотря на
охранные заклятья, маг чувствовал бы себя уверенней, если б рядом
находились воины светлейшего - пусть не сотня, а хотя бы десяток. Потом он
вспомнил, что сделал с десятком отличных бойцов этот северянин, и ему
стало совсем неуютно.
- Ты кто? - Синие пылающие глаза уставились на молодого звездочета.
- Саракка, придворный маг светлейшего дуона Дамаста, - пробормотал
тот, стараясь сдержать дрожь в голосе. Сейчас Саракке казалось, что он
непредусмотрительно пробудил демона, с которым не в силах совладать.
Но варвар не двигался с места и никак не проявлял враждебности. Он
посмотрел на стол, где льдисто блистали два клинка, глаза его сверкнули,
но рука не протянулась к оружию; видно, хозяин колдовского чертога казался
ему не опасным.
- Значит, ты маг дуона, владыки города Ста Зиккуратов, - сказал он, -
и я нахожусь в твоем подземелье... Под одной из этих ваших ступенчатых
пирамид, так?
Саракка кивнул.
- Я вижу, тебе случалось бывать в Дамасте, - в тоне его звучал
невысказанный вопрос.
- Да, - варвар вытянул правую руку и уставился в пустую ладонь. -
Выходит, ты, Саракка, чародей... Какой же? Черный или белый?
Молодой маг, постепенно обретая уверенность, усмехнулся.
- Ни черный и ни белый, странник. Я просто служу своему владыке верой
и правдой, кормясь от его щедрот.
Голова варвара качнулась.
- Вот о таких-то мне и говорил Учитель, - вымолвил он, и слова эти
были для Саракки непонятны. - Еще не черный, но уже не белый... Серый,
должно быть? - Взгляд его снова метнулся к лицу молодого звездочета. - И
что же, ты меня пленил? По приказу своего дуона?
- Нет. Тебя подобрали в беспамятстве у северной окраины Дамаста и
доставили ко мне, - Саракка решил пока не говорить, куда на самом деле
отвезли пришельца и что он натворил - там, на этой самой северной окраине.
- Я дал тебе некий эликсир, - маг снова улыбнулся в доказательство своих
дружеских намерений, - и ты пришел в себя. Теперь мы можем побеседовать.
- Выходит, ты меня вылечил? Что ж, благодарю, - процедил варвар с
явным недоверием. - Но все это выглядит странно... очень странно... Я не
ранен... - Его огромные ладони скользнули по выпуклым мышцам груди и
живота, спустились на бедра и застыли на коленях. - Да, не ранен... а был
бы ранен, так справился бы и с этой бедой... С чего бы мне падать в
беспамятстве, а? Как ты полагаешь, чародей? - Его пронзительные синие
глаза с подозрением уставились на Саракку.
- Вот об этом я бы и хотел услышать, - вымолвил звездочет. - Такого
воина, как ты, не собьешь с ног одним ударом... разве что удар сей нанесла
не человеческая рука!
- Не человеческая рука? О чем ты говоришь? - В глазах варвара
отразилось недоумение, потом губы его внезапно дрогнули, и он прошептал: -
Великий Митра! Что же случилось?
Саракка невольно откинулся в кресле, когда северянин сделал
стремительный и непонятный жест: ладони его взлетели к груди, пальцы чуть
скрючились, словно он пытался удержать в них невидимую сферу, взгляд
застыл, направленный куда-то в пространство, лицо окаменело. Это длилось
лишь краткий миг, но Саракка успел подумать, что наблюдает некий странный
обряд либо неведомое ему чародейство; затем чужеземец резко выдохнул
воздух и в отчаянии ударил себя кулаком по лбу.
- Сила!.. - простонал он. - Сила покинула меня! И я все вспомнил!
Вспомнил, испепели Кром мою печень и сердце!
Кабачок стоял на опушке пальмовой рощи, в сотне шагов от въезда в
город, пробитого в нижнем этаже пятиярусного зиккурата. Конан добрался
сюда по северному тракту, начинавшемуся у небольшой крепостцы, что
стерегла гирканскую степь; он отшагал ночь, день и снова ночь, не чувствуя
усталости, иногда переходя на бег, обгоняя встречавшиеся по дороге
крестьянские повозки. Сила играла в нем, ее живительные потоки струились
сверху, с небес, и от теплой плодородной почвы, от деревьев и трав; он
ловил эти всплески астральной энергии, заботливо распределяя по всему телу
- так, чтобы каждый мускул, каждая жилка насытились, напились вдосталь. Он
не ощущал ни голода, ни усталости - ни сейчас, ни в минувшие дни, на всем
долгом пути от пещеры Учителя до рубежей Дамаста.
Но все же человек должен есть и пить, а потому, принюхавшись к
аппетитным запахам вина и жареного мяса, Конан свернул с дороги. Кабачок
ему понравился. Под навесом, с трех сторон увитым виноградными лозами с
большими - в ладонь - листьями, находился десяток гладко оструганных
столов из светлого дерева; при них - массивные широкие лавки с плоскими
кожаными подушками. С четвертой стороны на козлах лежала длинная доска,
уставленная расписными кувшинами и кружками из обожженной глины. За ней
виднелись торцы нескольких бочек с медными кранами и очаг, на котором в
сковородках и кастрюлях что-то шипело и скворчало, испуская
соблазнительные ароматы. У очага суетился повар в белой набедренной
повязке; сам же хозяин заведения, толстяк с перевитой ленточками бородой,
разливал рдеюще-красный напиток. Ему помогала черноглазая стройная девица
в коротеньком хитончике, торопливо разносившая кувшины по столам; талия у
нее была стройной, пышные груди - соблазнительными, а ноги - длинными и
округлыми. Взглянув на нее, Конан подумал, что стоит и заночевать в таком
