Петухе, которому грозил палицей Воин. - Повтори еще раз, почтенный, как
называется тот поселок?
- Бар Калта, на восток от города, в половине дня езды на колеснице.
Туда я тоже отправил дознавальщиков. Вдруг ведьма завелась...
- Все? - Дуон поглядел налево и направо, и оба вельможи согласно
кивнули.
- Все, повелитель!
- Ну, хватит тебе? - теперь глаза дуона с легкой насмешкой уставились
на Саракку. - Итак, закат в степи, скисшее вино, обмелевший канал,
погибшие пальмы, караван из Меру, двухголовый петух и... гмм... случай с
той вендийкой... Всего семь! И я даю тебе семь дней, чтобы разобраться со
всеми знамениями, небесными и земными. Справедливо?
Саракка молча поклонился. И в самом деле, сегодня дуон был
чрезвычайно милостив!
- Ну, а если ты не справишься за семь дней, - закончил светлейший,
поднимаясь, - мы подумаем о яме с пауками. Или о чем-нибудь столь же
занимательном.
Он направился к выходу, и трое сановников заторопились следом.
19. ПОИСКИ
За шесть дней Саракка исследовал шесть версий, предложенных
светлейшим дуоном и его наперсниками. Он трудился, не жалея сил, помня и о
яме с пауками, и о тяжких копытах жеребцов; трудился, пытаясь обнаружить
намек, позволивший бы разобраться с повелением лучезарного Матраэля.
Комета с серпообразным хвостом по-прежнему сияла в небесах Дамаста, каждую
ночь напоминая молодому магу, что отпущенный ему срок истекает.
Вначале Саракка вел свои розыски в Дамасте и за его пределами, на
берегах полноводной Накаты, а под конец решил подняться на жаркое
засушливое плоскогорье Арим, к плантациям кохта. Его скалистые кручи
вздымались к западу от города, обрывистые и неприступные, увенчанные по
краю остроконечными пирамидальными утесами. Вероятно, далекие предки
дамастинцев поглядывали на эти скалы, воздвигая первые городские
зиккураты, но - великий Матраэль! - насколько же они были выше, массивней
и прочней всего, что способны сотворить человеческие руки!
Стоя на колеснице, запряженной парой гнедых жеребцов, Саракка
повернулся, окинул взглядом удалявшийся город. Лучи только что взошедшего
солнца падали на высокие стены Дамаста, что соединяли в полукольцо
двадцать боевых башен-пирамид на правом, южном берегу реки и еще столько
же - на левом. Воистину, две половинки каменного браслета, соединенные
арками мостов! Они защищали широкие улицы и тесные переулки, дворцы
нобилей и скромные лачуги простого люда, торговые площади и скверы,
каналы, протянувшиеся от Накаты к прудам и городским водохранилищам,
пристани и набережные со складами, постоялыми дворами и домами купцов,
огромные зиккураты, гордость Дамаста. Их было ровно сто; сорок,
несокрушимыми бастионами выступавших из городских стен, использовались в
качестве казарм и арсеналов, остальные служили храмами и жилищами знати.
Со своей колесницы Саракка видел вершины крупнейших из них - башню Солнца
и башню Луны, два главных святилища Матраэля, и просто Башню, дворец
грозного дуона. Эту десятиэтажную ступенчатую пирамиду, где находились и
собственные покои мага, окружали еще шесть, пониже и не столь
монументальных, связанных с Башней запутанной системой подземных
переходов; они предназначались для гвардии, придворных и многочисленной
семьи дуона.
Огромный город, величественное творение, ничего не скажешь! Однако
темные скалы Арима были выше в десятки раз и, вонзаясь в небесную синь,
словно напоминали смертным об их ничтожестве перед лицом Матраэля.
Воистину, так, - думал Саракка, вертя головой, пока колесница преодолевала
подъем на ближайший из холмов. Дорога, начинавшаяся у ворот зиккурата
Квадратный Щит, тянулась на запад вдоль правого берега Накаты среди
пологих возвышенностей, засаженных лозами винограда; тут и там виднелись
крестьянские хижины да усадьбы земледельцев побогаче, а ближе к городской
стене вдоль тракта тянулись постоялые дворы и кабачки.
Атт, дознавальщик сиквары, перехватив взгляд молодого мага,
причмокнул и потянулся к кожаной фляге.
- Не хочешь ли промочить горло, господин? Так, слегка... День, видно,
будет жарким.
Саракка молча покачал головой. Он не испытывал жажды; другие заботы
донимали его. Раскачиваясь в такт мерному бегу колесницы, он вновь
устремил взгляд на запад.
Там, за утесами, чудовищным парапетом обрамлявшими Арим, простиралась
возвышенная и засушливая земля, покрытая пальмовыми рощами, источник
богатства и силы Дамаста. Богатства и силы, но не жизни; жизнь городу и
всей стране дарила река. Она вырывалась из ущелья - единственного,
рассекавшего крутые склоны Арима, - и текла на восток, постепенно мелея,
щедро отдавая свои воды каналам, арыкам, многочисленным прудам и
искусственным озерам. Наконец, разделившись на три десятка мелких речек и
ручьев, она исчезала в песках, и ни один мудрец не сумел бы сказать, где
на самом деле кончается Наката. Но с истоком ее подобного вопроса не
возникало, ибо светлый речной поток был порожден водопадом, величественным
и полноводным, который обрушивался из расселины в дальнем конце ущелья.
Без сомнения, где-то под плато Арим лежало целое пресное море, питавшее и
колодцы наверху, и этот водопад, и лишь одни боги знали, на сколько лет,
десятилетий или веков в нем хватит воды.
Это обстоятельство являлось постоянной заботой обитателей Дамаста,
поскольку река временами мелела, будто в подземных тоннелях и пещерах
приопускались какие-то перегородки, перекрывавшие путь живительной влаге.
В том можно было усмотреть и волю самой Накаты, наиболее почитаемой после
Матраэля богини Дамаста; как и Лучезарный, она могла в одни годы гневаться
на людей, в другие - оказывать им благосклонное внимание, изливая из своих
бездонных чресел полуторную норму воды. Как бы то ни было, Дамаст, великий
город Ста Зиккуратов, зависел от капризов переменчивой реки; и если б в
некий черный день она пересохла, через месяц пастбища, поля и виноградники
были бы занесены песком.
Колесницу слегка встряхнуло, потом она ускорила ход, спускаясь с
холма. Гнедые мчались плавной рысью, поматывая гривами; скрипели колеса,
окованный медью бортик сверкал, точно красноватое золото. На передке его
была закреплена бронзовая баранья голова с витыми рогами, по бокам грозно
вздымали копыта отчеканенные в металле крылатые кони, символ Лучезарного.
Справа, там, где стоял молодой звездочет, с внутренней стороны висели на
закрепках лук, два полных стрел колчана, секира и квадратный щит; слева,
рядом с возницей, рослым чернобородым воином, торчали три копья.
Придерживаясь руками за бортик, Саракка через силу усмехнулся. Нет,
ему не стоило обижаться ни на доблестного Рантассу, ни на
предусмотрительного Тай Па; оба сановника, забыв о дворцовых интригах и
соперничестве из-за милостей дуона, сделали больше, чем он ожидал.
Рантасса предоставил ему эту боевую колесницу и надежного человека,
сильного воина, превосходно владеющего оружием; Тай Па дал в спутники
лучшего из своих шпионов. Правда, дознавальщик Атт оказался большим
любителем выпить, зато помнил все дороги, каналы, деревушки и хутора на
пять дней в любую сторону от Дамаста. Знал он и плоскогорье Арим, куда
нередко наведывался вместе с торговцами, скупавшими на корню весь урожай с
пальмовых плантаций дуона.
Но увы! Даже объединенные старания мага, воина и опытного лазутчика
оказались бесплодными, как гирканская пустыня! Они не сумели выведать
ничего - ничего полезного, что позволило бы Саракке разобраться с небесным
знамением. И сейчас, мчась ясным солнечным утром среди веселых зеленых
полей и рощ, он временами ощущал удары конских копыт, сокрушающих ребра,
или неторопливое скольжение смазанного салом кола, пронзающего его
внутренности. Теперь у него оставалась только одна надежда - отыскать
что-нибудь важное в Ариме; все остальные расследования пошли прахом.
Дело о кровавом солнечном закате, как и о припозднившемся караване из
Меру, удалось разрешить быстро. Караванщиков всего лишь настигла песчаная
буря - примерно в дневном переходе от того места, где находились дозорные
Рантассы; разумеется, после нее золотой глаз Матраэля налился грозным
багровым светом. Но к Хвостатой Звезде и к иным небесным знакам самум не
имел никакого отношения, ибо в начале лета такие бури случались едва ли не
каждые десять дней. Собственно, об этом прекрасно знали и солдаты,
ходившие в дозор; опросив их, Саракка вскоре выяснил, что красочное
описание страшного заката и жертвоприношение белой курицы преследовали
лишь одну цель - поскорей вернуться из пустыни к уюту дамастинских таверн
и кабачков.
Без особых трудов удалось разобраться и с внезапно обмелевшим
каналом, что проходил по землям одной из крестьянских общин. И тут ничего
мистического не наблюдалось; дознавальщики Тай Па сочли, что слишком давно
не очищались створы местной ирригационной системы. Староста получил
пятьдесят палок по пяткам, и через пару дней канал вновь наполнился чистой
и прохладной водой. Сведения эти являлись вполне правдивыми; как и в
случае с дозором, Саракка лично побеседовал с дознавальщиками после
проведенной экзекуции. Эти парни со смехом описывали, как староста, кряхтя
и охая, отправил к каналу всех односельчан, начиная с ребятишек
десятилетнего возраста, и наблюдал за ними словно коршун за степными
зайцами, пока работа не была кончена. Воистину, в истории с этим каналом
Матраэль был ни при чем; одна лишь леность людская.
Насчет же скисших напитков виноторговца Сидурры магу пришлось
проводить целое следствие, пользуясь неоценимой помощью Атта и даже
привлекая кое-какие потусторонние силы. Как он и предполагал, результаты
гадания определенно указывали на злой умысел со стороны конкурентов
виноторговца; подробное же обследование злополучных бочек позволило найти
тому неоспоримые доказательства. Их обнаружил глазастый дознавальщик,
имевший немалый опыт в подобных делах; после осмотра он с торжеством
преподнес Саракке некие травы, выделявшие кислый сок. Теперь оставалось
лишь обнаружить злоумышленников, подбросивших их в бочки, но молодой маг
отложил это на будущее - в надежде, что оно у него все же есть.
Однако история с петушком едва не разбила все его чаяния. Саракке
казалось, что уж в этом-то случае он обнаружит следы божественного
предопределения, ибо голова Хвостатой Звезды сияла в небесах как раз между
Воином и Петухом - и, значит, указывала либо на того, либо на другого.
Никаких намеков на воинов молодому магу отыскать не удалось - разве что на
тех колесничих-дозорных, которых спугнул кровавый закат; зато петух сам
шел к нему в руки. Он отправился в селение Бар Калта в сопровождении
дознавальщика и своего чернобородого возничего, и провел там весь день,
вначале наблюдая за петушком, а затем копаясь в его внутренностях. Но все
искусство Саракки было бессильно: за исключением пары голов, петух
оказался самым обыкновенным, и ни в печени его, ни в скудных мозгах и
прочих органах не обнаруживалось никаких божественных указаний. В конце
концов маг забрал уродливую тварь в город, рассчитывая ее заспиртовать и
пополнить сим экземпляром свою коллекцию забавных монстров.
Теперь оставались только две надежды, два дела, где он мог
рассчитывать на успех - погибшие пальмы Арима и необъяснимая слабость,
охватившая Тасанну при первой встрече с прекрасной вендийкой. Последняя
