своим зеркалом. Его бритва со скрипом оставила чистую полоску на лице.
У нее тоже лежит бритва в аптечке, но это ни о чем не говорит. У всех
женщин есть бритва.
В квартире найдены письма, по большей части от торговца автомобилями,
фотографии мужчин, которые она хранила вперемешку с семейными фотографи-
ями и своими собственными в старой коробке из-под печенья.
Однако дело не в этом. В квартире было еще что-то, он сам не знал что
именно, что производило странное впечатление и позволило Габеру сказать:
"Уж она-то наверняка не скучала". Маленькая спальня с подчеркнуто женс-
кой слащавой обстановкой. Или же роскошная ванная комната. Или маленькая
несуразная красная буковка, которой обычно метят белье воспитанниц пан-
сионов и которой помечено все ее белье.
- Скажи-ка мне...
Его жена вошла в ванную и взяла висевший за дверью халат. Грацци пос-
мотрел на нее в зеркало, держа бритву у щеки.
- Чего ради станет женщина помечать буквой свое белье?
- Может быть, она отдавала его в стирку?
- Это начальная буква ее имени. А потом, разве женское белье отдают в
стирку? Как ты считаешь?
Сесиль считала, что не отдают. Она подошла к зеркалу, мельком взгля-
нула на себя, поправила волосы.
- Не знаю. Есть женщины, которые украшают вышивкой все свое белье.
Бывают такие.
Он объяснил, что это не вышивка, а лишь маленький квадратик материи,
пришитый с изнанки. Когда он жил в интернате в Ле-Мане, мать пометила
так его пижамы, полотенца, все его носильные вещи. Но у него была цифра.
Он и сейчас еще помнит ее: 18.
Сесиль не знала. Сказала лишь, что на то должна была быть своя причи-
на. А может, у нее просто такая мания... Как бы то ни было, малыш скоро
проснется. Он плохо ест последнее время. Нехорошо, если трехлетний ребе-
нок никогда не видит отца за столом. Будет ли Грацци обедать сегодня до-
ма?
Он пообещал вернуться к обеду, он думал сразу и о малыше, который
стал плохо есть, и о Жоржетте Тома, которая по вечерам при свете нас-
тольной лампы пришивала эти маленькие буковки к отделанному кружевами
белью.
Он сел в автобус, приходивший обычно пустым из Аи-ле-Роз, но не вошел
в салон, а остался стоять на площадке, чтобы выкурить свою первую сига-
рету. У Орлеанских ворот в девять часов утра жизнь текла как бы замед-
ленным темпом, но небо уже прояснилось и улицы казались куда более на-
рядными, чем в Банье.
В 38-м автобусе он уже предпочел сидеть. На остановке "Площадь Але-
зии" витрина фирмы "Прожин" напомнила ему, что утром он должен встре-
титься с человеком, позвонившим ему накануне. Как его зовут? Кабур. Быть
может, Габер уже отыскал остальных. Актрису Даррес. И Риволани. В спра-
вочнике Боттена оказалось всего лишь два Риволани.
Грацци представил себе, как до самой полуночи Габер звонит по всем
телефонам, просит извинить его, пускается в объяснения, попадает в не-
ловкое положение, и все лишь для того, чтобы сказать, когда Грацци при-
дет:
- Ничего нового, патрон. Семьдесят три телефонных звонка, двенадцать
раз меня посылали ко всем чертям, два раза напоролся на сумасшедших,
один раз меня здорово обругал бакалейщик, который начинает работать на
Центральном рынке в четыре часа утра, так что ты представляешь, для него
разговор с полицейским в одиннадцать вечера...
- Я отыскал троих, патрон, - сказал Габер.
И часа не прошло, как он проснулся, а уже сидел свежевыбритый, раск-
расневшийся от холода на краешке стола, но не своего, а Парди, молчали-
вого корсиканца, работавшего всегда без помощников, только накануне за-
кончившего дело об аборте.
Войдя в помещение, Грацци снял пальто, помахал рукой двум дежурным
инспекторам, которые курили у окна, обсуждая последние футбольные новос-
ти. У одной из дверей, устремив перед собой застывший взгляд, в куртке,
без галстука, держась очень прямо, сидел мужчина в наручниках.
Не отрывая глаз от своей излюбленной головоломки (плоской металличес-
кой коробочки, по которой он указательным пальцем передвигал фишки с
цифрами, отчего начинала кружиться голова), Габер сообщил, что спать он
лег после полуночи, что государство потеряло еще несколько тысяч фран-
ков, которые пришлось потратить на телефонные разговоры, и что челове-
ческая глупость не имеет границ.
- Кого тебе удалось найти?
- Сперва нашел актрису. Телефон не отвечал. Пришлось обзвонить около
тридцати ресторанов, чтобы отыскать ее. Нашел ее "У Андре". Ты не предс-
тавляешь, как разыгрывается аппетит, когда звонишь по телефону в ресто-
ран. Слышен стук ножей, звон бокалов. С ума сойти.
- А еще кого?
- Риволани. Он шофер грузовика. Я разговаривал с женой. Он ездил в
Марсель, у него случилась поломка, когда оставалось всего километров
двадцать до города. Он оставил грузовик в гараже в Берре, а сам вернулся
домой на поезде. У жены премиленький голосок.
- А кто третий?
- Третья-женщина, полка действительно была занята.
- Гароди? Габер, завершив наконец свою головоломку, смешал все фишки
и тут же снова принялся за нее. Его светлые, аккуратно причесанные вол-
нистые волосы, как у актера-первого любовника во времена оккупации, еще
были влажными на висках. Он сидел в своем коротком бежевом пальто с ка-
пюшоном, "дафлкоте", как он говорил на английский манер, в кашне из шот-
ландки, "которое действительно из Шотландии". Остальные инспекторы без
конца подсмеивались над его светлыми волосами, необычным для их конторы
пальто, над его манерами богатого сынка, но он не обращал на них никако-
го внимания. Он был худощав, небольшого роста, на губах его играла улыб-
ка человека, который ничего не принимает всерьез, и в первую очередь
свою работу... Он не любил свою работу, но не испытывал к ней отвраще-
ния. Просто это его не трогало. Так захотел его отец.
- Мадам Гароди, да. Одна из них. Поскольку в этом семействе их нес-
колько. Наша - жена сына, инженера, которого перевели в Марсель полгода
назад. Двадцать шесть лет, ас в электронике. Занятная штуковина, эта
электроника. У меня приятель ею занимается. В ней вся греческая мифоло-
гия отразилась, такая у него теория.
Грацци, сев за стол, достал свой маленький красный блокнот и нетерпе-
ливо поскреб затылок.
- Ну и что?
- А то, что женаты они уже год. Целая история о том, какого труда
стоило свекрови прилично устроить их в Марселе.
- Давай дальше.
- Это очень важно для того, что произошло потом. Они оставили массу
вещей в Париже. А поскольку муж, молодой Гароди, работает как одержимый,
- это его призвание, он по три дня не возвращается домой, спит со своей
электроникой, тебе ясно: - то мадам Гароди, та, которая тебя интересует,
приехала одна в Париж, чтобы заняться перевозкой кухонной утвари и поце-
ловать свекровь.
- Ну и что?
- Патрон, ты человек неблагодарный. Да, да. Я не шучу. Я потратил два
часа, чтобы разузнать все это. В конце концов мне удалось поговорить с
невесткой. Она ужинала в Нейи у других Гароди. Голос у нее задрожал,
когда я ввел ее в курс дела. Эту историю можно рассказывать приятельни-
цам. "Конечно, задушили не меня, но почти..." Ты понимаешь? Ее зовут
Эвелина. У нее тоже приятный голос. Я попросил ее, чтобы она мне себя
описала, просто так, захотел немного развлечься. Она, наверное, прехоро-
шенькая. Она приехала на несколько дней, пробудет, скорее всего, до чет-
верга. Я сказал, что об отъезде не может быть и речи, что она должна ос-
таваться в распоряжении правосудия.
Габер рассмеялся, не поднимая глаз, не переставая передвигать фишки
указательным пальцем, за которым невозможно было уследить.
- Она поклялась мне, что она тут не при чем, она никого не душила. Я
сказал, что там видно будет. Если патрон согласен, я встречусь с ней в
одиннадцать часов, улица Лафонтена, дом 130, спросить Лину. Согласен?
Грацци сказал, что это лучше, чем возиться с ней здесь все утро. Но
машину пусть не берет. Она понадобится ему самому, он должен вернуться
домой к обеду.
В десять часов Кабур так и не появился, и Грацци решил, что может
воспользоваться его опозданием и выпить чашку кофе у моста Сен-Мишель.
Но когда он, перекинув через руку пальто, выходил из комнаты вместе с
Габером, к нему подошел дежурный и сообщил, что его хотят видеть мужчина
и женщина. Зять и сестра погибшей, супруги Конт. Они только что из Инс-
титута судебно-медицинской экспертизы.
Супруги Конт опустились на стулья, напротив Грацци, они ежеминутно
переглядывались, спрашивая друг у друга совета. Они впервые попали на
набережную Орфевр, и по их лицам нетрудно было догадаться, что они все
представляли себе иначе. У женщины, такой же высокой и черноволосой, как
и ее сестра, - этим все сходство и ограничивалось, - глаза покраснели от
слез. Мужчина был похож на банковского служащего, у которого от постоян-
ной работы с цифрами развилась близорукость. Своими наивно-голубыми гла-
зами в очках с толстыми стеклами он робко, как-то боязливо пытался пе-
рехватить взгляд Грацци, смотрел на него так, словно находился рядом с
каким-то омерзительным животным, которое ему следовало приручить.
Он не был банковским служащим, а работал бухгалтером в одном из фили-
алов фирмы "Рено". Говорила жена, а он лишь время от времени в подтверж-
дение кивал головой, бросая при этом взгляд на Грацци, как бы желая ска-
зать: да, все это верно, абсолютно верно.
Они уже опознали Жоржетту Тома. И надеялись, что им выдадут ее тело
вечером, они все уже приготовили для похорон. У Жоржетты нет других
родственников в Париже. Родители обеих сестер по-прежнему живут во Фле-
раке, в департаменте Дордонь, там у них ферма и небольшой ресторанчик у
самой дороги на Периге.
Жоржетта, как бы это сказать, была в некотором роде "блудным ребен-
ком" в семье. В восемнадцать лет она перебралась в Париж. В Периге, где
она кончала школу, у нее после Освобождения голова пошла кругом от всех
этих народных гуляний, всеобщего оживления, вызванного присутствием в
городе солдат. Она стала учиться машинописи, но вскоре родители ее узна-
ли, что она куда усерднее посещает кафе и пивные бары в центре города,
чем занятия на курсах. Дома разыгрался настоящий скандал. Она проплакала
несколько дней, хотела уехать в Париж. И в конечном счете уехала.
Ее сестра Жанна, бывшая на два года моложе нее и смотревшая сейчас на
Грацци со страдальческим выражением на мертвеннобледном лице, проводила
ее на вокзал, усадила в поезд, думая, что они больше никогда не увидят-
ся.
- И когда же вы снова увиделись?
- Спустя несколько месяцев, когда я вышла замуж. Я познакомилась с
мужем за год до этого, он проводил отпуск во Флераке.
Он подтвердил ее слова кивком головы. Да, все это верно, абсолютно
верно.
- И с тех пор вы живете в Париже?
- Да, неподалеку от нее, рядом с площадью Клиши. Но виделись мы не
очень часто.
- Почему?
- Не знаю. У нас совсем другая жизнь. Она вышла замуж через год после
меня. Она демонстрировала товары парфюмерной фабрики Жерли. И вышла за-
муж за начальника отдела сбыта, Жака, очень славного человека. В то вре-
мя она часто бывала у нас, по воскресеньям они приходили к нам обедать,
иногда на неделе мы вместе ходили в кино. А потом они разошлись. У нас
тогда уже появились дети. Двое, мальчик и девочка. Она стала реже бывать
у нас. Может быть, думала, что мы недовольны тем, что она так поступила,
что сошлась с этим человеком, не знаю. Может, еще из-за чего-то. Она
стала реже бывать у нас.
- Когда вы виделись в последний раз?
- Приблизительно месяц назад. Она пригласила нас к себе на чашку ко-
фе. Мы провели у нее час или два в воскресенье после обеда, но у нее бы-
ла назначена встреча. Как бы то ни было, она нам ни о чем больше не
рассказывала.
Габер, сидевший на краешке соседнего стола, не отрывал глаз от своей
головоломки. Делая по три хода в секунду, он передвигал металлические
