лязгая на каждом шагу. Я вспомнил:
- Камень Правосудия. Ты говоришь, он необходим для ремонта Лабиринта?
- Да. Его надо будет пронести через весь Лабиринт, вновь чертя перво-
начальный узор в местах, где он нарушен. Но сделать это может только тот,
кто настроен на Камень.
- Я настроен на Камень...
- Как? - остановился Дворкин.
Винсер позади нас издал кудахтающий звук и мы пошли дальше.
- Я следовал твоим письменным инструкциям и устным Эрика. Я взял его с
собой в центр Лабиринта и спроектировал себя через него.
- Понятно. Как ты получил его?
- У Эрика на смертном одре.
- Он сейчас у тебя?
- ЯЯ вынужден был спрятать его в Отражении.
- Его лучше держать поближе к центру событий.
- Это почему же?
- Он имеет тенденцию производить искажающий эффект на Отражениях, если
достаточно долго пролежит среди них.
- Искажений? В каком смысле?
- Нельзя сказать заранее. Это целиком зависит от места.
Мы завернули за угол и продолжали возвращаться сквозь мрак.
- Что это означает? - спросил я. - Когда носил Камень, все вокруг меня
начинало замедляться? Фиона предупреждала меня, что это опасно, но не зна-
ла почему.
- Это означает, что ты достиг пределов своего собственного существова-
ния, что твоя энергия скоро иссякнет и что ты умрешь, если быстро чего-ни-
будь не предпримешь.
- Что именно?
- Начнешь черпать энергию из самого Лабиринта, первичного Лабиринта
внутри Камня.
- Как этого достичь?
- Ты должен сдаться ему, освободить себя, зачеркнуть свою индивидуаль-
ность, стереть границы, отделяющие себя от всего остального.
- Это, кажется, легче сказать, чем сделать.
- Но это можно сделать, и это единственный способ продлить жизнь.
Я покачал головой. Мы двинулись дальше. Дойдя, наконец, до большой
двери, Дворкин погасил посох и прислонил его к стене.
Мы вошли и он запер дверь. Винсер расположился прямо перед ней.
- А теперь ты должен скрыться, - заявил Дворкин.
- Но я должен еще о многом расспросить тебя и хотел бы кое-что расска-
зать сам.
- Мои мысли становятся бессвязными, и твои слова пропадут впустую.
Завтра ночью или послезавтра, приходи. А сейчас торопись! Уходи!
- Зачем такая спешка?
- Я могу повредить тебе, когда со мной произойдет перемена. Я сейчас
даже едва сдерживаю себя лишь силой воли. Отправляйся!
- Я не знаю, как. Я знаю, как попасть сюда, но...
- В соседней комнате в столе есть всевозможные Карты. Бери свет, уходи
куда угодно! Вон отсюда!
Я хотел было возразить, что едва ли боюсь любого физического насилия,
какое он мог применить, когда черты его лица начали таять, словно расплав-
ленный воск, и он стал казаться каким-то намного более рослым и с куда
более длинными конечностями, чем был.
Схватив свет, я выбежал из комнаты, ощутив неожиданный холодок.
Скорее к столу! Я рывком открыл ящик и выхватил несколько лежавших там
вразброс Карт. Тут я услышал чьи-то шаги, чего-то, входившего в комнату за
мной, пришедшего из только что покинутого мною помещения.
Они не казались похожими на человеческие шаги. Я не оглянулся. Вместо
этого я поднял перд собой Карты и посмотрел на верхнюю. На ней была изоб-
ражена незнакомая сцена, но я немедленно открыл свой мозг и потянулся к
ней. Горная скала, за ней что-то неотчетливое, странно полосатое небо,
разбросанные звезды слева. Карта при моем прикосновении попеременно стано-
вилась то горячей, то холодной и, казалось, когда я смотрел на нее, через
нее задул сильный ветер, каким-то образом перекраивающий перспективу.
Тут справа от меня заговорил сильно изменившийся, но еще узнаваемый
голос Дворкина:
- Дурак! Ты сам выбрал землю своей гибели!
Огромная когтистая рука - черная, кожаная, искривленная - потянулась
через мое плечо, словно для того, чтобы выхватить Карту. Но видение каза-
лось уже готовым, и я рванулся к нему, отвернув от себя Карту, как только
понял, что я совершил свой побег. Затем я остановился и постоял, не двига-
ясь, чтобы дать своим чувствам приспособиться к новому месту.
И я знал. Из обрывков легенды, кусочков семейных сплетен и общего
чувства, охватившего меня, я знал место, куда я прибыл.
С полной уверенностью в его тождестве, я поднял глаза посмотреть на
Двор Хаоса...
Г Л А В А 6.
Мои чувства были напряжены более, чем до предела. Скала, на которой я
стоял...
Если я пытался лстановить свой взгляд на ней, она принимала вид мосто-
вой в жаркий полдень. Она, казалось, смещалась и колебалась, хотя мое под-
ножье оставалось неподвижным. Она пребывала в нерешительности, какую часть
спектра назвать своей.
Она пульсировала и переливалась, как шкура игуаны. Глядя вверх, я со-
зерцал такое небо, какого никогда прежде не видывал. В данный момент оно
было расколото посередине. Половина его была по-ночному черна, и на ней
плясали звезды. Когда я говорю "плясали", я не имею в виду мерцали, они
скакали, меняли величину, носились, кружились, вспыхивали до яркости
сверхновой, а затем меркли до ничего.
Страшновато было созерцать это зрелище, и мой желудок сжался, когда я
испытал глубокую акрофобию - страх высоты. И все же перемещение взгляда
мало улучшало ситуацию: другая половина неба была подобно постоянно встря-
хиваемой бутылке с разноцветным песком.
Поворачивались и извивались пояса оранжевого, желтого, красного, сине-
го, коричневого и пурпурного цветов, появлялись и исчезали клочья зелено-
го, лилового, серого и мертвенно-белого цвета, превращавшиеся иногда в
ничто и превращающиеся в пояса, заменяя или присоединяясь к другим извива-
ющимся формам. А эти тоже мерцали и колебались, создавая невозможные ощу-
щения дальности и близости.
Временами, некоторые или все казались буквально в небесной вышине, а
затем они снова появлялись, наполняя воздух передо мной, газовые прозрач-
ные дымки тумана, полупрозрачные полосы или твердые цветные щупальца. Лишь
позже я понял, что линия, отделявшая черное от цветного, медленно наступа-
ла справа от меня, отступая в то же время слева. Все выглядело так, словно
вся небесная мандала вращалась вокруг точки приямо над моей головой.
Что же касается источника света более яркой половины, то его просто
нельзя было определить. Стоя там, я посмотрел вниз, на то, что сперва по-
казалось долиной, запомненной бесчетными взрывами цвета. Но когда насту-
павшая тень, соперничая с этим зрелищем, звезды плясали и горели в ее глу-
бине так же, как сверху, производя тогда впечатление бездонной пропасти.
Вид был такой, словно наступил конец света, конец Вселенной, конец
всего. Но далеко-далеко, оттуда где я стоял, что-то парило на горе сверх-
черного цвета - сама чернота, но обрамляемая и смягчаемая едва воспринима-
емая вспышками света. Я не мог угадать его размеров, потому что расстоя-
ние, глубина и перспектива тут отсутствовали.
Единственное здание? Группа? Город или просто место? Контуры
варьировались каждый раз, когда попадали на мою сетчатку. Теперь между на-
ми плыли тонкие и туманные занавеси, извивающиеся, словно длинные пряди
газа, поддерживаемые нагретым воздухом. Мандала прекратила свое вращение,
когда она полностью завершила поворот вокруг оси. Цвета теперь находились
позади меня и не воспринимались, если я не поворачивал голову - действие,
совершать которое я не имел ни малейшего желания.
Было приятно стоять там, глядя на бесформенность, из которой, в конеч-
ном счете, появилось все.
Это было даже до Лабиринта. Я ощущал это смутно, но наверняка, в самом
центре моего сознания.
Я знал это, потому что был уверен, что находился здесь раньше. Кажет-
ся, меня привели сюда в какой-то давний день либо отец, либо Дворкин,
вспомнить я не мог, и поставили или держали на руках в этом месте или
очень близко к нему, и я смотрел на эту же сцену - как я был уверен - с
таким же отсутствием понимания и схожим чувством опасения. Удовольствие
мое было окрашено нервным возбуждением, чувством запретного, ощущением
мнительного предвкушения. Характерно, что именно в этот миг во мне появи-
лась тоска по Камню, который мне пришлось бросить в куче навоза на Отраже-
нии Земля, по предмету, из которого Дворкин столь многое сделал. Не могло
ли быть так, что какая-то часть меня искала защиты или, по крайней мере,
символа сопротивления против чего бы тут ни было?
Вероятно...
Когда я продолжал завороженно глядеть через пропасть, впечатление было
такое, словно глаза мои привыкли или перспектива незаметно сместилась, по-
тому что теперь я различал двигавшиеся там крошечные прозрачные силуэты,
словно медленно движущиеся метеоры по газовым прядям.
Я ждал, внимательно разглядывая их, стремясь обрести некоторое неболь-
шое понимание предпринимаемых ими действий.
Наконец, одна из прядей подплыла очень близко. Вскоре после этого я
получил свой ответ.
Возникло движение. Один из мчавшихся силуэтов стал больше, и я понял,
что он следовал по тянувшейся ко мне извивающейся дороге. Всего лишь через
несколько минут он приобрел пропорции всадника. Подъезжая ближе, он приоб-
рел подобие материальности, не теряя того призрачного качества, которое,
казалось, прилипло ко всему, лежавшему передо мной. Миг спустя я созерцал
обнажженного всадника на безволосом коне, мчавшегося в моем направлении.
Оба были мертвенно-бледными. Всадник размахивал белым, как кость, клинком.
Его глаза и глаза коня сверкали красным. Я по-настоящему не знал, видел ли
он меня, существовали ли мы на одной плоскости реальности, настолько неес-
тественным было выражение его лица.
Я все же вынул из ножен Грейсвандир и сделал шаг назад, когда он приб-
лизился.
Его длинные белые волосы усыпали крошечные искривившиеся соринки и,
когда он повернул голову, я понял, что он скакал ко мне, потому что я по-
чувствовал его взгляд, словно холодное давление ко всему обращенному к не-
му телу.
Я повернулся боком и поднял меч в оборонительной позиции.
Он продолжал скакать, и я сообразил, что и он, и конь были крупными,
даже крупнее, чем я думал. Они приближались.
Когда они достигли ближайщей ко мне точки метрах в десяти, конь встал
на дыбы - всадник остановил его, натянув поводья. Затем они принялись
рассматривать меня, вздымаясь и покачиваясь, словно на плоту в тихо волну-
ющемся море.
- Твое имя! - потребовал всадник. - Назови мне свое имя, явившийся в
место сил?
Голос его произвел в моих ушах ощущение треска. Он был весь на одном
диком звуковом уровне, громкий и без модуляций.
Я покачал головой.
- Я называю свое имя, когда хочу, а не когда мне приказывают, - бросил
я. - Кто ты?
Он издал три кратких лающих звука, которые я принял за смех.
- Я уволоку тебя в нижние пределы, где ты будешь вечно выкрикивать его.
Я нацелил Грейсвандир ему в глаза.
- Слова дешевы, - заметил я, - а виски стоит денег.
Тут я испытал ощущение прохлады, словно кто-то играл с моей Картой,
думая обо мне.
Но это было смутное, слабое ощущение, и я не мог уделить ему внимания,
потому что всадник передал какой-то сигнал своему коню, и тот встал на ды-
бы.
Я решил, что расстояние слишком велико. Но этой мысли было место в
другом Отражении. Конь нырнул вперед ко мне, покинув тонкую разряженную
дорогу, по которой пролегал его путь.
Его прыжок пронес его далековато от моей позиции, но он не упал оттуда
и не исчез, как я надеялся. Он возобновил галопирующие движения, и хотя
его движение вперед было не вполне соразмерно действиям, он продолжал
приближаться через бездну, примерно в половину прежней скорости.
Пока это происходило, я увидел, что на том же расстоянии, откуда он
прибыл, появилась еще одна ффигура и направилась в мою сторону. Делать бы-
