- Да. Что тут удивительного? Каждый может говорить с богом, и не
только мне Митра шлет свои повеления. Одни выслушивают их у алтарей,
другие - во сне... а я - тут, рядом с дубом у своей пещеры или около
Небесных Стражей... Место не хуже прочих, а?
Конан покачал головой.
- Не думаю, что те, кто бездельничает в храмах и бьет поклоны у
алтарей, в самом деле удостаиваются милости Митры. Эти ублюдки наложили бы
в штаны от страха, заслышав голос Светозарного! Пожалуй, Учитель, ты -
единственный человек, с которым Митре есть о чем поговорить!
- Хмм... единственный... Это было бы печально, Секира! Тем более, что
вряд ли я принадлежу к человеческому роду. Слишком много прошло времени...
слишком много... и я наполовину уже там... - Старик поднял глаза к небу, и
на лицо его легла печать умиротворения и тихой грусти.
Покинув сад, они начали подниматься по лестнице, что вела к пещере и
на тренировочную площадку. Наставник больше не произнес ни слова; молчал и
Конан, размышляя над странной обмолвкой своего Учителя.
17. ПОСТИЖЕНИЕ
Тот день запомнился Конану надолго.
Утром он, как всегда, почистил овощи, уже без удивления отметив
гигантские размеры моркови и свеклы; что касается капустных кочанов, то
ими, пожалуй, можно было бы заряжать катапульты. Странно, но теперь, по
прошествии полной луны, ему совсем не хотелось ни мяса, ни вина; вкус
овощной похлебки и сладковатых лепешек из плодов хлебного дерева сделался
привычным и уже не пробуждал тоску по жаркому. Впрочем, Конану было
известно, что мясо, вино и прочие радости жизни не находились под запретом
для Учеников - они странствовали в миру и принимали все, чем мир мог
одарить их, от чаши хмельного до женских объятий. Членство в незримом
ордене слуг Митры не требовало аскезы или нарочитого отказа от плотских
удовольствий; во всяком случае, это каждый решал сам для себя - так, Рагар
предпочитал умеренность в еде, а Маленький Брат, веселый бритунец, любил
поесть и выпить. Ученики были разными людьми и, кроме тайн Великого
Искусства, их объединяли только две вещи: служение Митре и обет не
совершать напрасных убийств.
Итак, в то утро Конан набрал в котелок воды, бросил в него нарезанные
овощи и подвесил к треножнику над чистыми камнями очага. Выпрямившись, он
собирался уже отступить в сторону, освободив место для Учителя, который
вызывал огонь, но вдруг сильная сухая ладонь старца легла на его плечо. Он
снова присел перед котлом, вывернув шею и глядя на своего наставника снизу
вверх; тот имел вид торжественный и странный - пожалуй даже, праздничный.
Некоторое время они пристально смотрели друг на друга: взгляд
янтарно-золотистых зрачков все глубже проникал в синие глаза киммерийца,
пока тот не моргнул в недоумении.
- Готов? - спросил Учитель, и Конан снова моргнул, все еще не
понимая, чего хочет старец. Но тут рука наставника повелительно
протянулась к очагу, и он сообразил, что его ждет.
Этот молчаливый приказ не вызвал у Конана удивления, ибо в последние
дни чувство нерасторжимой связи с астральными потоками все усиливалось и
крепло. Теперь, во время долгих своих медитаций, он начал ощущать не
только нисходившие с небес волны тепла, но и невидимую энергию, источаемую
деревьями, травами, водой и камнями - верный признак того, что дар
великого Митры прорастает в плодородной почве. Иногда вибрации астрала
заставляли трепетать каждый его волосок, каждую мышцу; плоть изнемогала
под бременем сладкой тяжести, и Конану казалось, что еще немного, и что-то
мощное, стремительное, ослепляющее вырвется наружу, покинет его тело,
умчится в пространство...
Глубоко вздохнув, он повернулся к очагу, расставив руки привычным уже
движением: ладони словно бы превратились в две неглубокие чаши,
направленные друг к другу, пальцы плотно сжались, расслабленные мышцы
ловили первые признаки тепла.
Знакомое покалывание в висках, потом - жаркий вал, накативший с
затылка... Он успел мысленно оседлать это неистовое течение; теперь он как
бы мчался на гребне огромной волны, странным образом направляя ее своим
желанием - туда, к ладоням, к пальцам, к двум чашам из живой плоти! Он
чувствовал, как Сила струится вниз, раздваиваясь меж ключицами; он
проследил оба потока, что нисходили по предплечьям к локтям и, плавно
огибая их, устремлялись в кисти. Словно речные воды, мелькнуло в голове;
да, словно речные воды, заполняющие каналы, рвы и совсем мелкие канавки...
Он ощутил тепло в ладонях, в кончиках пальцев; спустя мгновение кожу
стало жечь, и это чувство было новым - раньше он не подходил к опасному
пределу, когда скопившуюся в теле эманацию требовалось непременно
извергнуть в пространство. Теперь дороги назад не было.
- Давай! - раздался резкий голос Учителя. - Давай, Секира!
"Рази!" - послышалось ему; и Конан с хриплым яростным стоном изверг
два огненных острия, два синеватых полупрозрачных лезвия, стремительных и
смертоносных, как стальные клинки. Они сшиблись друг с другом, оторвались
от его ладоней, закружились, слились, вспыхнули, источая пламенный жар...
Поспешно убрав руки, киммериец откинулся назад, расширенными глазами
уставившись в очаг - туда, где под днищем бронзового котелка повисла
сияющая сфера. Шарик этот казался крохотным солнцем, струившим потоки
света и тепла, и камни рядом с ним стали наливаться багровым.
- Ты не поскупился, - заметил наставник и прищелкнул пальцами -
сияние сразу сделалось слабее. - Да, ты не поскупился, Секира! Еще
немного, и камни расплавились бы вместе с котлом! - Он поглядел на Конана,
в изнеможении сидевшего на полу. - Но я доволен! Омм-аэль! Великий щедро
отпустил тебе свои дары, и ты отдаешь их с той же щедростью! Но не всегда
это полезно... ты можешь низвергнуть замок нечестивых, прибежище Зла, или
сварить похлебку... и каждое дело требует ровно столько Силы, сколько
нужно для его исполнения, не меньше, но и не больше. - Прикоснувшись к
плечу Конана, он поинтересовался: - Сумеешь встать? Ноги держат?
Киммериец поднялся. Ноги держали его, но плохо; несколько мгновений
он стоял, покачиваясь, борясь с подступившим головокружением.
- Много отдал, - заметил Учитель. - Но ты ведь знаешь, где взять? А,
парень?
Полузакрыв глаза, Конан сделал глубокий вдох, пытаясь вызвать
знакомое покалывание в висках. Оно пришло почти мгновенно; затем теплая
ласковая волна прокатилась по всему телу, смывая утомление и слабость.
Немигающие глаза под темными бровями, распластанными, словно крылья хищной
птицы, смотрели на него. Видно, наставник остался доволен; его маленький
крепкий кулак подтолкнул киммерийца к выходу.
- Пойдем! Пусть варево кипит в котле, мы же займемся кое-чем
полезным.
- Да, отец мой.
Они покинули пещеру, подошли к огромному дереву, что росло у
стрельчатой арки; старец, опустившись на скамью, велел Конану встать
поодаль.
- Не чувствуешь усталости или тревоги?
- Нет, Учитель.
- Смотри! А то можем прогуляться к яблоням.
- Кром! Со мной все в порядке!
Против обыкновения наставник не принялся выговаривать ему, словно не
услышал имени киммерийского бога. Чуть раздвинув ладони, он сотворил
голубоватую сферу, небольшой шарик размером с куриное яйцо; затем вытянул
руку к Конану, баюкая в ней крохотную искру Силы.
- Можешь повторить?
- Попробую, Учитель.
Между расставленными ладонями Конана тоже вспыхнул тусклый шар, почти
не источавший жара - только приятное тепло, словно нагретый на солнце
камешек. Старец кивнул.
- Хорошо. Я вижу, ты способен соразмерять усилие с желаемым
результатом... А теперь - гляди!
Внезапно шарик в ладони Учителя дрогнул и отправился в путь.
Маленькая голубоватая сфера прокатилась от ладони к плечу, потом - вокруг
шеи и к другой ладони; вернулась, угнездившись в ямке над левой ключицей,
поползла вниз по груди и животу к ноге, застыла на кончиках пальцев.
Старец соединил ступни, и шарик, перебравшись на правую ногу, двинулся
вверх, поднялся на плечо, переполз на предплечье и, словно прирученный
жук-светлячок, покорно возвратился на ладонь. Конан, чуть прищурив глаза,
следил за этим путешествием.
- Теперь ты, - велел наставник. - Прикоснись к нему мыслью и заставь
прогуляться.
Шарик в огромной руке киммерийца затрепетал, дернулся и медленно
пополз по смуглой коже, то взбираясь на горные хребты могучих мышц, то
спускаясь в долины и ущелья меж ними. Движения его, вначале неуверенные и
неровные, становились все более плавными, и Конан, даже закрыв глаза, мог
следить за странствиями маленькой сферы - кожу под ней слегка пощипывало и
опаляло теплом. Наконец он вернул свою искорку Силы в ладонь и
вопросительно посмотрел на Учителя.
- Преврати ее в стрелу, - сказал тот. - Сделай это одновременно со
мной.
Две руки вытянулись в сторону каменной скамьи, две крошечные молнии,
сверкнув синим, ударили в нее. Конан, шагнув к базальтовому блоку,
опустился на колени, напряг глаза, но на полированной темной поверхности
не было заметно ничего - ни щербинки, ни трещины. Камень без следов
отразил удар, ничтожный и слабый, как комариный укус.
Старик поднялся, потрепал Конана по плечу.
- Ничего, киммериец! Когда ты впервые взял в руки меч, то навряд ли
сумел расколоть толстое полено, а? - Он подтолкнул ученика ко входу в
пещеру. - Идем. Похлебка, должно быть, уже сварилась.
Они сидели на плоских каменных глыбах у ручья, струившего хрустальные
воды в маленький пруд. День угасал; на западе солнце неторопливо
опускалось к горизонту, окрасив небо темно-синим лазуритом - такого же
глубокого цвета, как зрачки Конана; на востоке негромко шумел ветвями сад,
уже темный и загадочный, как джунгли Кхитая. За ручьем, напротив Учителя и
ученика, тянулись вверх чудовищные живые колонны секвайн; казалось, Стражи
Неба застыли в нетерпеливом ожидании, мечтая поцеловать звезды тысячами
листьев-губ.
- Чувствуешь? - нарушив молчание, старец повернулся в сторону сада.
- Чувствую, - шепнул Конан.
От зеленого оазиса тянулись тонкие дрожащие нити, робко гладили кожу,
незримыми пальцами массировали плечи. Он умел уже различать ласковое
прикосновение яблонь, мощный ток Силы, что шел от буков и дубов, и
обратное течение, струившееся к соснам, кипарисам и елям;
сосредоточившись, можно было различить некую мелодию, в которой каждое
дерево и каждая травинка звучали в согласии друг с другом на фоне мерного
гула небес, похожего на океанский прибой.
- Все связано со всем, - Учитель плавно повел рукой, словно обнимая и
медленно тускневшее небо, и недвижные пески пустыни, и горы, чьи пики
возносились на севере, и свой сад, и весь мир, все Мироздание, покоившееся
на плечах гигантов. - Все связано со всем в круговращеньи времен, -
медленно повторил он. - Боги и люди, вода и твердь, деревья и травы, рыбы
и звери, огонь и лед, и даже камни...
- Камни? - переспросил Конан. - Такие, как этот? - Его ладонь
коснулась шероховатой поверхности базальтового валуна.
- Такие, как этот, и другие, Секира. Совершенные камни, являющие свою
красоту человеческим глазам. Омм-аэль! Каждый из них - талисман, хранящий
частицу света, коим Великий ежедневно благодетельствует землю.
- А! Ты говоришь о драгоценностях? Об огненных рубинах и сияющих
алмазах, о зеленых изумрудах и аметистах цвета морской волны, о сапфирах,
синих, как небо на закате, о золотых топазах и кроваво-красных гранатах? Я
