рался на свою полку, он еще долго болтал с девушкой, лежавшей на средней
полке. Могу вас заверить, что это был молодой человек, совсем молодой,
почти мальчик. Не знаю, как вам это объяснить, но я точно знаю...
Инспектор, которого звали Грацциано, поднялся, закрыл свой блокнот на
железной спиральке, заложив карандаш между страницами. Зачем ему этот
блокнот? Он почти ничего не записал. Теперь, стоя перед ней, он казался
еще выше, еще костлявей: огромный скелет в пальто с потертыми рукавами,
с бледным измученным лицом Пьеро.
- Другой свидетель, как раз Кабур, тоже слышал, как эта молодая жен-
щина разговаривала с девушкой со средней полки. Вы могли ошибиться.
Он говорил усталым монотонным голосом, не столько чтобы убедить ее,
сколько чтобы покончить с этим вопросом и перейти к другому.
- Во всяком случае, мы ее нашли.
Она снова отрицательно покачала головой, глядя на молодого блондина,
который не смотрел на нее, и сказала:
- Возможно, не знаю, однако мне так показалось.
И в то же время думала: "Я не могла ошибиться, женщина не чертыхнет-
ся, свалившись на вас и разбудив вас, мне бы следовало им это объяс-
нить".
Слишком много ей следовало бы им объяснить, а потому она просто про-
должала упрямо качать головой, подняв глаза на худого инспектора с выс-
тупающими скулами. Она снова представила себе коридор, где было пол-
ным-полно пассажиров перед отходом поезда, и паренька лет пятнадцати,
печального и светловолосого, стоявшего возле их двери и посторонившего-
ся, чтобы пропустить ее в купе. Вряд ли это был именно он, но этот паре-
нек со светлыми волосами и очень черными глазами в сером твидовом костю-
ме из магазина готового платья связывался в ее сознании с ночным проис-
шествием, с голосом, шептавшим с верхней полки что-то такое, отчего де-
вушка из Авиньона смеялась тихим, приглушенным смехом, раздражавшим ее
так же, как головоломка молодого инспектора в коротком пальто.
- Когда вы проснулись утром, женщины с верхней полки уже не было в
купе?
Она ответила "нет", продолжая отрицательно качать головой, как бы го-
воря: нет, я не ошиблась, просто не понимаю, я могла бы вам объяснить,
но для этого мне пришлось бы рассказать вам о юноше, который коснулся
указательным пальцем моего колена, когда я возвращалась от парикмахера,
и поцеловал меня во время первой же встречи в кафе напротив кинотеатра
"Дантон", рассказать о вещах, которые причинили мне немало страданий и
которые покажутся вам отвратительными, - нет, этого я не могу.
- Я не видела ее. Я пошла переодеться в туалет около шести или семи
часов, не помню точно. Во всяком случае, когда я вернулась, в купе ее
уже не было. А женщина, которую потом задушили, еще лежала на своей пол-
ке, она улыбнулась мне, когда я наклонилась, чтобы убрать пижаму в чемо-
дан. Девушка из Авиньона натягивала на себя платье, которое, видимо,
сняла в темноте. Я это хорошо помню, потому что мы еще пошутили. Ей было
трудно надеть платье, лежа на спине под одеялом. В конце концов она при-
поднялась, сказав: "Ну и пусть, да к тому же мужчины еще спят".
Мужчина в кожаном пиджаке еще храпел, и даже очень громко, лицо у не-
го было скорбное и бесконечно усталое. Глядя на его руки, она решила,
что он докер или механик, что-нибудь в этом роде. Его фибровый облезлый
чемодан синего цвета с потертыми уголками стоял у него на полке в ногах.
Кабур лежал неподвижно, и она подумала: он, вероятно, смотрит, как оде-
вается эта девушка с голыми плечами, а она, бесстыдница, возможно, об
этом догадывается. Все это было отвратительно и фальшиво, как все, что
отвратительно. Бедный малый, он, возможно, думал совсем о другом, она
поняла это, когда он спустился вниз: бледный, осунувшийся, с выражением
омерзительной покорности в глазах.
- Вас кто-нибудь встречал на вокзале?
- Нет. Почему вы об этом спрашиваете?
- Так, просто.
Он казался таким огромным. Он спрятал в карман пальто свой красный
блокнот. Она глупо добавила, все еще глядя на него:
- Если вы мне позволите высказать свое мнение, никто из тех, кого я
видела в купе, не мог совершить это ужасное преступление, это я интуи-
тивно чувствую.
Высокий инспектор покачал головой, вероятно, ему стало неловко, ска-
зал "спасибо" и взглянул на молодого блондина, который тоже поднялся,
думая о чем-то своем, и, глядя куда-то вдаль, заправил свое клетчатое
кашне в пальто.
Она проводила их в переднюю.
- Не могли бы вы зайти к нам завтра на набережную Орфевр? - спросил
тот, чья фамилия кончалась на "о", она бы снова наверняка ее исковерка-
ла, если бы попыталась произнести.
Он сказал, что будет ждать ее в десять часов на четвертом этаже в
комнате 303. И добавил, что, может быть, за это время она вспомнит еще
какие-нибудь подробности, а сам он обдумает все, что она им рассказала,
ей надо будет дать им свидетельские показания, вот и все, она закрыла
дверь, прислонилась к ней спиной, измученная, недовольная собой, а они
уже ушли.
Три минуты спустя в дверь опять позвонили. За это время она успела
вернуться в гостиную, но у нее не хватило мужества опуститься в то же
самое кресло, потому что она боялась еще острее почувствовать разочаро-
вание, и она прилегла на диван, прикрыв рукой глаза. Она поднялась, до-
гадавшись, что звонит молодой инспектор, она не знала, почему он вернул-
ся, но поняла это сразу, когда рука ее вдруг нащупала на диване забытую
им головоломку.
Плоская металлическая коробочка, три десятка фишек с цифрами, черными
цифрами на красном фоне, маленькие квадратики, которые, передвигая, сле-
дует выстроить по порядку, обычная игрушка.
В передней она снова чуть не потеряла туфлю без задника и, прежде чем
открыть, взглянула на себя в "ведьмочку - зеркальце с выпуклым стеклом,
висевшее у двери. Совсем близко в этом выпуклом зеркале она увидела свое
лицо, похожее на лицо надзирательницы, которая была у них в пансионе лет
двадцать пять назад, смешное лицо с огромными черными глазами, высоким
открытым лбом и длиннющим носом. "Чем-то я напоминаю Кабура", - подумала
она.
Белокурый инспектор в коротком пальто и клетчатом кашне улыбался сво-
ей великолепной дерзкой улыбкой, она у них всегда на губах, когда вы им
нужны. Он сказал, что кое-что у нее позабыл, и уверенно вошел в кварти-
ру.
Она закрыла дверь и последовала за ним в гостиную. Он направился пря-
мо к дивану и, наклонившись, принялся искать головоломку.
- Она у меня.
И она показала металлическую коробочку, не раскрывая ладони.
Он подошел к ней и, поскольку она не отдавала головоломку, прижимая
руку к груди, спокойно посмотрел на нее с той притворно невинной улыб-
кой, которая присуща им всем, и сказал:
- Извините, я забыл ее у вас.
И он протянул руку, она же подумала: ты должна отдать ему головолом-
ку, он же полицейский инспектор, ты с ума сошла. Она отвела руку с глу-
пой улыбкой, зная, что улыбка глупая, и вдруг сразу вернула ему игрушку.
Она почувствовала прикосновение его горячей ладони, а он продолжал смот-
реть на нее все тем же безразличным взглядом, не улыбаясь.
- К тому же мы забыли задать вам еще один вопрос.
Ей пришлось отступить на шаг, так как он, пряча в карман головоломку,
подошел к ней почти вплотную: оказалось, что они с ним почти одного рос-
та.
- Когда вы выходили из купе, жертва, вероятно, тоже собиралась поки-
нуть поезд?
- Не знаю. Думаю, что да. Я попрощалась с ней и с девушкой из
Авиньона. Полагаю, они обе готовились выйти из вагона.
У него был резкий голос, менее приятный, чем у другого инспектора,
вероятно, ждавшего его внизу в машине.
- Да, довольно много. Но я не стремилась выйти одной из первых, я
терпеть не могу толчею.
- При выходе вы не заметили ничего такого, что могло бы быть связано
с убийством?
Она ответила, что подумает, что была не очень внимательна. Она, ко-
нечно, никак не могла предположить, что в купе, которое она покинула,
задушат женщину и молодой полицейский инспектор станет требовать у нее
отчета.
Он улыбнулся, сказал: разумеется, и направился мимо нее в прихожую.
Перед "ведьмочкой", висевшей на стене у самой двери, он задержался,
взглянул на себя в кривое зеркальце и заметил:
- Забавная штуковина, ну и видик же у тебя в ней.
Он похлопал рукой по карману, в котором лежала его головоломка. Приз-
нался, что повсюду всегда все забывает. Спросил, не бывает ли и с ней
такое.
- Нет, не думаю.
Он покачал головой, сказал: может, они еще встретятся завтра, "если я
буду там, когда вы придете".
- Мне кажется, я была вам не слишком полезной.
Он возразил, нет, почему же. И сам отворил дверь.
- В этой истории с Кабуром все-таки есть что-то новенькое. Мы сейчас
едем к нему. Посмотрим, попытается ли он скрыть что-либо от нас.
- Вы подозреваете его?
- Кто? - спросил он. - Я? Я никого не подозреваю. Если уж сказать вам
правду, я очень плохой полицейский, терпеть не могу подозревать людей.
Предпочитаю осуждать всех разом. Нет на свете невиновных. А вы верите в
невиновность?
Она засмеялась как дурочка, прекрасно зная, что ведет себя как дуроч-
ка с этим молодым человеком, который несет всякую чушь, нисколько не по-
хож на полицейского и явно смеется над ней.
- А вы считаете, это невинный поступок, - спросил он, - помочь даме
спустить чемодан, если собираешься затем прижать ее в коридоре?
При этом он покачал головой с тем недовольным выражением, которое ей
уже было знакомо, и поинтересовался, зачем, в сущности, ей понадобилось
спустить вниз чемодан?
- Что она хотела оттуда достать? Она попыталась вспомнить, ясно
представила себе молодую черноволосую женщину, юбку, которая слегка зад-
ралась, когда она поставила ногу на полку, и взгляд этого Кабура.
- Аспирин, кажется, или еще какие-то таблетки, которые обычно прини-
мают в поезде. Думаю, что аспирин.
Он сказал: хорошо, хотя вообще-то не имеет значения, но как бы то ни
было, невиновных на свете нет. Может, только уж совсем молодые, а потом
сплошная дрянь.
Она стояла в проеме двери, опустив руки, как дура. Он на мгновение
чуть приподнял руку, прощаясь, и вышел, а она продолжала стоять и, лишь
когда он вышел на улицу, решилась вернуться и закрыть дверь. Она смотре-
ла, как он спускается по лестнице, словно служанка, которую подцепили на
танцульке и тут же бросили, идиотка.
Вечером она поужинала на кухне, глядя в раскрытую книгу, которую
прислонила к бутылке минеральной воды, придерживая ее рукой. Она в деся-
тый раз перечитывала одну и ту же страницу, но прочитанное не могло вы-
теснить из ее памяти образ женщины, задушенной в поезде.
Черные как смоль волосы, большие синие глаза, стройная и высокая жен-
щина в хорошо сшитом костюме. И то, как она неожиданно улыбалась вам: ее
улыбка заставала вас врасплох, внимательная, неотступная. Жоржетта Тома
улыбалась часто, она очень много улыбалась за время пути. Она вошла с
чемоданом в руках и улыбнулась: прошу извинить меня. Отказалась от пред-
ложенной ей карамельки и сразу же улыбнулась: вы очень милы. Сама пред-
ложила сигарету этому Кабуру и улыбнулась: прошу вас. И утром сорокасе-
милетняя женщина, которая плохо спала той ночью, замерзла и страдала при
мысли, что ей снова придется есть на кухне одной перед открытой книгой,
которую она прислонит к бутылке минеральной воды и будет придерживать
рукой, наклонившись над своей полкой, эта женщина снова увидела обращен-
ную к ней неожиданную улыбку, как бы говорившую: доброе утро, наше путе-
шествие всетаки подходит к концу.
Бедняжка не знала, что скоро умрет, мысль о том, что ее жизненный
путь близится к концу, ей даже в голову не приходила. Мне бы следовало
сказать об этом инспекторам.
В газете, которую все читали накануне, было написано, что тут не мо-
